Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 11 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не выдержав, светлые воины шарахнулись в стороны, повыхватывали мечи, закрутились, не зная, где в следующий миг появится дух нижнего мира. Тени тоже рассыпались, покрыв своим переплетением всю площадь, и Середин легко летал из стороны в сторону, то тут, то там появляясь пред лицом врага, чтобы тут же исчезнуть, появиться сбоку у другого, дыхнуть в ухо третьему, рассмеяться за спиной четвертого. – Мясо! Много мяса! Сладкое мясо, горячая кровь! Мы будем сыты. Мы будем пировать и веселиться! – Мы дарим эту еду вам, темные духи! – торжествующе плясал шаман, выстукивая какую-то замысловатую мелодию. – Они ваши! Ешьте их, пейте, забирайте себе! – Заткнись! – чернобородый воин ринулся с мечом на Пурлахтына, но Олег, конечно же, успел первым, заслонил шамана собой, позволив слабому, без замаха, удару бессильно ткнуться себе в грудь, тут же с двух сторон дал оголовьями косаря и сабли врагу по ушам и отшвырнул, поставил ногу на грудь упавшему, опустил клинок к его горлу и прошипел: – Не подходи даже близко к моему служителю! – Иди сюда, черная тварь!!! – крикнул староста светлых воинов, скинул тулуп, обнажил свой клинок, громко потребовал: – Дайте меч! Олег поднял лицо к нему, зловеще рассмеялся, спрыгнул в тень, тут же выпрямился перед врагом: – Ты хочешь битвы, смертный? – Провалился вниз, возник в десятке шагов далее: – Тогда готовься! Будет вкусно… – Меч! – еще раз потребовал староста, и кто-то из ратников подбежал, отдал ему свой. Седобородый резко выдохнул, закрутил орудием, делая «мельницу» сразу двумя клинками. – Здорово! – ведун вырос перед ним. – Да ты обоерукий? Ты знаешь, что искусство воина передается тому, кто его съест? Нам нравится, когда смертные искусны. – Сперва возьми! – староста пошел вперед, быстро нанося легкие стремительные удары по ногам, в руки, в плечи, снова по ногам, в живот, в голову, по ногам… Удары не смертельные, рассчитанные на нанесение небольших ран, на долгую кровопотерю – но зато короткие и частые, почти неотразимые, ибо отрабатывались годами и потому совершались непрерывным потоком, без раздумий и плана. Правда, парировались они, при должной выучке, легко – перекрытием направлений, а не фехтованием, ибо слабый удар можно остановить, даже просто подставив клинок. Дождавшись, пока противник проведет до конца заученную схему и решит перевести дух, Середин тут же сделал выпад с полупереносом. Седобородый попытался отмахнуться, но защиту, потребную «мимо схемы», провел коряво и поймал четкий укол в плечо. А если бы не успел отпрянуть – сабля вошла бы глубоко в сердце. Олег нырнул в тень, воплотился в двух шагах за спиной старосты, чиркнул клинком о клинок, насмешливо спросил: – Неужели ты надеешься победить меня, смертный? Ты же просто мясо! – Рано смеешься, демон! – повернувшись, ринулся на него воин. Но ведун опять исчез, чтобы выпрямиться на коньке избы, тень от которой дотягивалась до святилища. Он раскинул руки, глубоко вдохнул: – Какой тут запах! Много женщин, много детей! Здесь будет весело! – Иди сюда, трус!!! – закричал староста, и Олег исполнил его желание, исчезнув с крыши и тут же встав напротив: – Звал, смертный? – А-а-а!!! – седобородый опять устремился на него, проводя отработанную череду быстрых выматывающих ударов. Олег, парируя, дождался конца «схемы», нырнул в тень, вырос за спиной врага, чиркнул клинком о клинок, привлекая внимание. Староста развернулся, ринулся в атаку, сверкая клинками в стремительной кружащей «мельнице». Клинки бились о клинки, высекая искры и рассыпая радужные солнечные зайчики, шелестя смертью возле самого лица, над плечами, у ног. Полтора десятка ударов – легкая передышка. Ведун исчез, вырос за спиной, со зловещим шелестом провел лезвием по лезвию. Староста крутанулся, снова начал атаку, выискивая брешь в защите одетого в малицу дикаря. Полтора десятка ударов, заминка. Ведун чуть наклонился корпусом, словно ныряя в тень, светлый воин крутанулся… Олег сделал шаг вперед и что есть силы ударил его оголовьем сабли по затылку. Староста, вскрикнув, полетел вперед, раскинув руки, ведун быстро прыгнул следом, сел врагу на спину, просунул косарь под горло и потянул на себя, вынуждая седобородого приподнять голову: – Ты готов стать мясом, жалкий смертный?! – Будь ты проклят, порождение тьмы! – А женщин и детей отдать на мясо ты готов? – наклонившись ниже, задал второй вопрос ведун. Староста промолчал. Олег перевернул побежденного врага на спину и сказал, продолжая угрожать косарем: – Запомни мои слова, смертный… Никогда больше не смейте входить в земли людей леса! Они принадлежат мраку! Если вы войдете во владения мрака, мрак придет к вам. И мы сожрем всех. Мы высосем ваши души, мы выпьем вашу кровь, мы поглотим ваше мясо… Сейчас мы сыты, и мы готовы на договор. Люди леса – нам, люди света – вам! Не троньте нашу добычу, и мы не станем начинать войну. – Олег вскинул голову и громко крикнул: – Шаман!!! – Договор! – торжествующе ударил в бубен Пурлахтын. – Отвечай, смертный! Вы согласны или мне резать вас дальше? – косарь вдавился в беззащитное горло, и появилась кровь. – Да… Мы согласны… – выцедил из себя староста. Ведун сорвал с него коловрат, сунул в самое лицо: – Клянись Хорсом, светлый воин! Богом весны и жизни клянись не нарушать уговора сего нигде и никогда! – Клянусь…
– Хорсом клянись! – еще раз потребовал Олег. – Люди леса – тьме, люди Сварога – свету! – Хорса солнцеликого в свидетели призываю клятве своей… – смирился седобородый, уронив голову на наст. – Люди леса – тьме, потомки Сварога – свету. – Так ты еще жив, любимец смерти?! – раздавшийся рядом голос был негромким, но звучанием своим пробирал до костей, а поляну перед святилищем залил ослепительный свет. – Рано, стало быть, Перун с Ярилом веселились, рано Стрибог похвалялся? Но ныне, мыслю, все они сюда ужо мчатся. Ветрами быстрыми, облаками легкими. Встретят тебя с яростью, поразят без жалости. – Книга уже рядом, солнцеликий Хорс. Я надеюсь успеть первым, – ведун попытался повернуться к богу, но исходившее от того сияние оказалось столь ослепительным, что Середин отвернулся и попытался глянуть на гостя через отражение на лезвии косаря. Через нож смотреть на гостя было уже можно. Но разобрать что-либо все равно трудно. Шуба, борода, посох… Бог походил на дедушку Мороза, сотканного из электрических дуг. – Не успеешь, – пообещал Хорс. – Вижу, ты заступаешься за дикие племена перед потомками праотца нашего, великого Сварога? – Все мы потомки Сварога, солнцеликий. Или ближние, или дальние. Разве есть справедливость в том, чтобы сварожичи прямые людей иных не чести и достоинству учили, а в грязь втаптывали? Достойно ли сварожичей настоящих не к свету племена дикие вести, а во тьму отталкивать? – Вот, стало быть, ты каков, любимец смерти? – хмыкнул Хорс. Помолчал. Потом гулко ударил посохом в землю: – Клятву сию подтверждаю! Коли стража святилища доселе не смогла людей леса вере правильной научить, так впредь пусть и вовсе их не касается! Свет погас, оставив в глазах радужные и темные пятна. Олег выпрямился, тряхнув головой. – Как это? Что? – на лице старосты был написан благоговейный ужас. Остальные светлые воины стояли на коленях. – Кто ты?! – Договор!!! – первым спохватился шаман. – Небеса признали договор! Отныне леса наши! Мы принадлежим тьме! Договор! Охотники закричали, стали обниматься, кидать кверху шапки, потрясать копьями и гарпунами. – Скорее домой! – воскликнул кто-то из них. – Мы должны рассказать! Рассказать всем! Мы отданы тьме! Мы свободны! – Темный Самсайока! – крикнул отец Альвы. – Великий Самсайока! Ты с нами? Идем! – Зачем мне идти, смертные? – с улыбкой развел руками Олег. – Я и так всегда буду с вами. Я там, где мрак. Там, где ночь. Дух нижнего мира. Ступайте домой. Мы еще увидимся. Ведун убрал клинки в ножны и нырнул в тень от конька избы, оказавшуюся ближе всех остальных. Скользнул по ней к лесу и дальше помчался меж деревьев, скоростью не уступая стремительному ястребу. До самой горы лес, увы, не доходил. Слегка замедлившись возле опушки, Олег отвернул в ложбину между пологими холмами, проскользил по ней, сколько смог, и забрался на взгорок. Огляделся, скатился назад и низинами, по отброшенным холмами теням, запетлял дальше. Уже через час он затаился возле холма со святилищем, возвышавшимся на сотню саженей над лысым безлюдным плоскогорьем. Карнаух, похоже, оказался прав, и здешние земли были зачищены проклятием. Во всяком случае, ближе десяти верст от святилища не росло ни дерева, ни кустика. А может, и трава не росла – поди под снегом разбери. Правда, местами из склонов выпирали скальные зубья, отбрасывая длинные тени. По ним, невесомо перемещаясь из низин на обратные к солнцу склоны, а потом вверх за камни, ведун добрался почти до вершины, затаился за раздвоенным камнем всего в полуверсте от своей цели. Отсюда, с высоты птичьего полета, открывался чудесный вид во все стороны света и на многие десятки верст. Земля огромными пологими волнами лежала под ногами, укутанная в белое одеяло снегов, опушенная белесыми морозными туманами, сверкающая радужными переливами под солнечными лучами. Местами, словно вздыбив шерсть от холода, она ощетинилась лесами. Местами раскинулась ровной чистой постелью. Кое-где вверх уходили столбы дыма и пара, как бы подпирая небеса и не давая им рухнуть. Святилище возвышалось на самой вершине великим памятником человеческой мудрости, но выглядело, надо сказать, печально. Если вспомнить, что боги выбрали для него место на юге Уральского хребта, то получалось, что хранилище величайшей мудрости стояло аккурат в самом сердце континента, в центре Земли. Грустная ирония: все знания человечества собраны в центре Земли… на проклятой Лысой горе, средь безжизненной пустыни, вдали от людей, от деревень и городов, на самом отшибе… Наверное, когда-то очень давно, в незапамятные времена, «Голубиную книгу» переносили сюда совсем с другими планами и надеждами. Увы, все знания человечества, собранные в центре мироздания, превратили центр мироздания в позабытую человечеством пустошь. Грустно и смешно… Олег выглянул из-за камня. Рубленый храм с пятью луковками возвышался на вершине в гордом одиночестве. Семеро великанов сидели кружком немного в стороне, пониже, играя во что-то, похожее на «кости»: бросали, стучали, перебрасывали. Солнце медленно ползло по небосводу – а вместе с ним ползла и отброшенная луковками тень. Середину оставалось только ждать, пока она доберется до любого из северных отрогов. Великаны зашумели, закачались, стали бить друг друга ладонями по плечам. Один из них шумно выдохнул, выпрямился, подобрал с земли ободранную от ветвей сосну, побрел по плоскогорью, помахивая своим немудреным оружием. Ходячий десятиэтажный дом, покрытый густой рыжей шерстью, узколобый, с выпученными глазами, приплюснутым «боксерским» носом и широкой нижней челюстью, словно вбитой глубоко в череп, отчего верхние зубы великана выпирали вперед. Двигался он не спеша – но все равно земля содрогалась от каждого шага, а наст вздыбливался и растрескивался далеко в стороны, словно от взрывной волны. Но самое главное – тень от этого невероятного монстра падала на полверсты в сторону, и когда он поравнялся с камнем, Олег тут же перебежал в нее, прокатился вместе с великаном вдоль плоскогорья, и когда тень коснулась храма – перепрыгнул к нему. Могучий страж, завершив обход, вернулся к товарищам, а ведун пробрался вдоль стены ближе к крыльцу, ведущему в святилище, взглянул из-за угла. На ступенях собралась компания людей, от которых буквально раскатывались волны силы и тепла. Раньше Олег такого никогда не ощущал – ты смотришь на человека, а в лицо веет, словно ветром, могуществом и силой. Даже Ворон, уж на что сильный колдун – и то такого чувства не вызывал. Рядом с учителем возникало что-то вроде ауры почтения и уважения. Здесь же – прямо хоть локтями на веющую от незнакомцев мощь опирайся. Еще один человек, в песцовой шапке и белом меховом плаще на плечах, стоял в десятке шагов от ступеней и легонько взмахивал ладонями, словно играл в бадминтон невидимым воланом. После каждого взмаха от рук его расходилась белесая волна, скатывалась вниз по склону, рассыпалась в извилистую полосу поземки, несущую над снежным настом колючую ледяную крупку. – Тут десять верст снега, холода и ветра, – сказал он, взмахнув ладонями еще раз. – Никаких укрытий, никакой еды, никакого топлива для огня. Никому из смертных не одолеть такого пути. – Ты клялся, что смертному не выжить в урагане, Стрибог! – заметил с крыльца опоясанный мечом чубатый и круглолицый рыжий паренек в красном кафтане, сбежал со ступеней. На несколько шагов вокруг него мгновенно стаял снег, а лужицы начали стремительно испаряться. – А ведун, оказывается, не просто жив, но и совсем рядом! Трава на земле около святилища и вправду не росла. Только серый ломкий мох. – Полагаю, ему кто-то помог, – сказал сидевший на крыльце кряжистый и широкоплечий чернобородый воин с голубыми глазами. На голове у воина была каракулевая пилотка, на плечах лежал замшевый налатник, отороченный соболем у ворота и горностаем по подолу. Пояс воин снял и удерживал широкий длинный меч, спрятанный в ножны, между коленями. Ладони лежали на оголовье рукояти – каждая размером с лопату. Любой смертный, хоть раз видевший в славянских святилищах низкие, обитые медью идолы громовержца, мгновенно узнал бы в этом густобровом богатыре Перуна, повелителя гроз. – Может статься, отец, его оберегает ледяная Мара? – предположила девушка, сидящая за его спиной. Золоченые доспехи, кольчужная юбка поверх свободного подола из тонкого и мягкого белого сукна, островерхий шлем с небольшими крылышками, вырезанными из тонкой жести, на штырях для крепления личины. Из-под шлема высыпались на плечи густые русые кудри. Не иначе это была Магура, буйная и воинственная дочь громовержца, известная своей страстью воровать из папиного колчана громовые стрелы. Это именно пущенные ею стрелы были «громом среди ясного неба», а также странными молниями, бьющими то поперек небес, то пульсирующими, а то просто оброненными и бессмысленно катающимися там, куда упадут, пока не сгорят.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!