– Зачем? – Леонид никак не мог понять, что от него хотят. – Ты что, гнида, издеваешься над нами? – хриплый голос с силой выталкивал из глотки слова. – Тебе мало того, рожа упитанная, что на нашем горе народном наживался, так еще и зубы скалишь? Пальцы уголовника вновь коснулись голенища. Олег Владимирович вмиг оценил обстановку. Ясно, как день: мальчишку хотят убить. И сделать это должен «сатиновый». Интересно, за что? Впрочем, ответ на данный вопрос можно получить позже. Если получится. Справиться с двумя откормленными «быками» будет непросто. Единственное преимущество – узкое пространство. Как ни крути, второй в драку ввязаться не сможет: слишком мало места, «сатиновый» станет ему помехой. И еще: а что делать потом? Предположим, сейчас он отведет опасность от студента, возьмет на себя. А дальше? Два против одного (мальчишка не в счет). Плохой расклад. Скрутят вмиг. Да и не скрутят, просто прирежут. Обоих. Выход один: «сатинового» придется убить. А вот со вторым разделаться можно будет и более цивилизованным путем. – Соха, да что ты с ним цацкаешься? – проверещал писклявый. – Тащи в дырку! Пусть дерьма народного глотнет! – И то верно, – прохрипел «сатиновый», хватая левой рукой студента за ногу. – А ну, ползи ко мне! Леонид в ужасе вжался в стену. Ладыжка, схваченная уголовником, так заныла от боли, что мальчишка не сдержался, вскрикнул и с силой ударил другой ногой по руке молодчика. «Сатиновый» матюкнулся, перехватил ногу Канегиссера в левую руку, а правую быстро сунул за голенище. Через секунду в тусклом свете матово сверкнуло лезвие финки. «Все, – пронеслось в мозгу Олега Владимировича, – пора!» Он резво вскочил с топчана, не сильно подтолкнув «сатинового» под локоть. – Простите, – это было произнесено специально для писклявого, который из-за тела своего дружка не видел, что происходит. «Сатиновый», потеряв равновесие, невольно слабо махнул рукой с финкой, пытаясь удержать равновесие, чего и добивался Белый. Он уже стоял сбоку противника. Главной ошибкой «сатинового» стала его самоуверенность. Он решил, что старик споткнулся случайно, а потому не отпустил ногу студента. Стоя в неудобной позе, уголовник только и успел с недоумением приподнять голову и посмотреть на нерасторопного дедулю: мол, кто это тут посмел мне мешать? С этим недоумением в зрачках и скончался. Олег Владимирович быстрым, резким движением обеих рук перехватил кисть «сатинового», которая сжимала оружие, развернул лезвие в сторону груди Сохи и вогнал тонкое жало ножа в тело бандита чуть ли не по рукоять. После чего Белый, не ожидая падения безжизненного тела, с силой толкнул Соху на писклявого. И тут сыграла свою решающую роль узость пространства. Владелец клетчатого пиджака с удивлением подхватил неожиданно упавшее на него тело дружка, еще не сообразив, что же произошло на самом деле. Со своей позиции он не мог видеть происходящего, а потому падение подельника стало для него полной неожиданностью. Второй неожиданностью стало дальнейшее поведение старичка. Тот, с виду бессильный и тщедушный, неожиданно резво для своего возраста вцепился обеими руками в верхние нары, подбросил худое, легкое тело и со всей силы нанес удар ногами в неприкрытую телом «сатинового» голову «писклявого» уголовника. Центр тяжести сместился, ноги владельца клетчатого пиджака подкосились, и он, оглушенный, вмиг оказался на каменном полу, прижатый сверху тяжелым мертвым телом. Олег Владимирович, не обращая внимания на всхлипывающего на нарах студента, склонился над грудой тел, схватил кисть руки писклявого, прижал ее к полу и со всей силы опустил на пальцы каблук сапога. – А… с…у…к…а… – донеслось из-под мертвяка. – Кто? – сквозь зубы прошипел полковник, склонившись над телами. – Кто велел убить мальчишку? – Н… не… не понимаю, – писклявый явно задыхался под тяжестью дружка. Белый надавил каблуком сильнее. Одновременно послышались хруст сломанных пальцев и вопль, вызванный болью. – Говори, мразь. – Олег Владимирович прислушался. Крик, скорее всего, услышали, значит, скоро прибежит тюремная охрана. – Кто приказал? – каблук снова впился в пальцы, и на этот раз с поворотом. Писклявый уже не кричал, а орал. – Кто? Убью! – Н… не знаю, – писклявый не кричал, выл, – какая-то баба, в кожанке. – Что за баба? – Не знаю! – Почему мальчишку? – Не знаю… Отпусти руку! Больно! Сука! Отпусти! – крик захлебнулся рыданиями. Ключ в двери, в который раз за сутки, неприятно заскрежетал. Белый, пока дверь не успела открыться, тут же метнулся к своему топчану и даже успел накинуть на себя шинель. Матрос и солдат, ворвавшиеся в камеру, быстро оценив обстановку, навели на арестованных карабины: – Кто кричал? Что происходит? Охранник в форме матроса бросил взгляд на студента. Но тот только испуганно таращился со своего топчана. Матрос перевел взгляд на Белого. Полковник кивнул на тела: – Да вот, подрались. Чего-то не поделили господа блатные. – Солдат склонился над «сатиновым». – Осторожнее, – тут же добавил Белый, – у того, что снизу, ножичек, оказывается, забыли изъять. Вот он своего дружка и… Солдатик вмиг пружинисто выпрямился. – Эй, там… – Ствол карабина сместился с Олега Владимировича на голову писклявого. – Поднимайся. Медленно. Медленно, я сказал! И кореша своего поднимай. Не ложи, я сказал, а держи руками. Писклявый с трудом встал на ноги, обхватив «сатинового» поперек груди. Матрос быстрым движением вытянул финку. – Вот же, блатота… Одно слово – звери! Тащи дружка. На выход! Спустя несколько минут камера опустела. Олег Владимирович выждал некоторое время, пока все не стихло, после чего поднялся и, опершись руками о верхние нары, склонился над Канегиссером: – А теперь, юноша, выкладывайте, как на духу: кому вы так успели насолить, что за вами даже в тюрьме охотятся? * * * Доронин с силой хлопнул дверцей авто. – Демьян, – чекист-шофер с трудом подавил зевоту, – может, давай прямо к дому подвезу? Тут всего-то осталось… – Нет, езжай, – отмахнулся Демьян Федорович, – хочу пройтись. Перед сном, говорят, полезно. – Смотри. В Питере и днем не сахар, а ночью… – Ничего. Мы тоже не лыком шиты. Автомобиль ПетроЧК чихнул и вскоре скрылся в темноте. А Доронин не спеша двинулся в направлении своего подвала, в котором обустроился с полгода тому назад. «Как же так? – стучало в голове бывшего матроса. – Москвичи, мать их… Недоглядели! Говорили же: не надо покидать Питер. Мы бы здесь Ильича сберегли, как… Как… – Доронин в сердцах ударил себя кулаком по бедру. – Даже слов не могу найти, как… Но сберегли бы! А эти, московские… Да что они могут! Они и в революцию только после нас пришли…» Неожиданно, спиной, Демьян Федорович прочувствовал некое движение. Не услышал, а именно ощутил, будто зверь. Тело матроса моментально напряглось. Правая рука осторожно, дабы не спугнуть преследователей, опустилась к поясу, нащупала рукоять револьвера. Взведенный курок негромко щелкнул. Однако вынимать оружие Демьян не стал. Даже, наоборот, прикрыл полой тужурки. – Эй, мужик, – донеслось за спиной, – стоять! «А голосок-то молоденький, – прикинул чекист, – жаль…» – Стоять, кому сказано, бля! – на сей раз в голосе послышалось наигранное раздражение. Доронин остановился, медленно развернулся. Преследователей оказалось двое. В темноте трудно было различить их возраст. Только силуэты. От этого на душе чекиста немного полегчало: хоть не будет видеть, кого шлепнет. – Куда спешим, куда торопимся? – Грабители, будто кошки, неслышно приближались к жертве. В лунном свете у одного из них в руке сверкнуло ледяным холодком жало лезвия ножа. – Как насчет пообщаться с культурным обществом? – Об чем? – спокойно поинтересовался Доронин. – Об жизни! – хохотнул незнакомец, – Об ней, родимой. Об том, как она есть, а потом раз – и нет. – Я домой тороплюсь, ребятки. – Смотри, какой торопливый, – послышался второй голос, более густой, бархатный, – а мы вот не спешим. Грабители приблизились на расстояние трех шагов. «Дальше подпускать нельзя», – понял чекист. Пора. – А жаль, что не торопитесь, – выдохнул Доронин, откидывая полу тужурки. Револьвер, подчиняясь воле руки хозяина, вырвался на свободу и произвел два точных выстрела. Людские фигуры поочередно сломались в падении, так и не поняв, что с ними произошло. А Демьян Федорович, пряча оружие, пробормотал: – Это вам за Ильича, подонки. И не спеша, уже слегка успокоившись, продолжил путь к своему подвалу. Глава вторая (за пять дней до постановления «О красном терроре»)