В его голосе я отчетливо уловила незнакомые ранее, просительные интонации. – Ладно. – Я убрала ключи в сумку, потянулась, чтобы взять пакеты, но Толик опередил меня. – Я сам. – Он подхватил продукты одной рукой, другой осторожно взял меня под локоть, и мы пошли. Машина стояла в дальнем углу двора, сразу ее было и не разглядеть. Толик выключил сигнализацию, распахнул передо мной дверку, дождался, пока я устроюсь на мягком велюровом сиденье. Поднятые тонированные стекла полностью отгораживали нас от внешнего мира. Я старалась не смотреть на Толика, сидела, слегка отодвинувшись от него к окну, и ждала. Он опустил стекло, долго и неловко пытался освободить от целлофана неначатую пачку сигарет. Наконец ему это удалось. Он закурил и глухо произнес: – Прости. Я вел себя, как подонок. Я кивнула. – Дальше что? – А дальше вот что. – Толик глядел отчаянно и безнадежно. – Я попался, Василек. – Как – попался? Куда? – Меня подставили. На крупную сумму, очень крупную, Василек, ты даже представить себе не можешь. – Кто подставил? – спросила я, стараясь изо всех сил казаться спокойной. – Твой Гога с приятелями? Толик сморщился, как от зубной боли. – Нет, не они. Да какая разница кто? Я должен бешеные деньги одному… очень солидному и крутому человеку. У него моя расписка, нотариально заверенная. Пока думал да гадал, как быть, набежали огромные проценты. – Его голос дрогнул. Он судорожно сглотнул и замолчал, терзая пальцами окурок. Я невольно похолодела от ужаса. – Тебя… поставили на счетчик? Да?! – Нет. – Толик вымученно улыбнулся. – Слава богу, нет. Такие господа, как этот, не станут связываться с бандитами. У меня немного отлегло от сердца. – Тогда что он может тебе сделать? – Что? Упечь на нары! У него связи в прокуратуре, стоит только предъявить суду расписку и… – Толик, не договорив, положил на руль обе руки и уткнулся в них лицом. Потом едва слышно, почти шепотом произнес: – Мать вернется через пять месяцев. Срок заканчивается. Она придет, а меня… посадят. Представляешь? – А если продать квартиру? Ты ведь можешь переехать к бабушке. Он покачал головой: – Этого хватит лишь на четверть суммы. – Есть еще машины, на худой конец, моя квартира в Бутово. Неужели всего этого будет мало? Толик поднял на меня покрасневшие, измученные глаза. – Мало, Василек. Честное слово, я не вру. «Как же тебя угораздило влететь на такие громадные деньги?» – хотела было спросить я, но что-то удержало меня от этого. Ни разу, никогда в жизни, я не видела Толика таким раздавленным, уничтоженным, убитым. – Что же делать? – спросила я. – Ведь должен быть какой-то выход. – Только один – выкрасть расписку. Этот тип хранит ее у себя дома, я точно знаю. Самому мне этого нипочем не сделать. – Толик криво улыбнулся. – На такое способна лишь ты, Василек. Я наконец решилась повернуться в его сторону. Господи, какой же он красивый! Хоть бы ослепнуть, чтобы не видеть этого лица, бледного, искаженного страданием и все равно прекрасного. Античный полубог Ахилл. – Ты хочешь, чтобы я проникла в квартиру к твоему кредитору и украла для тебя расписку? – медленно и четко выговаривая каждое слово, проговорила я. – Я тебя правильно поняла? – Да. – Он кивнул. Осторожно протянул руку и, словно боясь обжечься, коснулся моих пальцев. – А что я скажу Владу? Как объясню, куда исчезла на несколько дней, когда вернусь? – Ничего не надо объяснять. Ты не вернешься. – Нет? – Я нервно усмехнулась. – Куда же я денусь, скажи на милость? Толик уже уверенней сжал мою ладонь, потом придвинулся и обнял меня. – Ты не вернешься, – повторил он со знакомой властной интонацией. – Останешься у меня. Мы ему сообщим. Я почти не удивилась его жестокости и фантастическому эгоизму. Все-таки это был Толик Волков собственной персоной. Он никак не мог предположить, что у других людей тоже есть сердце, оно может желать, чувствовать, страдать и даже в один прекрасный момент разорваться от боли. Я аккуратно сняла с плеча его руку. – Ты оставил меня умирать. Меня спас бомж, а Влад вы́ходил, как нянька. По-твоему, я последняя сволочь, чтобы так с ним поступить? Я видела, что Толик растерялся. Он не ожидал. Не думал, что я могу устоять перед ним. Да я и не устояла. Это была лишь последняя, жестокая агония, перед тем как окончательно погибнуть. Утонуть в его глазах, снова стать подзаборной рванью, хитрой, лживой стервой и… бесконечно счастливой дурой. Толик, однако, не знал этого, и лицо его помертвело от отчаяния. – Я же сказал, прости! Думаешь, я все это время не знал, что с тобой, где ты? Прекрасно знал, что ты с ним, но понимал, что тебе так будет лучше. – И ни разу не пришел навестить в больнице, – проговорила я с горечью. – Я думал, ты не захочешь меня видеть. – Ты хорошо знаешь, что я всегда хочу тебя видеть. Как, зачем, откуда вырвались эти слова? Будто кто-то против воли овладел моим языком, заставив его произнести эту чудовищную, коварную и предательскую фразу, от которой сладко затрепетало сердце. Миг – и Толик, крепко схватив меня, прижал к себе. Я вскрикнула от острой боли в сломанной руке. Он тоже вскрикнул, слегка отстранил меня, потом, поняв, в чем дело, развернул немного, так чтобы рука находилась в покое и не касалась его тела. – Василечек мой, девочка, солнышко! Пожалуйста, не оставляй меня, милая, родная! Не оставляй! Ты же любила меня, и сейчас любишь. Я знаю, что любишь! Ну, посмотри на меня, посмотри мне в глаза. Тебе ни с кем не будет так хорошо, как со мной, ведь правда, правда? – Он зарывался лицом в мои волосы, целовал меня и говорил, говорил – тихим, страстным шепотом, от которого у меня перехватывало дыхание. Мое лицо было мокрым от слез, и воротник его болоньевой куртки тоже стал темным и мокрым – я утыкалась в него носом и губами. Мы оба дрожали, как в лихорадке, тяжело дыша и стискивая зубы. Толик вытащил из-за пазухи платок, осторожно вытер размазанную у меня под глазами тушь и улыбнулся: – Какая ты красивая! Вся в разводах, почему-то зеленых. – П-потому что тушь зеленая, – пояснила я, всхлипывая. – Поедем, а? – ласково попросил он. – Поехали, Василечек, время не ждет. Я кивнула, забрала у него платок и, глядя в зеркальце, принялась приводить в порядок лицо. Толик включил зажигание. Тихо заработал двигатель. Автомобиль, медленно набирая скорость, поплыл мимо подъездов. Навстречу неспешным шагом шла соседская старушка с бидоном молока в руке. Я дернула Толика за рукав: – Притормози-ка. Он послушно нажал на педаль, глядя на меня с ожиданием. Я быстро опустила стекло, высунулась из окна и проговорила: – Пожалуйста, передайте Владу, что я уехала. Пусть он не беспокоится и не ищет меня. Скажите, что я его благодарю. За все. Бабка глянула на меня с недоумением и испугом. – Скажете? – умоляюще спросила я. – Пожалуйста, я вас прошу. – Скажу, что ли, – растерянно пробормотала та, настороженно косясь на блестящий автомобиль. 20