Голос Эриса дрогнул, но мальчишка выпрямился, и кивнул еще раз. Все правильно. – Призываю богов в свидетели. На этом суд закончился. Анжелина вздохнула. Вот так. Жестокие решения, никаких оправданий, но иначе-то и не получается. Жизнь такая… Вирма. Уэльстер, Кардин. – Чтоб его Мальдоная залюбила! Женщина запустила в стену бокал с вином, по обивке растеклось некрасивое красное пятно. – Ненавижу!!! Опять увернулся!!! Понять ее было можно. Альтрес Лорт остался жив. И добрался домой, невзирая на две засады. В одну он попал, вторую просто обошел – по случайности, наверное, сейчас уж не скажешь. Мужчина погладил подругу по плечу, легонько, едва прикасаясь кончиками пальцев. – Не расстраивайся, Альбита. Пусть его. Бывшая королева недовольно надула губки. – Робер! Я хотела, чтобы они оба умерли. И Гард, и этот горбатый подонок! Понять ее было несложно. Кому ж понравится, когда собственный супруг приказывает тебя убить, а его молочный брат собирается это сделать. И тоже отдает приказ? Если бы не Робер, кормила б ее бывшее величество червяков, да одуванчиками снизу любовалась. – Ничего. Посмотри иначе. – И как же? – Представь, как будет страдать Лорт, когда пойдет на плаху. Не смог уберечь брата, не смог – ничего. Только умереть – побежденным. Альбита улыбнулась. Нежно, мечтательно, словно речь шла не о смертях и крови, а о букете цветов и стихах. – Я хочу это видеть. – Увидишь, – отозвался Робер. – Увидишь. А вот о чем он не сказал подруге, так это про убийцу, которого послал в поместье Лорта. А вдруг – получится? Есть же не только кинжалы, но и яды? Альтреса Лорта мужчина ненавидел всей душой, всем сердцем. Сам бы ему зубами сердце выгрыз, и месть эта была вполне в его духе. Когда-то Робер не смог уберечь любимую. И как же он страдал, видя, как палач опускает топор. Хотелось броситься вперед, закричать, и только взгляд Камиллы остановил его. Любимая видела, и предостерегала. Не сделай мою жертву напрасной. Робер внял предупреждению. Он посвятил свою жизнь – мести. Он нашел оружие, все подготовил, осталось дождаться совсем немного. А Альтрес Лорт… Пусть он страдает так же, как и Робер. Страшна не смерть, страшно, когда она забирает родных, близких, любимых. А тебя – нет. Ты просто был – и нет. Берегись, Альтрес Лорт, тебя ждет судьба хуже смерти. Не зная о мыслях своего любовника, ее бывшее величество мило улыбалась. Близился момент ее триумфа. Уэльстер, где-то в дороге. Чем отличается Ативерна от Уэльстера? На взгляд ее сиятельства графини Иртон – да ничем! Те же дороги, которые спокойно можно назвать направлениями, те же мосты, холмы, поля, крестьяне, телеги и лошади. Говор чуть другой, но понять их можно. Это не Ханганат. Хотя после общения с Тахиром, Лиля и ханганов неплохо понимала. Сама говорила с жутким акцентом, вроде: моя твоя колбаса покупать, твоя моя деньга забирать, но ханганы ее понимали. Хотя и посмеивались втихую. А вот Джерисон смотрел иначе. С его точки зрения поля в Уэльстере были меньше, дороги грязнее, лошади гадили вдвое больше, а крестьяне отличались завидной тупостью. Лиля воспринимала это, как острый приступ патриотизма. Ясно же, что своя капуста всегда зеленее, а у соседа на ней гусениц вдвое больше. Это у всех так… Признать правоту супруга Лилиан пришлось уже на третий день пути по Уэльстеру. Они с мужем ненадолго отбились от кортежа. Джерисон решил показать супруге совершенно замечательную птицу, которая живет только в Уэльстере. Лилиан не возражала. Кто-то птицу показывает, кто-то коллекцию марок, кто-то представляет даму «близкому другу», и лучше уж на природе, чем в палатке посреди лагеря, да еще с ребенком под боком. Если кто в турпоходы ходил, то знают, что никакого интима в палатке не получается. Театр у микрофона, а иногда еще и театр теней. Так что Миранду препоручили Присцилле Элонт, переглянулись – и удрали. Подходящая полянка нашлась быстро, трава желтела, но была еще достаточно мягкой и высокой, плащ – теплым и удобным, а граф отлично умел раздевать женщин. И вот, демонстрирует он это умение, расшннуровывая корсет на специально для него надетом платье, а тут… – Не шевелитесь, а то стрелу влеплю! Лилиан и Джерисон замерли на месте. Лиля прижала к груди нагло сползающее платье, а из леса выходили люди. Один, два, три… всего шесть человек. У одного из них лук, и стрела на тетиву наложена. У остальных холодное оружие разной степени убитости жизнью. Лиля насчитала четыре здоровущих свинокола, один меч времен прадедушки Джерисона и один лук. Диагноз ясен – крестьяне вышли «на добычу». Народный промысел, называется. Рассказывая про угнетенный и забитый народ, борцы к нему в лапы все же не попадали. А народ вполне успешно промышлял на большой дороге, бывало дело. И угрызениями совести потом ничуть не мучился. Мужчины хоронили тела, бабы замывали пятна крови и штопали одежду, снятую с тех самых тел, дети… тут как повезет. Могли и помогать отцам в их нелегком труде. Случалось. Лиля огляделась. Получалось так, что один бы Джерисон этих героев разделал под орех. Но не дернется из опасения повредить ей. А угнетенный пролетариат тем временем подходил ближе, издеваясь и охальничая. – Ишь ты, Калк, смотри якая баба! – Ага, сиськи, что сметана! Небось, пощупать дюже сладко! – Так блахородная, ясно ж! – Не про тебя, Хрук, наливное яблочко. – А чего ж не про меня? Небось, у меня не меньше, чем у блахородных? – Да ты с прошлого лета, нябось, не мылся, а бабоньки, они ж как, не только размер, но и чистоту уважають… – А я почаще буду, шоб уважили… Лиля почувствовала, как окаменело тело Джерисона. – Упадешь, когда толкну, – шепнул супруг. – Я их отвлеку, – шепнула Лиля. – Не подставлюсь, не бойся. Рука Джерисона на миг сжала ее плечо. Давно бы граф бросился вперед, но лучник оставался самым опасным. И стрелу держал… либо ему, либо Лилиан, а достанется. Видимо, из охотников, меткий и цепкий, тварь такая… Джерисон коснулся кинжала на поясе… меч снял, ну да на этих тварей и кинжала хватит с избытком, пусть поближе подойдут. Но в следующий миг Лиля вдруг… оттолкнула супруга? Да, чуть назад, а потом выпрямилась. И платье, которое уже распустили нетерпеливые мужские руки, поползло с плеч.