– Давай. Закидываю руку роженицы себе на плечо и поднимаю её с пола. Она показывает в сторону соседствующей комнаты с детской. Отправляемся туда, опускаю Герду на кровать королевских размеров и беру рацию. – Какой канал связи с Заком? – спрашиваю я. – Первый. Не удивлена. – Я на минуту, – говорю я. – Не оставляй меня. – Куда я денусь? Ты нас, блин, заперла! Выхожу за дверь и трясущейся рукой зажимаю нужную кнопку. Зак моментально отвечает: – Герда. – Нет. Это – Алекс. Тут такое дело. Герда рожает. – Твою мать! Зачем вы заперли дверь? Смотрю на черный предмет, как на предателя. – Решили поговорить, – отвечаю я и зажмурившись признаюсь. – Зак, я не знаю, что мне делать. Секунда тишины и следом спокойный и уверенный голос. – Алекс, успокойся, помоги ей. Через семь часов защитные пласты поднимутся, и за порогом уже будут врачи и всё, что только можно. Киваю. Семь часов. – Ты сможешь, – уверенно говорит Зак. – Свяжись с доктором и… – Лейзенберг уже побежал за ним. Ты бы ему хоть премию выдал, старик работает за десятерых. Ладно, я решила сообщить тебе, а пока мне нужен другой канал связи. Отключаюсь и связываюсь с Лейзенбергом, а в комнате раздаётся очередной крик. – Алекс? Спрашивает незнакомый мне женский голос. – Да, это я. – Я – доктор Руффи. Ты должна посмотреть какое раскрытие. В очередной раз смотрю на черный предмет в руках, словно на змею. – Что, простите? – переспрашиваю я. – Положи Герду, пусть она поставит ноги как можно шире, а ты посмотришь раскрытие. Я объясню как именно. – Раскрытие там? – задаю я идиотский вопрос, лишь бы получить отрицательный ответ. – Да. – Ла-а-адно. Убираю рацию от лица и захожу в комнату, при виде потной и красной Герды, тут же выхожу обратно. Подношу рацию к губам – А есть другой способ? – Нет, – отвечает Руффи. – Выход один. Выход один, хорошо. – И помой тщательно руки. И дезинфицируй все вокруг. Вхожу в комнату, прикрепляя рацию обратно на штаны. – Герда, нужно раздеть тебя ниже пояса. – Спаси меня! – кричит она. – Стараюсь. На минуту Герда словно прекращает испытывать боль, её тело расслабляется, и она, смотря на меня затуманенным взглядом, спрашивает: – Ты хоть знаешь, что делать? – Отчасти. А ты? – Не больше тебя. Да уж. Могла бы и поинтересоваться заранее. Бегу на кухню, приношу бутылку виски, открываю её и поливаю себе на руки по очереди, делаю глоток и подхожу к Герде. Вместе мы освобождаем её от легких брюк и нижнего белья. Очередная волна схватки приходит в момент, когда я пытаюсь понять, что такое "раскрытие" и где его искать. А в голове крутится одна и та же мысль, если я погублю ребенка Зака, то не переживу этого. Беру себя в руки и связываюсь с доктором. Она объясняет мне, что я должна приготовить на случай, если роды будут стремительными. Приношу в комнату нож, полотенца и ещё одну бутылку алкоголя. Время между схватками держится на одной волне, и я немного успокаиваюсь, в какой-то момент я вообще забываю о том, что принимаю роды. Периодически проваливаюсь в какую-то прострацию. В течение трех часов ничего не меняется. Крики, стоны боли и маты в сторону Зака. Герда не стесняется в выражениях, а ещё она периодически просит меня спасти их. Обещает, что если я это сделаю, она назовет дочь в честь меня. Будто мне это нужно. Единственное, чего я хочу, так это выйти из этого дома прямо сейчас, заскочить в ближайший магазин и купить сменные глаза и руки, которые не видели и не трогали "раскрытия". Герда вся в поту, в момент, когда она не кричит, то практически теряет сознание. Не представляю, насколько ей больно. Мне даже жаль её. Периодически слушая доктора Руффи, проверяю "раскрытие" и вижу там изменения. Пару раз связываюсь с Заком и успокаиваю его, говоря, что Герда держится. И я тоже. А тем временем судьба продолжает надо мной смеяться во весь голос. Что может быть абсурднее, чем оказаться запертой в доме мужчины, которого я люблю, вместе с женщиной, которая вынашивает его ребенка, да ещё и роды у неё принимать? Бредятина. – Алекс, когда ты увидишь головку, то должна быть максимально аккуратной. Как только голова выйдет, нужно осторожно перевернуть тело младенца, так чтобы ребенок не задохнулся. Понимаешь? Я сейчас объясню тебе, как это сделать более подробно. Когда девочка родится, то положи её на грудь Герды и жди, когда пуповина перестанет пульсировать. Потом возьмешь нож, обольёшь его алкоголем и перережешь пуповину, завяжешь и унесешь ребенка. – Куда? – спрашиваю я, испытывая дикий ужас от слов доктора. – Что – куда? – Куда нести ребенка? – Можешь положить в кроватку, но это только в том случае, если она сразу же закричит, если нет, то… Около тридцати минут доктор проводит мне краткий экскурс в мир акушеров и гинекологов. Слушаю, но вся информация улетучивается, как только доктор начинает следующее предложение. Герда воет, и я оборачиваюсь к ней. Кажется, мне их не спасти. Я просто не могу. Делаю ещё глоток виски. – Алекс! – кричит Герда, и я подхожу к ней. – Хватит пить! Что-то не так! Я чувствую! Сделай хоть что-то! Заглядываю между ног и содрогаюсь. Я вижу голову. Черт! Убираю рацию, снова обливаю себе руки и подбадриваю Герду, как только могу. Что происходит дальше я смутно помню. Словно мозг отказался запечатлеть это событие. Когда девочка оказывается у меня на руках, я практически плачу. Она кричит, и мы с Гердой переглядываемся. Кладу ребенка Герде на грудь, но у той еле как держатся открытыми глаза. Я уже полностью где-то в себе и поэтому даже не содрогаюсь, когда прикасаюсь к пуповине, делаю всё, как велел доктор. Поливаю виски нож, делаю очередной глоток. И ещё один. Перерезаю пуповину и завязываю. Она склизкая и мерзкая. Узел получается только с пятого раза. Боже, как это "просто". Забираю девочку и уношу её в соседнюю комнату. С говорящей рацией на связи пеленаю и оставляю ребенка в кроватке. Возвращаюсь к Герде и говорю, что это ещё не всё, доктор решила поиздеваться и сказала, что должно ещё что-то выйти из тела бедной Герды. Звук поднимающегося железа сигнализирует о том, что мои сутки в компании Герды закончились. Я потерялась во времени. Ну её на фиг, я больше на пушечный выстрел к их дому не подойду. А к Герде тем более.