– Надеяться не запрещено. – Ладно, правда, не думаю, что кто-то из наших жертв родился с серебряной ложкой в заднице. – Во рту, – поправил Рино. Внезапно Томас стал серьезным: – Кратковременная помощь от государства, возможно, предоставляется гораздо чаще, чем мы предполагаем. – Может быть, – Рино помнил, что Томас жаловался на нехватку денег после развода с женой. Оставалось только надеяться, что он ни во что не вляпался. – Кстати, я разговаривал с Куртом… Рино отметил резкий переход от темы разговора. – Никаких отпечатков ни на печке, ни на трубе. – Бомба. – А вот на дверной ручке, напротив… очень много отпечатков. – Но не нашего приятеля? – Строго говоря, мы этого не знаем. – Строго говоря, знаем. Он не оставляет отпечатков на месте преступления, так что вряд ли станет лапать жирными руками дверь. – Именно так. Зазвонил мобильный. Когда Рино вернулся в свой кабинет, на экране телефона высветилась надпись «Иоаким». – Отец, – пробормотал Рино низким голосом. – Сын, – поддержал Иоаким. И они закончили хором: – И Святой Дух. – Что за чувак? – Да один придурок, – голос сына звучал уже не так бодро. – Который из? – Один из тех, что притворяются друзьями. – Давай Иоаким. Говори. – Он расспрашивал обо всем и копался во всякой дряни. Плохое предчувствие усилилось. – И где же это было? Мальчик едва держался. – У психов. – В психиатрической клинике? Мама привезла тебя на прием? – Мм… Черт! Он стиснул зубы так, что они заскрипели. – Мне надо обсудить это с твоей матерью, – сказал он. – Ага. Она тоже сказала, что хочет с тобой поговорить. Ей следовало сделать это раньше! – О чем вы говорили? – О школе. – Так? – И ты тоже начинаешь? – Вообще-то я как раз заканчиваю. У меня еще одно дело. – Убийство? – Даже не спрашивай, Иоаким. Про школу и…? Мальчик тяжело вздохнул. – Ну, знаешь, о чем все время твердят учителя. Он понимал, о чем речь. Обычное дело для мальчишек в этом возрасте – мысли находятся где угодно, но не в классе. – Хорошо. Я поговорю с мамой. – Тогда пока! – Непривычное прощание для Иоакима, слишком формальное и простое. Этому чертову врачу все-таки удалось сломать и так подорванную уверенность в себе. * * * Глядя на грязновато-серый фасад здания, становилось ясно, что оно начинает рушиться. Хотя соседние дома выглядели не лучше. На лестничной клетке было четыре звонка, но табличка с именем висела лишь у одного из них. Рино ткнул пальцем в первый попавшийся, но никто не ответил. Он позвонил еще раз, терпеливо посчитал до десяти и принялся стучать в первую дверь, которая выглядела лучше других. Из-за двери показалась голова мальчишки, он раскрыл рот от изумления – очевидно, гости захаживали сюда нечасто. – Ддддд… ддда? – Я ищу Кима Олауссена. Рот мальчика принял форму буквы «О», и было видно, как напряглись все мышцы лица, когда он выдавил: – Вам на второй. – Ничего, я найду, – сказал он и начал подниматься по лестнице. – Справа, – на удивление легко выговорил мальчик. Он постучал в дверь, посчитал приглушенное «да» приглашением войти и открыл дверь. – Олауссен? – В гостиной, – голос по-прежнему звучал хрипло. Казалось, он сел в машину времени, которая увезла его на тридцать лет назад. Раздвижные двери на кухню, покрашенные коричневой краской, покосились, на полу лежал оранжевый ковер с гипнотизирующим круговым орнаментом. В комнате, которая называлась гостиной, стоял мебельный гарнитур цвета весеннего снега. Ким Олауссен полулежал в потертом кресле, на коленях у него валялись три пульта. На экране телевизора мелькали картинки скачек с тотализатором. Олауссен сделал попытку приподняться, но лишь качнулся – помочь себе руками он не мог. – Сидите-сидите! – Рино жестом попросил хозяина не вставать. – Я слышал, вас выписали. Олауссен переводил взгляд с телевизора на следователя и обратно. – Мне нужно соблюдать покой. Это я и дома могу делать. – Разумеется, – Рино быстро огляделся. – Можно мне присесть? – Пожалуйста.