Лиля махнула рукой. – Все в порядке, дорогой супруг. Служба – это святое. Джерисон подозрительно покосился на супругу, поймал лукавый огонек в зеленых глазах, понял, что Лиля не обиделась – и улыбнулся в ответ. Иногда его ставили в тупик и манеры жены, и ее слишком вольное подшучивание, но… ничего менять он уже не хотел. – Вирмане с тобой поедут? – Да. – Вот и отлично. Мало ли что. Мало ли кто. А вирмане – это надежно, кто не верит – может в подробностях изучить топор Эрика и убедиться. Вот, кстати, легок на помине. Эрик вошел в столовую быстрым шагом. Мокрая грива золотых волос, липнущая к телу рубашка – явно облился у колодца. Джерисон покосился на жену, не мелькнет ли в ее глазах чисто женский интерес, этакая непроизвольная реакция на красивого и сильного самца, но Лилиан даже не смотрела на Эрика. Они о чем-то шептались с Мири. Вот подняла голову, увидела вирманина и улыбнулась. Не призывно. Просто – как другу. И Джерисон незаметно даже для себя, перевел дух. Все же неуверенность оставалась. Одно дело – домашняя курица, та точно не улетит. Другое – экзотическая птица из дальних стран. Как ни подрезай крылья, не удержишь. И… Сложно у них пока было. Лилиан не клялась в любви, не вешалась супругу на шею, не демонстрировала своей слабости и беспомощности – и решительно выпадала из круга привычных Джерисону дам. Те всячески намекали, что не смогут жить без дорогого графа. А его родная супруга… Эта и без десятка графов проживет, Джес и не сомневался. Непривычное ощущение, когда к тебе приглядываются. Опасаются, размышляют, стоишь ли ты доверия… ничего! Лошадей он тоже приручал, и жену приручит! Рано или поздно! – Эрик, мне сегодня надо съездить в Тараль. – Сейчас, позавтракаю, ваше сиятельство, и сразу в путь. Вирманин тоже предпочел мясо и налег на колбаски. Потом отломил ломоть хлеба, окунул его в мед… Лилиан смотрела на это смеющимися глазами. Есть что-то умилительное в мужчине под два метра ростом, жутко брутальном, в шрамах и с могучими мышцами, который слизывает с пальца мед и чуть ли не мурчит от удовольствия. Сладкоежка! Джерисон почувствовал укол ревности, но тут же запинал ее поглубже. И демонстративно поцеловал жену – на этот раз в шейку. – Дорогая, удачного дня. – И вам того же, господин граф. Улыбка, прощальный взмах рукой, и вот уже здоровущая черная зверюга уносит Джерисона и удобно устроившуюся перед ним Мири во дворец, а Ляля бежит рядом с конем. На душе у Джерисона было подозрительно хорошо и спокойно. Видимо, ненадолго… Предчувствия графа не обманули. И Эдоард, и Рик ждали его в кабинете. – Приветствую, – помахал рукой благородный граф, улыбаясь во все зубы. – И тебе привет, племянничек. Рик тоже улыбнулся, но как-то вяло. Джерисон поднял брови. – Я в чем-то виноват, дядя Эд? – Не ты, – вздохнул Эдоард. – Не ты. Но… ознакомься, что ли? Брошенное Риком письмо Джес поймал на лету, развернул и вчитался. Выругался. Подумал – и еще добавил. – Дядя Эд, ну это уж… Твою ж… – Язык придержи? О короле говоришь, – цыкнул дядюшка. Вышло неубедительно. И было, было отчего злиться и ругаться благородному графу. Письмо было от Гардвейга. Его величество выражал свои дружеские чувства к Ативерне, всячески раскланивался, сообщал, что принцесса Мария в любой момент готова выехать в Ативерну, но… не лучше ли, если за ней приедет жених? Или его представитель? Чтобы исключить любые случайности и ассоциации у кого не надо? Гардвейг, конечно, готов на любые жертвы, и дочь лично в карету запихнет, но… не хотелось бы терять лицо. И если любезнейший брат пойдет ему навстречу, то его величество король Уэльстера будет весьма признателен и очень обязан. Брат во Ативерне был откровенно недоволен. Но! О, это страшное слово всего из двух букв. «Но!» И меняются планы, и рушатся горы, и поворачивают свое течение реки. Очень могущественное заклинание, куда там бедолажным шильдам. – Дядя? – Ричарда я отпустить не могу, – честно признался Эдоард. – Сам дороги не выдержу. Еще кандидатуры есть? – Дядя! Джес возмущался, но не всерьез. Все взрослые люди, все всё понимают, чего уж там. Политика – дело такое, ритуальное. Нравится вам, не нравится, но любое движение каждого политика обставляется бесконечным множеством условностей. Кто как поклонился, как посмотрел, даже как о погоде побеседовал. Надо учитывать все интересы, надо уметь кланяться во все стороны, но при этом следить, чтобы не прогнуться слишком низко… Искусство? Да, и это – тоже. Гардвейга можно было понять, ситуация сложная. Ричард выбрал его дочь после личного знакомства, предпочел ее Лидии Ивернейской, и это вызвало определенное напряжение в отношениях с Бернардом. Потом… А что – потом? Мало кто знает. И про бегство, и про отравление, и про интриги. Для всех Анелия Уэльстерская куда-то пропала (куда именно – определяет богатство фантазии сплетника), ее отец вернулся на родину, а Ричард женится на младшей сестре Анелии. И что думать людям? И как странам сберечь лицо? Идея была проста. До конца сохранить хорошую мину при плохой игре королям не удастся, это так, но… Гардвейг объявил, что Анелия решила послужить богу. Вот так, неожиданно, у нее прорезалось благочестие, и она отправилась в монастырь, молиться и каяться. В чем? А ваше какое дело? В какой монастырь? Сейчас узнаете, определим вас в соседнюю келью. Не надо? А чего тогда интересуетесь? Конкретнее надо, конкретнее… Разумеется, Ричард был оскорблен, и его величество предложил ему взамен свою дочь Марию. Его высочество согласился, но поставил условием воспитание Марии при дворе в Лавери. Мало ли? Вдруг и у этой благочестие прорежется? Это – официальная версия. Но теперь, для сохранения хороших отношений, надо бы пошевелиться и Ативерне. К примеру, отправить за невестой посольство, показывая, что отношения между Ативерной и Уэльстером теплые и дружеские, как и раньше. Никто не ссорился, проблем не было, все улыбаются и машут лапками. А кого послать? Раньше разговоров не было бы – можно отправить герцога Фалиона. Но после бунта его разве что альдонай куда-то отправит, подняв из могилы – нашел время, гад!