– Линея, – дрожащим голосом прошептала она. Казалось, она набралась сил и высказала то, что нельзя было говорить. Никлас вспомнил слова Лилли Марие: Хайди обожала свою младшую сестру. – Почему вы отправили кукол именно сейчас? – Я поняла, что она скоро появится. – Вы поняли? – Я чувствовала, – она поерзала на стуле. – Просто знала, что это скоро случится. Так было всегда. Я знала, когда Линее грустно, даже если ее не было рядом. После того, как нас разлучили, я чувствовала, когда она собиралась ко мне в гости. Ей не нужно было звонить. Я просто знала это. Она говорила, глотая половину слов, но смысл был понятен. Никлас опять подумал, что люди в Бергланде ошибаются, считая ее умственно отсталой. – Почему вы ничего не сказали? – Я сказала Конраду прямо перед тем, как ее нашли. Поэтому он стал копать больше, чем обычно. Но в неправильном месте. – А полиции? Почему вы ничего не сказали полиции? – Они бы мне не поверили. Никласу пришлось признать, что она права. – Линею убили. Мне трудно ходить, но я искала. И я тоже, не только Конрад. Однажды я кое-что нашла. И тогда я все поняла. – Что вы поняли? – Что нашла то, что принадлежало ее убийце. Это так тяжело… Поэтому я поняла. Никласу показалось, что он упустил нить размышлений Хайди, похоже, она говорила сама с собой. Может быть, она живет в мире фантазий и рассказывает о тех кусочках реальности, которую сама себе придумала. Она снова встала и пошла на кухню. Он ждал, что она принесет еще один плот, но Хайди протянула ему что-то, напоминающее, на первый взгляд, мертвого зверька. Оказалось, что это меховой воротник. – Я нашла это на лужайке, – из-за гнусавого голоса слова казались нечеткими. – Где именно? – У другого залива. – И вы считаете, что эта вещь принадлежит убийце Линеи? Она кивнула. Никлас не понимал, как ему относиться к увиденному и услышанному. Хайди говорила спокойно и взвешенно, но то, что она рассказывала, заставляло его сомневаться, способна ли она отличить реальность от фантазии. – Конрад позвонил мне в тот вечер, когда Линея пропала. Он спросил, не у меня ли она. Я жила у Элвара и Дортеи Ингебретсен. Из их дома видно залив. Он позвонил еще раз позже. И еще несколько раз ночью. Я поняла, что она мертва. И начала искать, искала изо всех сил. Но я плохо хожу. Через два дня я нашла этот воротник и сразу догадалась, чей он, – она прижала кулак к губам, мелкая дрожь пробежала по ее телу. – Но только через пару дней я поняла, что он ее закопал. Я проснулась среди ночи и поняла. И поэтому снова начала искать, но так и не смогла отыскать место. Два дня шел проливной дождь. Все следы смыло. – Этот воротник может принадлежать кому угодно. Она уверенно покачала головой. – Вы почувствовали? Она кивнула. – Почему вы не попросили Конрада копать в другой стороне, если была уверена, что ее закопали где-то здесь? – Я пыталась, – голос дрожал. – Он мне не поверил. Он никогда мне не верил. Однажды утром он пришел ко мне и сказал, что начнет копать там, где, как я думаю, лежит Линея. – И что? – спросил Никлас, так как Хайди замолчала. – Я не знала, где именно. Только чувствовала, что это у моря на одной из лужаек. Он сказал, что этого недостаточно. Сказал, что ему придется прокопать семь километров и он не может копать наугад. Никлас решил вернуться к куклам. – И этим летом вы… снова что-то почувствовали? Она вытерла слезы большой ладонью. – Море вымывает землю, уже несколько метров смыло с тех пор. Я знала, что время настало, что и ее тоже скоро вымоет на поверхность. Поэтому я отправила в море ее кукол, чтобы они встречали ее. Все забыли о Линее. Все, кроме Конрада. А над ним смеялись. Я хотела, чтобы люди заговорили о куклах, начали выяснять, чьи они. Чтобы они были готовы к ее появлению. Никласу никак не удавалось до конца поверить в то, что он слышал. – А как же женщины, одетые как куклы? – Они все испортили, – Хайди зарыдала. – Куклы стали символом смерти. А должны были стать чем-то прекрасным. Ведь это куклы Линеи. – Тавана и Табу? – У нас было много кукол, но Тавана и Табу были особенными. Их подарили нам – мне и Линее. Мы играли с ними каждый день. Когда нас разлучили, она приносила ее каждый раз, когда приходила ко мне. Они всегда были вместе. Потому что принадлежали друг другу. – То есть вы не знаете, кто желал женщинам зла или почему их одели, как кукол, которых вы отправили в море? Хайди покачала головой. Никлас верил ей, хотя это означало, что он вернулся к началу расследования и был очень далеко от разгадки. Похоже, Хайди взяла себя в руки, и он протянул ей меховой воротник, который она прятала двадцать пять лет. – Я пыталась выяснить, чья эта вещь. Ходила от дома к дому. Никлас начал понимать. – Те взломы – это были вы, да? – Я ничего не брала. – Я знаю. Вас никто не собирается наказывать. Она взяла в руки куклу, которая лежала у нее на коленях. – И в этот раз – опять вы? В знак согласия Хайди промолчала. Она, уверенная в том, что воротник принадлежит убийце, не думая о том, насколько сложно проникнуть в чужой дом, искала пальто с оторванным меховым воротником. И именно Хайди, убежденная, что морская вода скоро размоет землю и Линея появится, в последней отчаянной попытке отыскать владельца воротника вновь залезла в чужое жилище. Никлас посмотрел на сидящую перед ним женщину – многие видели в ней лишь несчастное создание, но, подобно Конраду, она обладала могущественной силой – верной любовью. Он многому научился у них обоих. К тому моменту, когда Никлас вернулся домой, Кари-анне уже подыскала место для рыси и поставила ее в углу гостиной. – Ну как тебе? – она улыбнулась той же гордой улыбкой, которая когда-то, наверняка, украшала лицо охотника. – Не совсем в моем стиле. – Как думаешь, тебе понравится? – Карианне отступила на пару шагов и с довольным видом разглядывала чучело. Пасть у зверя была приоткрыта, как будто доказывая, что животное дикое. Ведь основное оружие рыси – молниеносный бросок. Сильного укуса вполне достаточно, чтобы мгновенно лишить жертву жизни, а когтями она может быстро и умело разорвать зайца или лисицу. Никлас поежился от этой мысли и снова почувствовал сильную колющую боль в животе. – Все хорошо, Никлас? – Мне нездоровится. – Ты такой бледный. В чем-то сомневаешься? Никлас покачал головой, он ненавидел себя за то, что жена заметила. Страх превратился в физическую боль. – Я налью чай, – Карианне успокаивающе погладила мужа по плечу, проходя мимо, и он понял, что она все понимает. Он смотрел на чучело, сначала неприязненно, затем к этому ощущению прибавилось еще кое-что – подсознание предупреждало о каком-то злодеянии. Когти, по пять штук на каждой лапе, были длиннее, чем он думал. Перед глазами Никласа появилась картинка – дежурный врач откидывает одеяло и видит раны на коже. Пять царапин, между ними расстояние в палец. Полицейские, в принципе, согласились с тем, что хищный зверь вряд ли бы остановился на этом, так что царапины явно были искусственными. В горах вокруг Бергланда большие хищники не водятся, так говорили все жители, но вот трофеи – чучела – вполне. Он слышал, как Карианне суетилась на кухне. Она что-то напевала, очень довольная собой, казалось, она и забыла о том, что серьезно больна. Она была рада, что отцу стало лучше. Они очень близки, это вполне естественно. Все ее детство он был ей и отцом, и матерью. И болезнь еще больше сблизила их. Жертвенная любовь Рейнхарда достойна уважения, хотя порой он переходил границы. Рейнхард. Если он действительно снова начал руководить жизнью дочери и симулировал болезнь, чтобы заставить их переехать на север… Мучаясь угрызениями совести из-за одной только этой мысли, Никлас достал из кармана зубочистку в пластиковой обертке. Он обычно брал парочку после ужина в кафе, так что в карманах у него всегда были залежи. Никлас немного приподнял зверя и провел зубочисткой по внутренней стороне когтя. На дереве осталось темное густое вещество. Никлас решил отправить его на анализ, только лишь для того, чтобы опровергнуть свои опасения. Глава 33 Часы пробили одиннадцать. Рино все еще сидел у Тор-кила Брюна, акушера, который когда-то принял роды у матери Эвена Харстада, а сейчас, не отрываясь, смотрел на огонь в камине. Врач только что нарушил врачебную тайну, и его чувство самоуважения серьезно пошатнулось. – Такие секреты хранятся надежнее, чем просто врачебная тайна, – Брюн строго взглянул на инспектора, словно говоря, что он должен разделить с ним угрызения совести. – А Эвен знает об этом? – Не думаю, – Торкил сменил позу и сразу показался более приземленным. – Но я уже давно не удивляюсь, что могут выяснить люди. Мне часто сообщают такие вещи, которые, как я думал, никогда не покинут больничные стены. Но слабые звенья есть везде.