Неожиданное появление пропавшего дяди подействовало на Марка успокаивающе. Наконец появился хоть один взрослый, который готов взять все неприятные заботы на себя. А дядя оказался вполне адекватным, хотя и очень мрачным и неразговорчивым. Во-первых, он встретился с нотариусом, во-вторых, начал решать вопросы в опекунском совете, в-третьих, от него исходило ощущение силы и уверенности, так нужное попавшим в беду детям, особенно полностью ушедшей в себя Юльке. Ведь за последнее время сестричка почти ничего не говорила Марку, только всё время плакала и молчала. Марку, несмотря на собственное шаткое душевное положение, до слёз было жаль сестру, да вот только помочь ей он ничем не мог. Поэтому дядя оказался очень кстати. Тогда, у лицея, после неожиданного признания Константина, ребята растерялись, даже всегда уверенный в себе Оранж на время замолчал. А дядя спокойно достал из кармана паспорт и так же спокойно протянул его Марку. …Золотов Константин Тибериевич… год рождения… Всё сходилось. Дядя подождал, пока Марк, а затем Оранж внимательно ознакомятся с документом, а потом предложил Марку больше не валять дурака и проводить его домой, пообещав дома дать ответы на все возникшие вопросы. Марку ничего не оставалось, как принять это предложение, и он повёз дядю на метро к дедушкиному дому, пообещав Оранжу связаться с ним вечером. По дороге они почти ничего не говорили друг другу, но Марк заметил, с каким любопытством Константин изучает развешанную повсюду рекламу, иногда бросая на Марка мимолётные взгляды. В эти моменты взор его теплел, а лицо приобретало доброе, даже сентиментальное выражение. При выходе из метро он расспросил Марка, чем они сейчас питаются, а узнав, что, в основном, их рацион состоял из фаст-фуда, бутербродов и кока-колы, скривился и предложил зайти в ближайший магазин. Там он набрал целую кучу разнообразных продуктов, под тяжестью которых Марк сгибался весь оставшийся до дома путь. Придя домой, дядя быстро вник в премудрости кухни и принялся готовить. Через два часа, напрочь изголодавшийся Марк уже давился обильной слюной, выделяющейся мощным потоком под воздействием умопомрачительных запахов, доносившихся из кухни. Даже пришедшая недавно из школы Юлька, до этого дня проявлявшая к еде полнейшее равнодушие, несколько раз заходила на кухню и спрашивала у вновь приобретённого родственника, что и как он готовит, а напоследок даже взялась ему помогать. Ещё через полчаса Марка позвали кушать. Он, до этого лежавший на диване с задранными вверх ногами и абсолютно пустым, без всяких проблесков движения какой-либо мысли взглядом, не заставил себя долго упрашивать и мигом переместился на кухню. Как бы велики ни были неприятности, но молодость – это время, когда голод зачастую бывает сильнее душевных терзаний. Поэтому, откинув все проблемы, Марк отдал должное кулинарным изыскам дяди. И было чему: украинский борщ и греческий салат, нежнейший стейк и спагетти с морепродуктами, а ещё десерт – настоящий мафин, потрясающий сочетанием горячего ароматного теста и холодной начинки из мороженого… Ели молча, и только когда Марк достал из холодильника бутылку «Крушовице», дядя, скривившись, спросил: – Что ты ещё пьёшь, кроме пива? Марк, не обращая внимания на дядину гримасу, ответил: – Иногда коктейли, иногда виски… Водку не люблю, коньяк и вино не понимаю… – Понятно… – дядя пожал плечами, покачал головой, но ничего не сказал. Когда трапеза была закончена, а окружающий мир стал добрее и понятнее, Юлька принялась мыть посуду. Марк достал сигареты с намерением расспросить возникшего из неизвестности родственника о его дальнейших планах. Увидев сигарету в зубах Марка, дядя, вдруг, абсолютно незаметным и очень ловким движением выдернул сигарету из его рта, а пачку из рук, и, спрятав их в карман, спокойно сказал: – Племянник, я попрошу тебя не курить в присутствии меня или твоей сестры. Со своей жизнью и своим здоровьем ты волен делать всё, что тебе заблагорассудится, но ты не имеешь права портить наши… Марк, хотевший вспылить и послать дядю с его фантазиями куда подальше, поразмыслив, успокоился и ничего говорить и делать не стал. При этом он и сам не понял, что на него повлияло больше – дядины спокойные и разумные слова или отточенность и филигранность дядиных движений, за которыми сразу вдруг приоткрылась непростая сущность Константина. – Хорошо, – вздохнув, сказал он, – не буду… Сигареты верните, пожалуйста. Дядя отдал сигареты и, предвосхищая вопросы племянников, первым начал волнующий всех разговор: – Ну что ж, я думаю, вам очень любопытно, откуда я взялся на вашу голову. Отвечу: я получил письмо вашего отца, видимо, написанное перед тем, как он решился на… то, на что решился… В этом письме, помимо всего прочего, он просил позаботиться о вас, видимо, предвидел, что дед долго не протянет. Как только я получил письмо, я поехал в Москву… Просто письмо очень долго не могло ко мне попасть… Кстати, не знаю, где Августу удалось найти мои координаты, я ведь всё время переезжал. Видимо, он давно не упускал меня из виду. В общем, как только я его получил, так сразу и выехал. Добираться было тоже долго… – Константин примолк, вздохнул и, побарабанив пальцами по столу, продолжил: – Уже здесь, приехав по тому адресу, который Август мне указал, я нашёл некоего человека. У него были все документы, оставшиеся от отца, в том числе и подробное описание, как можно вас найти. Ваш отец знал, что дом отберут… Теперь я буду вам помогать, даже если вы этого и не хотите. Марк, терпеливо выслушавший неторопливое объяснение дяди, спросил: – Простите, дядя Костя, вы ведь, кажется, с отцом не ладили? – Когда-то ладил… А потом… Впрочем, давайте, наверное, не будем об этом говорить. То, что было между нами, никак вас не касается. Я ему давно всё простил, а у него самого мы уже спросить не сможем. Думаю, раз он мне послал письмо, то тоже не держал на меня зла… – лицо дяди Кости омрачилось, он прищурился, наверное, в очередной раз прокручивая в уме тревожившие его воспоминания. – Папа хотел, чтобы вы его простили. Он сказал мне, что очень жалеет о том, как он поступил тогда, – вдруг подала голос Юля, до этого молча протиравшая посуду. – Когда это он тебе сказал? – ревниво спросил Марк. – Вчера, – Юля обернулась к родственникам и, заметив на их лицах одинаково встревоженное выражение, поспешила добавить: – Во сне. Он мне теперь часто снится. Иногда ничего не говорит, а вот вчера попросил передать эти слова вам, дядя Костя. Он знал, что вы сегодня приедете. Да не смотри ты на меня так, Марк, я не сошла с ума. Мне и самой тяжело его видеть во сне, он… он как будто живой… – тут Юля расплакалась, закрыв лицо руками. – Тихо, тихо племяшка, не плачь, – дядя подошёл к Юльке, обнял её и стал гладить по голове. – Такое бывает, – сказал он, обращаясь к Марку, – дети, особенно маленькие, часто видят погибших или умерших родственников, особенно во сне. А могут и наяву. Нет ему покоя… – Жесть, – только и нашёл, что сказать, Марк. Ничего не ответив, дядя Костя усадил на стул Юлю, налил ей воды и после этого обратился к Марку: – Расскажи всё, что тебе известно о делах отца, да ничего не упусти. Вечером Марку позвонил Оранж: – Ну, как дядя? – Да вроде в тему. Только какой-то необычный, весь какой-то мистический. Я так и не понял, чем он занимается. Но, по ходу, чувак реальный. – Рад за тебя. А я тут, кажись, придумал, как Хрюнделя опустить, – Оранж сделал многозначительную паузу. – Да давай, колись, не хрен тут из себя Максвелла строить! – Макиавелли, дубина! Короче… Светку Сорокину помнишь? – Это рыжую такую, из одиннадцатого «Б»? – Теперь уже студентку МГИМО, понял? Так вот, я ей тут позвонил, по старой памяти, – Оранж, хитрый котяра, действительно имел много общих воспоминаний с множеством девиц, в том числе и старшеклассниц. – Так вот, она мне призналась, что имеет кое-какие интересные фотки с ней и Хрюнделем. Говорит, специально сделала скрытой камерой, ха-ха, чтобы тот съехать не смог на ЕГЭ. Теперь они ей не нужны, она уже своё получила, а мне их готова презентовать, если я с ней на дачу съезжу завтра. Так уж и быть, пострадаю ради справедливости… – Да уж, ты-то пострадаешь, ты известный страдалец, – Марк говорил это с некоторой завистью, так как, несмотря на более представительную внешность, не имел и сотой доли того запаса любовных приключений, которыми мог похвастаться Оранж. Девчонки, они, говорят, наглых любят… – А ещё, – не обратив внимания на подкол друга, продолжил Оранж, – мне брат двоюродный по секрету сказал, что их отдел будет проверять все школы в нашем районе на предмет наркоторговли, сечёшь? – Пока нет. Нам-то что? Мы ведь не балуемся? – Ох, Золотов, простодушная ты душа, прости за тавтологию. Они же ведь к директору обязаны прийти, с предписанием, чтобы всё было по закону. А мы тут и подсуетимся, подкинем Хрюнделю кое-какие пакетики, чтоб ему жизнь раем не казалась. – А где возьмём? Сами попасться можем, – предложение было заманчивым, но уж очень стрёмным. – А брат мне и даст, у него их много. Я ему обрисовал, что за гадкая тварь этот наш Хрюндель, заодно и намекнул, что тот денежки на оценки меняет. А у меня брат таких терпеть не может. Так что пакетики да фотки Хрюнделю сильно нервы попортят. Посадить, конечно, не посадят – отмажется, но уволить могут, если правильно информацию подать. У меня на ТВ сестра репортёром работает, в новостях, ей всякие такие истории, как мёд в пиво, – количество всяких полезных родственников Оранжа иногда просто изумляло его друзей. – А у неё подруга как раз должна к нам в школу на практику прийти, мы её попросим Хрюнделя отвлечь. – Ну ты и жук, – Марк искренне восхищался своим изобретательным другом и его донельзя полезными родственниками. Пикантности и лихости в их план добавил приехавший Кирюха, просто-таки взбешённый тем, как обошлись с его другом. У Кирилла был пунктик – он терпеть не мог любую несправедливость, особенно по отношению к тем, кто не мог сам себя защитить. Кроме того, он ненавидел всех тех, кто, приподнявшись во время царившего в девяностые беспредела, теперь вдруг возомнил себя хозяевами жизни и высшей расой, а особенно он терпеть не мог их детишек-мажоров. Это именно после его вдохновенной речи друзья когда-то объявили джихад под названием «П…ц гламуру!» и, нисколько не боясь последствий, принялись претворять его в жизнь. Теперь же Кирилл весь трясся от бешенства ещё и потому, что не мог ничего добавить к коварному плану хитроумного Оранжа. Не мог, пока Хрюндель не купил себе «Альфу – Ромео» и не стал оставлять её на плохо доступном хозяйственном дворе лицея – за большими воротами, запирающимися на ключ. Кирюха, будучи победителем нескольких городских олимпиад по химии да и просто любителем всяческой пиротехники и взрывчатки, знал очень простой, но действенный фокус: в бензобак машины нужно было поместить некоторое количество сильного окислителя с катализатором, завёрнутого в упаковку, которая в бензине растворялась. Как только это происходило, окислитель при помощи катализатора вступал в бурную реакцию с горючим и взрывоопасным бензином, и тогда, в зависимости от наполненности бака, происходил нехилый взрыв. Следы злонамеренных действий в таком случае было очень тяжело обнаружить. Сложность заключалась в том, чтобы поместить необходимое вещество в бензобак, ведь его крышка закрывалась на замок изнутри машины, а следы взлома были бы слишком заметны. Поэтому задуманная операция требовала слаженности и чётко рассчитанных действий: Шаг первый – подруга сестры Оранжа, упрошенная самой сестрой, отвлекала внимание Хрюнделя, выманивая его из кабинета. С этим она справилась блестяще. Шаг второй – в то время, когда Хрюндель, позабыв об оставленном пиджаке (ребята знали об этой привычке директора), бежал на цыпочках за сексапильной практиканткой с целью уговорить её на совместный вечер, ребята проникли в его кабинет, подкинули ему в карманы пакетики со специфическим содержимым, фривольные фотки, а также извлекли ключи от машины. Главное было, чтобы влюблённый в свою машину Хрюндель не положил ключи от неё в карман брюк. Не положил, слава Богу. Шаг третий – как только антинаркотическая проверка придёт в школу, нужно было успеть проникнуть на место стоянки машины, нажать кнопку на брелке, открыть изнутри крышку бензобака, засунуть туда упаковку с активным содержимым, оставить ключи в замке зажигания (якобы хозяин забыл), захлопнуть крышку и быстро оттуда убежать. Вероятность срабатывания была пятьдесят процентов, но в этот раз получилось… Шаг четвёртый – съёмочная группа, оказавшаяся «абсолютно случайно» на месте событий, запечатлевала всё это шоу на камеру. Ребята с замиранием сердца следили за развитием событий, каждый на своём месте: Оранж – у входа в школу, Кирюха – у входа в хоздвор, а Марк – сидя на скамейке у одного из высотных домов, чтобы не светиться около школы. Гулкий взрыв, приехавшая через двадцать минут скорая, бешено суетившиеся телевизионщики убедили Марка, что задуманное осуществилось даже с некоторым перевыполнением. Уже через два часа донельзя довольные собой друзья сидели в бывшей дедушкиной квартире в комнате Марка и, распивая купленную для пущей торжественности бутылку «Джемесон», от души хохотали и закусывали смех и виски солёными орешками. Когда веселье вошло в наиболее активную фазу, в комнату вежливо постучали. Надо сказать, что от деда, который был главным конструктором одного из секретных военных КБ и плодотворно работал вплоть до гибели дочери, осталась роскошная пятикомнатная квартира в добротном сталинском доме, заставленная чуть мрачноватой, но очень прочной антикварной мебелью. Только техника выделялась новизной. Это ценное наследство позволяло каждому живущему в квартире занимать свою комнату, поэтому ни дядя, ни сестра Марку особо не мешали, вежливо соблюдая приватность территории, и все они не вмешивались в текущие дела друг друга. Поэтому стук был несколько неожиданным. Впрочем, Марк за последнее время, а особенно за сегодняшний день, самый удачный за прошедшие два месяца, слегка оттаял душой и потому спокойно и доброжелательно открыл дверь. На пороге стоял улыбающийся дядя Костя: – Здравствуйте. Можно к вам, молодые люди? – как всегда, вежливо спросил он. – Заходите, – Марк радушно повёл рукой. Дядя зашёл, присел на диван, взял в руки ополовиненную бутылку виски, повертел её, поставил на место и, всё так же улыбаясь, спросил притихших друзей: – И что же вы всунули ему в бензобак? Глава 6. «Месть Жозефины» – И ещё я рекомендую вам попробовать наш фирменный десерт «Месть Жозефины». Нежнейшая основа, пикантный крем с мятным ароматом, вымоченный в коньяке персик и шоколадный мусс – вы не пожалеете… – официант заливался соловьём, таким себе вполне упитанным птахом. Кристине было скучно его слушать и тошно смотреть, как этот достойный работник одного из ресторанов при самом дорогом женском клубе Москвы пытается выдать свою жажду получения чаевых за радушие и заботу о госте. Небось, и десерт-то залежавшийся – скорее всего, в «гоу-листе» на первом месте стоит… – Да, да, спасибо, – рассеянно сказала она и, вдруг, более из озорства, чем по необходимости, перешла в «лёгкость». Сначала в голове закачалась мутноватая зыбь, а потом потекли настоящие мысли стоящего рядом жизнерадостного пузатика: «…хороша, сучка, …и грудь, и ножки, …небось, трахается с утра до вечера, …вот бы мне тоже её оприходовать, …да ведь она только за деньги, …вот я бы ей вжарил, …да заказывай ты уже, наконец, чего глазки закатила… под кайфом… с утра… совсем с жиру бесятся…». Кристина плотоядно улыбнулась про себя и, совсем уже не контролируя себя, легко оседлала сознание сладострастного ресторанного оратора, похожего в своём наряде на обеспокоенного пингвина. – Я определилась с заказом, – промурлыкала она и, чуть высунув язычок, медленно и томно провела им по губам. Глаза официанта, перешедшего под её контроль, и так уже остекленевшие, подёрнулись дополнительной дымкой, а дыхание участилось в два раза. Хорошо ещё, что слюна не начала капать… – Я, пожалуй, закажу твои яйца… м-м-м… «а ля фламбе»… Давай, начинай прямо здесь… Официант послушно сходил на кухню, вывез тележку, на которой стояла специальная посуда для приготовления блюд, зажариваемых прямо при госте, и начал своё неповторимое шоу. В полупустом зале поначалу никто не обратил внимания на действия официанта, но через некоторое время его замечательная экспрессивность невольно стала привлекать к себе внимание. Стоя посреди зала, он медленно, прекрасно попадая в такт тихой музыке, снял свой униформенный смокинг и грациозно повесил его на спинку ближайшего стула. Затем, проделав ещё несколько очень пластичных па (надо же, а с виду такой увалень!), «стриптизёр поневоле» стащил с себя рубашку и, раскрутив её над головой, бросил на столик, за которым обедали несколько никуда не торопящихся дам бальзаковского возраста, чем намертво прикрепил к себе их плотоядные взгляды. Потом, опершись руками на спинку стула, аккуратно сделал на ней упор с подъёмом ног в стороны, затем (Кристина от удивления аж рот приоткрыла) поднял ноги вверх и, оказавшись вниз головой, сделал сальто вперёд через спину, как заправский цирковой акробат. Совершая плавные движения руками и покачивая бёдрами, он расстегнул брюки и, молниеносно стащив их, явил весьма заинтересованной публике шикарные цветы на своих просторных трусах и слегка кривоватые, толстенькие и волосатые ноги. Оставшись в трусах и носках, официант под смешанный гром хохота, аплодисментов и лихого посвистывания зала подошёл к тележке, снял большую крышку с металлического блюда и, медленно спустив трусы, выложил весьма скромное своё «достоинство» на это блюдо. Раздались крики «Браво!», а в официанта полетели скомканные банкноты. Не обращая внимания на восторг публики, новоиспечённый артист сосредоточенно начал поливать лежавшее на блюде хозяйство коньяком, а потом эффектно поджёг зажигалку, подняв её вверх неожиданно красивым театральным жестом… Растерянно переминавшийся в углу зала метрдотель, до этого не понимавший, как ему надо реагировать на эту импровизированную репризу, опомнился и, выхватив из специального ящика огнетушитель, рванулся к безгранично раскрепощённому официанту. А тот, выждав положенную паузу, во время которой в зале установилась полная тишина и даже затихла музыка, разжал пальцы – и горящая зажигалка полетела вниз… Этот полёт сопровождался дружным выдохом и чьим-то истерическим криком. Вспыхнуло пламя, но подлетевший метрдотель сбил официанта с ног и, с силой сдавив ручку огнетушителя, принялся изо всех сил поливать пришедшего в себя и визжащего официанта холодной шипящей пеной. В зале началось безумие: крики «Пожар!» перемешались с визгами, но самые стойкие орали «Браво!» и дико аплодировали. Наконец, подоспевшая смешанная бригада из охранников и официантов скрутила виновника суматохи и утащила из зала. Кристина, убедившись, что полученные ожоги не помешают распутному работнику сервиса вскорости вернуться к полноценной жизни, спокойно положила несколько сотенных общеевропейских денежек под бокал, стоявший на столе, и покинула помещение ресторана. Выйдя на улицу и позволив ногам нести её, куда им угодно, она начала ругать себя, как старая строгая бабушка не в меру расшалившуюся внучку: «Нет, ну ты скажи, зачем был нужен весь этот цирк? И чем тебе не угодил этот толстячок? Подумаешь, плохо про тебя подумал… А что ему про тебя думать-то? Что ты примерная студентка и передовой член общества? – на словах «передовой член» Кристина весело рассмеялась. – Там ведь, в этом клубе, большая часть таких, как он про тебя подумал, – пустых кокеток, только и сумевших, что вовремя продать свою… короче, шлюхи дорогие. Не хочешь, чтобы про тебя так думали, – не ходи в подобные места и не строй из себя гламурную фифу. А куда ходить-то? Папаша вон как злится, когда узнаёт, что я куда-то не туда сходила, не с тем общалась, не то сказала. Можно подумать, будто сам он – аристократ в двадцатом колене. Сам-то двадцать лет назад дворником подрабатывал и вагоны разгружал, чтобы себя и мать содержать, а сейчас, видишь ли, мы – из другого слоя общества. Из какого другого? Тоже мне слой – подонок на подонке, быдло похуже вокзальных бомжей, только дорого упакованные и хорошо пахнущие. И то, если поглубже не копнёшь…». Кристина остановилась, посмотрела на своё отражение в витрине, поправила чуть сбившиеся волосы и стала выступать за своего оппонента: «А ты-то сама кто такая, чтобы их порицать? Сама же ничуть не лучше – ничего не делаешь полезного, только на своём «Ягуаре» раскатываешь, тратишь деньги на шопингах и в ресторанах да общаешься с такими же дурочками. Ты сначала откажись от всего этого, а потом и обвиняй других. Небось, не дура, ни за что не откажешься. Так что молчи, а бедному официанту этому не забудь денег заслать да начальству его голову запудри, чтобы беднягу с работы не выгнали…». Вот так, проведя время в интересном диспуте с достойным уважения «собеседником», Кристина добралась пешком до места папиной работы – солидного банка, где родной отец служил топ-топ-топ-менеджером. Охранник, знавший Кристину ещё со времён, когда её отец начинал здесь свою карьеру клерком, приветливо с ней поздоровался: – Добрый день, Кристина Валерьевна! – Дядя Паша, ну сколько я вас буду просить, перестаньте называть меня Валерьевной, а то я обижусь. Раньше ведь просто Кристей звали… – Так то – раньше… – А сейчас что поменялось? Я ведь не выгляжу старой каргой, так зачем вы так? – Ладно, ладно, Кристя, иди, отец на месте. А мне так положено – я должен проявлять уважение к детям начальства…