ПО ЗАКОНАМ МУЖЕСТВА В пять часов утра милиционер-водитель отдела вневедомственной охраны при Москворецком РУВД г. Москвы младший сержант милиции Николай Ледовской по рации получил приказ: - Следуйте на Дубининскую, 65. На помощь! Развернув «Жигули», Ледовской помчался на предельной скорости. Через три минуты во дворе большого дома его встретил милиционер. «Вор проник в квартиру, - сообщил он, - но не учел, что она под охраной. Заметив нашу машину, выпрыгнул в окно. Старший экипажа - за ним, а я жду подкрепления. Приметы преступника - высокий, в сером пальто и шляпе». Ледовской тотчас вырулил на Дубининскую, полагая, что вор постарается уйти как можно дальше. Улица еще не пробудилась, просматривалась далеко. Патрулируя ее, он решил проверить прилегающие переулки. Свернул в ближайший. По нему бежал человек в сером пальто и шляпе. Полный газ. Незнакомец оглянулся. Спустя секунды Ледовской поравнялся с ним. Тот в сторону. Бросив машину, Ледовской кинулся вслед. Видя, что от милиционера не уйти, преступник развернулся и занес нож. Ледовской перехватил кисть. Описав дугу, нож стукнулся об асфальт. Падая, мужчина увлек младшего сержанта за собой. Завязалась схватка. В разгаре борьбы преступник пустил в ход второй нож. Пронзительная боль откинула милиционера назад. С трудом сохранив равновесие, он выхватил оружие. «Не вставать!» - прокричал он. Распластанный на асфальте, преступник вздрагивал от страха, а Ледовской, сжимая пистолет, чувствовал, как теряет силы. Но крепился, поглядывая вперед: не покажется ли кто на улице? Головокружение усилилось. «Только бы не упасть», - подбадривал себя младший сержант. И тут услышал шум: во двор въезжал хлебный фургон. Водитель сразу понял, в чем дело, и пришел на помощь. «Ну и крупную «птицу» ты поймал, - шутили товарищи, навестив Николая в больнице. - Рецидивист, два года разыскивали его…» За мужество и образцовое выполнение долга Николай Федорович Ледовской награжден орденом Красной Звезды. Михаил Трофимов ВОКЗАЛ Стук в крепкую, обитую листовым железом дверь камеры становился все настойчивее. Дежурный по изолятору для временного содержания постоял минуту у двери, отдернул засов и распахнул дверь. Стучавший от неожиданности отскочил назад. Рослый, плечистый старшина милиции молча смотрел на обитателя камеры - щуплого, сутуловатого, с бледным и заметно опухшим лицом человека. - Почему безобразничаете, Сонькин? - негромко, разделяя слова значительными паузами, спросил старшина. Сонькин как бы пришел в себя: внушительная фигура милиционера произвела на него надлежащее впечатление. - Простите, - невнятно пробормотал он, как-то кособоко поеживаясь, - я хотел, я… - Однако клокотавшая в его хилой груди ярость, подавленная на миг, видать, взметнулась вновь. - Начальника давай! - хрипло выкрикнул он. - Не кричите, - мирно проговорил старшина, - нехорошо! - Начальника! - не сдавался Сонькин. - Еще раз говорю: тихо! - старшина усилием воли погасил раздражение. - Ну зачем? Криком ничего не добьешься! Материал о ваших действиях передан следователю. Следователя сейчас нет, он занят другими делами. К вечеру будет, разберется. - Не могу, не могу! - плаксиво ныл Сонькин. - Забрали ни за что ни про что! - Ну это зря! - возразил старшина. - Вас же с поличным задержали. - Не крал! Жизнью клянусь, не крал! - Сонькин смахнул со щеки вдруг выскользнувшую слезу. - Напраслина, напраслина на меня! - И все-таки шуметь не надо, - терпеливо повторил старшина. - Ну что будет, если все стучать и кричать начнут? Не надо. Сидите смирно. Придет следователь, разберется, все растолкует. Не виноват - тут же отпустит. Речь старшины звучала убедительно. Сонькин постепенно успокоился. Под конец даже некое подобие улыбки промелькнуло на его бледных тонких губах. - Ну, коли ты такой добрый… - проговорил он. - Тогда - что? - догадываясь, улыбнулся старшина. - Тогда дал бы ты мне закурить, - неожиданно жалостливо и конфузливо попросил Сонькин. - И чего это я один в камере оказался… - Закурить дам, - сказал старшина, - а шуметь не надо. Договорились? Сонькин вздохнул и молча кивнул. Следователь вышел из прокуратуры и быстрым шагом, почти бегом направился к автобусной остановке. В прокуратуре он совершенно неожиданно пробыл дольше, чем предполагал. И теперь пришлось думать о том, как успеть выполнить все дела, намеченные на день. А дел было немало. Надо съездить в следственный изолятор, предъявить обвинение одному из арестованных и ознакомить с материалами дела другого. Затем побывать в психиатрической больнице и получить там заключение амбулаторной судебно-психиатрической экспертной комиссии на подследственного. Тот совершил ограбление в пригородном электропоезде и вызвал сомнение в психической полноценности. И лишь сделав все это, можно было вернуться в следственное отделение и заняться новыми, только вчера полученными от начальника материалами. На нехватку времени следователю никакой скидки не полагается. Успевай! Успевать нелегко, когда в производстве находится одновременно несколько уголовных дел. Это особенно сложно для следователя, работающего в органах внутренних дел на транспорте, каковым и является капитан милиции Гвоздев. К середине дня Гвоздев намеревался закончить работу в следственном изоляторе, съездить в психбольницу и часам к четырем вернуться к себе в отделение. Но все непредвиденно осложнилось, и вернулся он только к семи часам вечера. Бегло просмотрев новые материалы, Александр Михайлович попросил привести к нему Сонькина. - Присаживайтесь, - Александр Михайлович кивком показал ему на стул, - потолкуем… - Мне этого только и нужно, - с готовностью ответил Сонькин. Пока Александр Михайлович еще раз просматривал материалы, Сонькин нетерпеливо ерзал на стуле. - Ну что, Павел Семенович, - обратился к нему Гвоздев, - поговорим? - Сигаретой не угостите? - заискивающим голосом попросил Сонькин. Гвоздев сам не курил, но в ящике его стола всегда лежали сигареты и спички. Получив сигарету, Сонькин несколько раз жадно затянулся, потом сказал: - Хотите, чтоб я признался? - Суть дела от этого не меняется, - спокойно сказал Александр Михайлович, - но признание вины предполагает раскаяние в содеянном. Раскаяние же по закону является смягчающим вину обстоятельством. Это и на определение меры наказания влияет. - Знаю, - обронил Сонькин, - воробей я, как говорится, стреляный. У меня вопрос. Так сказать, для общего образования. Можно? - Спрашивайте. - Почему следователи каждый раз старательно добиваются признания вины, почему они так делают, если, как вы сами говорите, это сути дела не меняет? Гвоздев на минуту задумался: трафаретно отвечать не хотелось, чувствовал, что в этом невзрачном на вид человеке есть что-то особенное, хотя назвать это «особенное» он теперь затруднился бы. - Я бы о многом мог сказать, - подумав, проговорил он, - но скажу не главное, а, некоторым образом, второстепенное, именно: признав себя виновным, обвиняемый как бы признает себя побежденным. За обвиняемым предполагается честное и максимально полное изложение обстоятельств дела, освещение всех, до того не ясных и темных моментов, далее: добросовестное сожаление обвиняемого о совершенном, глубокое понимание незаконности своих действий и самое искреннее раскаяние в содеянном. - Уразумел и поэтому вину свою в краже чемодана признаю. - Тогда у меня тоже вопрос. И тоже «для общего образования». Как вы думаете, почему такие преступники, как, скажем, вы, всегда стремятся, невзирая ни на какие обстоятельства, отрицать свою виновность? Ведь они знают, что это им ничего не дает, а все же делают. Почему? - Традиция… - Не традиция, а уловка. Иной хитроумец надеется, что следователь что-нибудь упустит, и тогда в деле возникнет щель, в которую через непризнание вины и будет предпринята попытка вылезти сухим из воды. Что, неверно? - Может, и так, - покорно согласился Сонькин. Александр Михайлович помолчал и тихо добавил: - Смотрю я на вас, Павел Семенович, и все кажется мне, что хороший вы человек. И как загляну вот в эту справку, о ваших прошлых судимостях, верить не хочется написанному. Как же так? Лицо Сонькина стало серьезным. Он долго молчал, потом горестно произнес: - Несчастный я человек, вот в чем моя беда. Просто несчастный, обделенный счастьем от природы. - Ну это уж мистика какая-то, - возразил Александр Михайлович. - Говорят, каждый человек - кузнец своего счастья. Отбросьте убеждение о своей несчастности. Это просто-напросто суеверие. - Может, и суеверие, - грустно покачал головой Сонькин. - Только жизнь-то не получилась. Она, считайте, уж прошла. А что я видел? - и слезы медленно выкатились из его глаз. - Ну-ну! Успокойтесь, - голосом, полным искреннего сочувствия, сказал Александр Михайлович. Вечер угомонил дневную суету в отделе. Тишина воцарилась в коридорах. Тихо было и там, где теперь сидели друг против друга следователь Гвоздев и вор Сонькин.