— Сволочи! — крикнула она в ночь. — Убийцы! По небу с грохотом прокатился гром. Иуарраквакс громко предупреждающе заржал. Она поняла. Взлетела в седло одним прыжком, криком послала Кэльпи в галоп. По их следам шла погоня. *** «Когда-то так уже было, — думала она, захлебываясь бьющим в лицо ветром. — Так уже когда-то было. Такая скачка, дикая, во тьме, в ночи, полной страшилищ, призраков и упырей». — Вперед, Кэльпи! Головокружительный галоп, слезятся глаза. Молния вспарывает небо, в ее свете Цири видит ольхи по обеим сторонам дороги. Кривые деревья отовсюду протягивают к ней узловатые руки-ветви, хлопают черными пастями дупел, бросают вслед проклятия и угрозы. Кэльпи пронзительно ржет, мчится так быстро, что копыта, кажется, едва касаются земли. Цири прижимается к шее кобылы. Не только для того, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, но и чтобы не налететь на ветки ольх, которые так и стремятся повалить ее или стащить с седла. Ветки свисают, тянутся, хлещут, пытаются вцепиться ей в одежду. Искореженные стволы раскачиваются, дупла хлопают и гудят. Кэльпи дико ржет. Единорог отвечает тем же. Он — снежно-белое пятно во мраке, указывающее путь. Мчись, Звездоокая! Мчись что есть сил! Ольх все больше, все труднее уклоняться от их ветвей. Вскоре они совсем преграждают дорогу. Позади крик. Голоса погони. Иуарраквакс ржет. Цири принимает его сигнал. Понимает его значение. Еще плотнее прижимается к шее Кэльпи. Нет нужды подгонять кобылу. Подгоняемая страхом лошадь мчится головоломным галопом. Снова сигнал от единорога, более четкий, бьющий в мозг. Это указание, даже — приказ. Прыгай, Звездоокая. Ты должна прыгнуть. В другое место, в другое время. Цири не понимает, но пытается понять. Очень старается понять, концентрируется. Концентрируется так сильно, что кровь начинает шуметь и пульсировать в ушах… Молния. А потом неожиданная тьма. Бархатистая и черная, черная чернотой, которую не освещает ничто. В ушах шум. На лице ветер. Холодный ветер. Капельки дождя. В ноздрях запах сосны. Кэльпи брыкается, фыркает, топает. Шея у нее мокрая и горячая. Молния. Почти сразу же за ней гром. При свете молнии Цири видит Иуарраквакса, трясущего мордой и рогом, сильно гребущего землю копытами. — Конек? Я здесь, Звездоокая. Небо усеяно звездами. Украшено созвездиями. Дракон, Зимняя Дева, Семь Коз, Жбан. А почти над самым горизонтом — Око. — Получилось, — вздохнула Цири. — У нас получилось, Конек! Это мой мир! Его сигнал настолько четок, что Цири понимает все. Нет, Звездоокая. Мы убежали из их мира. Но здесь вовсе не то место, не то время. Впереди еще немалый путь. — Не оставляй меня одну. Не оставлю. Я твой должник. Я обязан расплатиться. До конца. *** Одновременно с поднявшимся ветром небо темнеет на западе, наплывающие волнами тучи гасят созвездия одно за другим. Гаснет Дракон. Гаснет Зимняя Дева, Семь Коз, Жбан. Гаснет Око, светящееся ярче и дольше других. Коротким светом молнии разгорелся вдоль горизонта небосклон. Ветер усилился, сыпанул в глаза пылью и сухими листьями. Единорог заржал, выдал ментальный сигнал. Нельзя терять ни минуты. Единственная наша надежда в быстром бегстве. В нужное место и нужное время. Поспешим, Звездоокая. «Я — Владычица Мира. Я — Старшая Кровь. Я — кровь от крови Лары Доррен, дочери Шиадаль». Иуарраквакс заржал, поторопил. Кэльпи поддержала протяжным фырканьем. Цири натянула поводья. — Я готова, — сказала она. Шум в ушах. Блеск и свет. А потом — тьма. Глава 6 Суд над Иоахимом де Веттом, приговор и казнь большинство историков обычно объясняют бурной, жестокой и тиранической натурой императора Эмгыра. Нет недостатка (особенно у авторов — любителей беллетризации) в догадках и гипотезах о мести и разборках совершенно личного свойства. Теперь пришло время сказать правду, одну только правду, и ничего, кроме правды, которая любому серьезному исследователю вполне очевидна. Герцог де Ветт командовал оперативной группой «Вердэн» таким образом, для которого определение «неудачно» следует считать исключительно деликатным. Имея под началом двукратно превосходящие силы, он отступил на север, а всю активность подчиненных ему подразделений направил на борьбу с вердэнскими гверильясами. Группа «Вердэн» обращалась с населением исключительно изуверски. Результат можно было легко предсказать, ибо он был неизбежен: если зимой силы инсургентов составляли неполных полтысячи человек, то весной восстала почти вся страна. Преданного империи короля Эрвилла убили, и восстание возглавил его сын, принц Кистрин, симпатизировавший нордлингам. Имея на фланге десанты пиратов из Скеллиге, с фронта — наступающих из Цидариса нордлингов, а на тылах — повстанцев, де Ветт запутался в хаосе борьбы и терпел поражение за поражением. Тем самым он задержал наступление Группы «Центр» и, как установлено, вместо того чтобы связывать крыло нордлингов, группа «Вердэн» связывала Мэнно Коегоорна. Нордлинги незамедлительно перешли к контрударам, разорвали кольцо вокруг Майены и Марибора, сведя на нет шансы быстрого повторного захвата этих важных укреплений. Неспособность и глупость де Ветта имели также чисто психологический аспект. Лопнул миф о непобедимости Нильфгаарда. К армии нордлингов начали сотнями присоединяться добровольцы. Рестиф де Монтолон. «Северные войны — мифы, ложь и полуправда» Чего уж скрывать, Ярре был сильно разочарован. Воспитание в храме и его собственная открытая натура привели к тому, что он верил в людей, в их доброту, благожелательность и бескорыстие. От этой веры мало что осталось. Он уже две ночи проспал на дворе, в остатках стогов, а теперь дело шло к тому, что таким же образом он проведет и третью ночь. В тех селах, где он просил пустить его на ночлег, отвечали либо угрюмым молчанием, либо ругательствами и угрозами. Не помогало, когда он говорил, кто он и какова цель его странствия. Очень, очень разочаровали его люди. Смеркалось быстро. Паренек быстро шагал по тропинке среди полей. Высматривал стог, отчаявшийся и убитый перспективой очередной ночи под открытым небом. Правда, март выдался исключительно теплым, но ночью становилось по-настоящему холодно. И по-настоящему страшно. Ярре глянул на небо, на котором, как и каждую ночь уже почти неделю, видна была красно-золотая пчела кометы, пересекающей небо с запада на восток, и протянувшийся за нею мерцающий огненный хвост. «Интересно, — думал Ярре, — что в действительности может предвещать это удивительное, упоминаемое во многих пророчествах явление?» Задерживаться он не стал. Делалось все темнее. Дорожка шла вниз, в заросли кустов, принимающих в полумраке самые причудливые очертания. Снизу, оттуда, где было еще темнее, веяло холодом, неприятным запахом гниющих трав и чем-то еще. Чем-то очень нехорошим. Ярре остановился. Попробовал убедить себя, что по спине и плечам ползает не страх, а холод. Впустую. Берега заросшего лозняком и искривленными ивами канала, черного и блестящего, как свежевылитая смола, стягивал невысокий мостик. В тех местах, где балки прогнили и провалились, зияли продолговатые дыры, перила были сломаны, стойки погружены в воду. За мостиком ивы росли плотнее. Хоть до настоящей ночи было еще далеко, хоть далекие луга за каналом все еще светились висящей на стеблях трав пряжей тумана, здесь, меж ив, царила тьма. Во мраке Ярре нечетко различал развалины какой-то постройки, вероятно, мельницы, шлюза или угрекоптильни. «Надо перейти мостик, — подумал он. — Ничего не поделаешь, надо. Хоть я кожей чую, что там, во тьме, затаилось что-то недоброе, на другую сторону канала перейти надо. Я просто обязан перейти канал, как это сделал бы мифический вождь или герой, о котором я читал в истлевших манускриптах в храме Мелитэле. Перейду канал, и тогда… Как там было? Карты брошены? Нет — кости брошены. Позади останется мое прошлое, впереди раскинется мое будущее». Он ступил на мостик и тут же понял, что предчувствие его не обмануло. Понял еще прежде, чем увидел. И услышал. — Ну что? — прохрипел один из тех, что загородили ему дорогу. — Не говорил я? Говорил, мол, посидеть малость и кто-нить притопает. — Верно, Окультих. — Второй из вооруженных толстыми палками типов слегка шепелявил. — И верно, ты у наш не хужее ворожеи аль волхва. Ну, прохожий, шам-один идет! Давай, чего там у тебя ешть, хошь по доброте швоей, иль дернуть тебя придешша? — У меня ничего нет! — что было сил крикнул Ярре, хоть и невелика была надежда на то, что кто-нибудь услышит и примчится на выручку. — Я бедный странник! У меня нет ни гроша в кармане! Что ж отдавать-то вам? Палку эту? Одежду? — И энто тожить, — сказал шепелявый, и в его голосе было что-то такое, что заставило Ярре вздрогнуть, — потому как надобно тебе знать, странничек убогий, по правде-то мы тута, при желании будучи, девки какой-никакой дожидалися. Но коли ночь уж на носу, никто, видать, не придет из девок-то, и стало быть, на безрыбье и рак рыба. Хватайте, ребяты! — У меня нож! — взвизгнул Ярре. — Предупреждаю!