— Может быть, у кого-то из вас были жена или муж, которые отправились служить одновременно с вами? Неужели вы не поддерживаете контакта с ними? — Мой муж улетел намного раньше меня, — сказала Вебер. — К тому времени, когда я получила свое первое назначение, он уже был мертв. — Моя жена служит на «Бойсе», — сообщил Кейес. — Время от времени пишет мне пару слов. У меня такое ощущение, что она не слишком сильно тоскует там без меня. Думаю, что тридцати восьми лет рядом хватило ей по уши. — Когда люди попадают сюда, им не слишком-то хочется возвращаться к своим старым жизням, — со своей обычной дотошной рассудительностью заговорил Йенсен. — Конечно, мы все скучаем по какой-нибудь ерунде. Эйми совершенно правильно сказала, что это один из способов не дать себе сойти с ума. Но это все равно что вернуться во времени к моменту непосредственно перед тем, как ты исчерпал все возможности, которые предоставляла тебе прожитая жизнь. Если бы ты смог возвратиться туда, то разве стал бы поступать точно так же? Ведь ты уже прожил ту жизнь. Ремарка в сторону: я не сожалею о тех решениях, которые принимал, и о поступках, которые когда-то совершил. Но я вовсе не спешу повторять все заново. Не сомневаюсь, что моя жена где-то здесь. Но она счастлива своей новой жизнью — без меня. И должен признаться, что я тоже не испытываю ни малейшего желания снова взваливать на себя это бремя. — Знаете, меня все это совсем не ободряет, — сказал я. — Да что же может быть в браке такого, чего тебе так сильно не хватает? — спросил Алан. — Ну, прежде всего мне действительно не хватает жены. Но мне не хватает также и чувства… не знаю точно, как его назвать, — комфорта, что ли? Ощущения, что ты находишься там, где должен быть, вместе с человеком, чье место рядом с тобой. Будь я проклят, если чувствую здесь хоть что-то подобное. Мы отправляемся в места, за которые вынуждены драться насмерть, в обществе людей, каждый из которых окочурится завтра или послезавтра. Я не хочу никого обидеть. — Да какие уж тут обиды, — отозвался Кейес. — Здесь я не имею твердой почвы под ногами, — продолжал я, — не имею такого места, где ощущал бы себя в настоящей безопасности. Мой брак имел свои плюсы и минусы, как и у всех остальных, но, когда доходило до сути, я знал, что он прочен. Мне недостает такой вот надежности и такой связи с кем-то. Каждого из нас в значительной степени делает человеком то, что мы значим для других людей и что люди значат для нас. Мне не хватает сознания того, что я для кого-то что-то значу — этой неотъемлемой части человеческой сущности. Вот почему я так скучаю по моей семье. Снова наступила тишина. — Хорошо, Перри, черт с тобой, — сказал наконец Ридли. — Ты так все завернул, что я тоже начал тосковать по своей жене. Йенсен громко фыркнул. — А вот я — нисколько. Ты, Перри, можешь сколько угодно тосковать по своему браку. А я буду продолжать мечтать о печенье, которое делала моя дочь. — Патока, — скривился Кейес. — Вот ведь гадость. — Прошу вас, сэр, не начинайте этого снова, — поднял голову Йенсен. — А не то мне придется переться за винтовкой. Смерть Сьюзен явилась полной противоположностью смерти Томаса. Забастовка нефтяников на Элизиуме привела к резкому падению выхода продукции на нефтеперерабатывающих заводах. «Тусон» получил задание доставить туда подменные бригады — так деликатно называли штрейкбрехеров — и оборонять их, пока они будут снова приводить в действие остановленные буровые установки. Сьюзен находилась на одной из платформ, атакованной забастовщиками при помощи самодельной артиллерии. Взрывом Сьюзен и еще двоих солдат скинуло с платформы в море с высоты в несколько десятков метров. Двое ее однополчан упали в воду уже мертвыми, но Сьюзен, покрытая страшными ожогами и пребывающая в полубессознательном состоянии, все же выжила. Ее выловили из воды те же самые забастовщики, которые атаковали платформу. Они решили устроить Сьюзен показательную казнь. В морях Элизиума водятся огромные рыбы-падальщики, которым колонисты дали непрезентабельное название «глоты»: челюстной сустав такой рыбы имеет шарнирное устройство, что позволяет ей глотать огромные предметы. За эту способность они и получили свое название. Рыбе не составляет труда заглотить и человека. После того как планету колонизировали, они начали собираться чуть ли не стаями возле нефтедобывающих платформ в ожидании, когда сверху вывалят очередную кучу пищевых отходов. Взбунтовавшиеся нефтяники подняли Сьюзен на свое судно, привели ее в сознание и прочли ей вслух свой наспех состряпанный манифест, рассчитывая, по-видимому, на то, что ее МозгоДруг передаст их слова в ССК. После этого они решили избавиться от Сьюзен: устроили десятиминутную пародию на суд, объявили ее виновной в сотрудничестве с врагами, приговорили к смерти и швырнули обратно в море как раз возле того места, куда выходил мусоропровод платформы. Глота пришлось ожидать недолго. Пасть распахнулась, и Сьюзен оказалась в брюхе. Но и в это время Сьюзен была все еще жива и пыталась выбраться из рыбины в те же двери, через которые попала внутрь. Но, прежде чем она успела это сделать, один из бунтовщиков выстрелил глоту в спину сразу за спинным плавником — там у этих рыб находится мозг. Выстрел оказался смертельным; рыба начала погружаться в море, унося в себе пленницу. Сьюзен погибла не оттого, что была съедена, она даже не утонула — ее расплющило давлением воды на глубине. Ликование бунтовщиков по поводу удачного удара, нанесенного угнетателям, оказалось недолгим. «Тусон» тут же прислал свежие силы, солдаты налетели на лагеря нефтяников, похватали вожаков, расстреляли их и скормили трупы глотам. Правда, убийц Сьюзен отправили на корм рыбам живьем. Почти сразу же после этого забастовка закончилась. Смерть Сьюзен послужила мне напоминанием о том, что люди могут быть не менее жестокими, чем порождения дальних миров. Окажись я на «Тусоне», то, по всей вероятности, собственноручно скормил бы тех ублюдков, которые убили Сьюзен, глотам и не усмотрел бы в этом ровным счетом ничего плохого. Не знаю, в лучшую или худшую сторону изменили меня те переживания, которые я испытал, сражаясь с кованду. По крайней мере, я больше не волновался из-за того, что могу стать в меньшей степени человеком, чем прежде. 12 Те из нас, кто участвовал в сражении за Коралл, помнят, где мы находились, когда впервые услышали о нападении на планету. Лично я слушал объяснения Алана о том, что с Вселенной, которую, как мне казалось, я знаю, мы давно уже расстались. — Мы покинули ее, когда совершили первый же скачок, — сказал он. — Перескочили в соседнюю вселенную. Именно в этом и заключается принцип скачкового движения. Реакцией на эти слова послужило продолжительное напряженное молчание. Мы — Алан, я и Эд Макгюр, сменивший Эйми Вебер в должности командира отделения, — сидели в батальонной комнате отдыха, имевшей типично армейское название «Бар „Вольно!”». Первым заговорил Эд: — Что-то я совсем тебя не понимаю, Алан. Я всегда думал, что скачковый двигатель просто разгоняет нас больше скорости света, ну, или делает еще что-то в этом роде. Что он работает именно так. — Ни фига подобного, — возразил Алан. — Эйнштейн прав до сих пор: наибольшая скорость, с какой можно двигаться, — это скорость света. Кроме того, ты не испытал бы ни малейшего удовольствия, если бы начал шляться по Вселенной со скоростью, хотя бы заметно приближающейся к световой. Когда разгонишься до пары сотен тысяч кэмэ в секунду, любой, даже самый крошечный кусочек дерьма, которого между звезд болтается довольно много, проделает в твоем корабле внушительную дыру. Это всего лишь чрезвычайно дорогостоящий способ самоубийства. Эд некоторое время моргал, потом поднял руку и принялся чесать в затылке. — Н-да… — процедил он сквозь зубы. — Теперь я уже точно ничего не понимаю. — Хорошо, давай попробуем разобраться, — сказал Алан. — Ты спросил меня, как действует скачковый двигатель. Я ведь уже сказал, что это очень просто: нужно всего лишь взять любой предмет — допустим, наш «Модесто» — и перебросить его в другую вселенную. Проблема в том, что мы привыкли к слову «двигатель». На самом деле мы не используем какой-либо двигатель, и ускорение здесь совершенно ни при чем. Единственный значащий фактор — это местоположение в множественном мире. — Алан, — перебил его я, — ты снова мечешь бисер перед свиньями. — Извините, — пробормотал он и на секунду задумался. — Скажите, парни, а как у вас с математической подготовкой? — У меня вроде бы сохранились кое-какие воспоминания о матанализе, — сказал я. Эд Макгюр лишь кивнул. — Что ж, — протянул Алан. — Прекрасно. В таком случае попробую объяснить на пальцах. Только, пожалуйста, не обижайтесь. — Постараемся, — пообещал Эд. — Ладно. Итак. Вселенная, в которой мы находимся в данный момент, — всего лишь одна из бесконечного множества других, существование которых разрешается законами квантовой физики. Каждый раз, когда мы, например, определяем фиксированное положение электрона, наша вселенная функционально определена положением этого электрона, тогда как в альтернативной вселенной он занимает совсем иное положение. Уловили? — Ни черта, — сознался Эд. — Ну и неучи. В таком случае просто поверьте мне, что так оно и есть. Главное здесь: множественные вселенные. Мультивселенная. И скачковый двигатель всего-навсего открывает дверь из одной в другую. — Как же все-таки он это делает? — спросил я. — Я не смогу вам объяснить, вы слишком плохо знаете математику, — ответил Алан. — Значит, это магия, — твердо сказал я. — С твоей точки зрения, да, — согласился Алан. — Но магия, основывающаяся на физике. — Я понимаю ничуть не больше, чем раньше, — опять начал Эд. — Ну, допустим, мы скачем из одной вселенной в другую, но почему же тогда все эти вселенные точь-в-точь похожи на нашу? Я много читал об альтернативных вселенных в научной фантастике, и там между ними всегда было множество различий. А здесь? Как понять, что мы находимся в альтернативной вселенной? — На этот вопрос есть ответ, который делает всю историю еще интереснее. Давайте исходить из того, что с бытовой точки зрения перемещение объекта из одной вселенной в другую — чрезвычайно маловероятное событие. — Без труда могу с этим согласиться, — вставил я. — Но с точки зрения физики это вполне допустимо, поскольку на своем базовом уровне вселенная управляется квантовой физикой, допускающей любые события, даже такие, каких, рассуждая житейски, совсем не может быть. Однако каждая вселенная предпочитает сводить маловероятные события к мельчайшему минимуму, особенно во всем, что выходит за субатомный уровень. Поэтому то, что видно невооруженным глазом, ничем не различается. — Как может вселенная что-то «предпочитать»? — с искренним изумлением осведомился Эд. — Ты не знаешь математики, — посетовал Алан. — Конечно, нет. — Эд возвел взгляд к потолку. — Но на самом деле вселенная предпочитает некоторые вещи другим. Например, она предпочитает двигаться к состоянию энтропии. Она предпочитает иметь постоянную скорость света. Такие вещи можно изменить или немного запутать, но для этого придется ого-го как потрудиться. То же самое и здесь. Перемещение объекта из одной вселенной в другую настолько маловероятно, что в типичном случае вселенная, в которую перемещается объект, во всех подробностях походит на ту, что он покидает. Это можно было бы назвать сохранением несходства. — Но как ты объяснишь то, что мы перемещаемся из одного места в другое? — спросил я. — Каким образом мы умудряемся попадать из некоего пункта одной вселенной в совершенно иной пункт другой? — Что ж, давайте подумаем, — сказал Алан. — Перемещение полного судна в другую вселенную — очень маловероятное событие. А с точки зрения вселенной то место, где в новой вселенной оно возникнет, — чрезвычайно тривиальный фактор. Даже не фактор. Именно поэтому я сказал с самого начала, что слово «двигатель» здесь совершенно не годится. На самом деле мы никуда не движемся. Мы просто оказываемся там. — А что случается в той Вселенной, которую мы только что покинули? — спросил Эд. — Там возникает из другой Вселенной другая версия «Модесто» с альтернативными нами, — объяснил Алан с таким видом, будто напоминал что-то такое, о чем мы должны были помнить со школьных лет. — Вероятно. Есть почти бесконечно малый шанс против этого, но, как правило, случается именно так. — Так сможем ли мы когда-нибудь вернуться назад? — спросил я. — Куда — назад? — вопросом на вопрос ответил Алан. — В ту Вселенную, откуда мы выехали. — Нет, — отрезал Алан, но тут же добавил: — Впрочем, теоретически возможно, что ты мог бы это сделать, но такая вероятность исчезающе мала. Вселенные создаются непрерывно по мере разветвления вероятностей, и те из них, в которые мы попадаем, вообще рождаются практически одновременно с нашим появлением там. Одна из причин, позволяющих перескочить туда, в том, что они очень близки по своей структуре. Чем дальше во времени ты отодвигаешься от определенной вселенной, тем больше времени она получает на дальнейшее изменение, и тем менее вероятно, что ты сможешь вернуться туда. Возврат даже в ту Вселенную, которую ты покинул секунду назад, феноменально маловероятен. А уж о возвращении в место, оставленное больше года назад, не может быть и речи. — Ты меня совсем убил, — огорчился Эд. — Я любил мою Вселенную. — В таком случае я тебе скажу кое-что еще, — безжалостно добавил Алан. — Ты прибыл не из той же первоначальной Вселенной, откуда взялись мы с Джоном, так как сделал свой первый скачок не одновременно с нами. Больше того, даже те люди, которые совершили первый скачок вместе с нами, не находятся в той же вселенной, где и мы. За это время они успели разбежаться по разным вселенным, потому что находятся на различных кораблях, — если нам доведется встретиться с нашими старыми друзьями, мы увидим их альтернативные версии. Конечно, они будут выглядеть и поступать точно так же, как и те, с которыми мы когда-то расстались, потому что, если не считать позиционирования электронов, они ничем не отличаются. Но наши исходные вселенные совершенно различны. — Так, значит, мы с тобой — это все, что осталось от нашей Вселенной? — удивился я. — Можно смело ставить хотя бы половину твоей наличности, что та Вселенная все еще существует, — сказал Алан. — Но мы с тобой почти наверняка — единственные два человека оттуда, находящиеся в этой Вселенной. — Даже и не знаю, что на все это сказать, — признался я. — Постарайся не слишком волноваться по этому поводу, — ответил Алан. — С повседневной точки зрения все эти скачки из вселенной во вселенную не имеют никакого значения. Практически рассуждая, все вокруг можно считать одинаковым независимо от того, в какой Вселенной находишься.