Рассаживаемся с детьми в машину. Едем в район высоток. Замечаю на передней панели папку, вероятно, из лаборатории. Не трогаю ее, чтобы не вызвать интереса у детей раньше времени. Максим созванивается с Сильвестром, спрашивает о какой-то готовности. Что-то там готово. В гостях хорошо, а в квартире Золотова лучше. Пусть роскошные апартаменты и не моя собственность, но за неимением других хозяек здесь чувствую себя хозяйкой я. Тут даже воздух кажется иным, более прохладным и свежим. Или это работающие кондиционеры и недавняя уборка вызывают такое ощущение. Первым делом Максим просит подождать нас на диване, а сам скрывается в глубине владений, прихватив с собой папку. Спустя пару минут возвращается. Довольный на вид. — Квартира претерпела некоторые изменения. Я должен вам показать, — кивком зазывает двинуться за ним. Насторожившись, крадемся по следам Макса. Димочка меня даже за руку взял. Золотов ведет нас в комнату, где когда-то я ночевала с детьми. Загадочно открывает дверь. Мальчики, словно два маленьких котенка, которых пустили на неведомую территорию, опасливо тянут мордашки и проходят в комнату. Но с каждой новой секундой их тревога рассеивается, меняясь на лютый восторг. Я тоже обескуражена, глядя на две новые кровати в виде гоночных машин. Тематический шкаф, а, главное, бесконечные коробки с игрушками. Целая гора! На том месте, где стояла большая кровать. Вот это радость у ребят. Как у них горят глаза. Они будто попали в рай наяву. Золотов как серый кардинал молча наблюдает, выждав паузу между вскриками детей, поясняет дальше: — Как видите, двуспальную кровать пришлось выбросить, а, следовательно, места вашей маме не осталось. Раз уж вы демократы и все привыкли решать честным голосованием, предлагаю три варианта: вернуть добрую часть игрушек в магазин и поставить кровать, а вместе с ней маму. Переселить маму в проходную гостиную, где всю ночь буду топать я и вы, мальчики, в сортир, ванную, поесть на кухню. От этого мама не выспится и будет вставать с головной болью, раздраженной. И тогда углы в квартире не станут пустовать. Там буду стоять я или вы, уважаемые Ваня и Дима, чаще, чем обычно. Ну и третий самый скромный вариант. Я забираю маму к себе, у меня места предостаточно. А вы можете навещать ее, когда захотите. Детки окаменели, внимательно слушая Золотова. Пошептавшись совсем мало, чем я рассчитывала, в голос выдают: — Только не забирай игрушки! Я открываю рот от изумления. Кровиночки мои родненькие так легко отказываются от меня? А как же Бабайки? Посопеть маме под ухо или сложить на нее руки-ноги? Выросли мои милые, у них уже другие интересы. А я до сих пор считаю их крошками. Впрочем, когда им исполнится сорок лет, а я стану бабулькой, в моем сердце сыновья останутся детьми. Повздыхав, озвучиваю и свое бесценное мнение: — Мне, пожалуйста, нормальный сон. Не хочу ни на кого гавкать. Золотов победоносно улыбается. — Значит, перебираешься ко мне. Голосование окончено. По случаю Максим заменил кровать и у себя в комнате. Объяснив это тем, что при обыске сотрудники с каким-то похотливым жаром тискали его постель, обляпав все ножки и изголовье. А матрас щупали так словно это на все согласная женщина. Золотов побрезговал и не смог простить кровать и сотрудников после всех игрищ и домогательств. Выкинул и тех и других с глаз подальше. Теперь в комнате красуется гораздо интереснее модель с основанием из темного дерева и принципиально другим постельным бельем. Я когда улеглась и по шею закуталась воздушным одеялом, украдкой пробормотала: на новом месте приснись жених невесте. Не особо верю в приметы, но не смогла удержаться. Вдруг проснусь пророчицей? Есть такой соблазн. Только Золотов на белом коне не приснился. Как и другой какой-нибудь мужчина. Я сидела на берегу с удочкой и с особым наслаждением поглядывала то на поплавок, то на ведро с золотистыми окунями. Я терпеть не могу рыбалку. С чего бы вдруг? А может, я мало времени уделяю нашему Павлу, и теперь мое подсознание как бы взывает к совести? Хотя когда, вообще, я уделяла много времени карпу? Череда странностей на этом не заканчивается. Утром я просыпаюсь с неистовым желанием обогреть и накормить домочадцев. Не из-под палки, как обычно, а именно от чистого сердца. Ведь в традиционном смысле хранительница очага из меня негодная. — Макс… — сонно бормочу и, протянув руку, шарю по его половине кровати. Она пуста. Нахмурившись, беру телефон и, взглянув на время, удивляюсь. Начало двенадцатого. Кажется, мою просьбу насчет крепкого сна мужчины приняли очень серьезно. Никому не хочется, чтобы я гавкала. Переворачиваюсь на живот, но шикаю от болезненных ощущений в грудях. Мастопатии для полного счастья мне еще не хватало! А то слишком хорошо прожила аж целую ночь! Накинув халат, умываюсь. Потом выхожу из комнаты в поисках родных. Мои самостоятельные дети где-то достали отвертку и теперь взялись разбирать робот-пылесос, изучая его составляющие. — Ну-ка перестаньте, — задыхаюсь от увиденного. — Дядя Максим разрешил! — опережая мое ворчание, заявляет Ваня. — Он сказал, что этот пылесос всасывает только маленькие пылинки, а не свинячесво. Максим Леонидович купит взамен здоровенный промышленный агрегат для уборки квартиры! Я трезво оцениваю некоторые шалости детей, да и свое отношение к уборке, поэтому не оскорбляюсь. Будь я даже олимпийским призером по чистоплюйству, все равно не оправдаю надежд Максима. И Золотов насчет этого иллюзий не питает. — Хорошо, только не пораньтесь, — предупреждаю и шагаю в кухню. — Приготовлю вам завтрак! Или теперь обед? Что там, в рекламах едят на завтрак счастливые семьи? Хлеб с маслом, йогурт из пачки? У нас не образцовая семейка, поэтому будут блины. К сожалению, даже профессиональная сковорода Золотова меня не спасает. Неблагодарные блины разваливаются, когда пытаюсь их перевернуть. Еще и в душу харкают, обжигая пальцы. Я не усложняю свою и так сложную жизнь, а уменьшаю размер блинов до гномьих лепешек и лопаткой переворачиваю их. — А дяде Максиму повезло, — немножко завистливо вздыхает Ваня, подкравшись в кухню. — Он уехал на работу до твоего завтрака... — Вот еще! Оглянувшись, замечаю, что и Дима подошел. Я бы тоже собралась и улетела по делам, нашла бы себе работу. Обязательно будь у меня такое желание. Я очень удивляюсь своим новым пристрастиям. Тесто в миске заканчивается. Дети едят второй раз, но первый у Золотова был вкуснее. Наступает слегка гармоничный момент, намекающий мне, что пора поведать об отцовстве. — Милые мои, — ласково прошу, — давайте сядем на диван. Мне нужно вам кое-что сказать. Приглашаю детей обратно в гостиную. Усаживаю их на диван, а сама становлюсь напротив. Очень трудно начинать, решаю приукрасить разговор. Дети передо мной все-таки… — Однажды чуть ли не в прошлом веке поступили в древнерусский институт две боярыни Забава и Марья. У них была подруга Ни…нель. Нинель была из крестьянской семьи, зато умная! Вот поэтому и поступила в институт на первый курс. Неделя прошла отлично, пока в жизни этих девушек не появился Князь. Князь оказался настолько красивым и мужественным, что в него был смысл влюбиться. Когда он заходил в аудиторию, даже цветок на подоконнике приосанивался. Князь был богат, но не избалован и всегда умел брать ответственность. Он проявлял щедрость, был внимательным и обладал большой долей очарования. Блистательная харизма создавала вокруг Князя особую ауру, на которую, как на огонь слетались девушки. Все, кроме Нинель, потому что у Нинель сомоценности было меньше чем у воробья! Она в своем мозгу даже мысли не допускала, что может понравиться Князю. Только потому, что у нее было меньше денег и связей, чем у других боярынь. Возможно, наряды не брендовые. Чтобы успокоить душу, Нинель нашла себе беспроигрышный вариант — такого же крестьянина, как она сама. Ровню! Тем временем подружки из кожи вон лезли, лишь бы обратить внимание Князя на себя. Они не единственные боярыни, в институте их было предостаточно. И вот Забава решила перевоплотиться в некую стерву, наглую, бесстыжую яркую на внешность. Чтобы ее было слышно на том конце коридора. Губы красила в малиновый, юбки подрезала и пуговицы на рубашке расстегивала, как бы невзначай, но в тот момент, когда Князь проходил мимо. Но разнузданность не привлекла его. Насмотревшись на телодвижения Забавы, Марья бегала от буфета до Князя и все таскала ему булки и чай. Один раз умудрилась в контейнере салат крабовый в институт притащить! Но Князь тактично отказался. А Нинель ничего не делала, кроме выводов. Потому что чрезмерная вульгарность Забавы привлекала только легкомысленных шутов, а мамкины колыхания Марьи ни на что не способных Емель. Но Нинель по-прежнему считала себя недостойной, оттого и не было в ее жизни Князя, а только крестьянин. И вот случился великолепный праздник в общежитии института и… — Мам, ну может, хватит? — Ваня недовольно морщит нос. — Подожди ты! Я только разговорилась. Там еще будет Баба-Яга и Лёшик - леший.