— Сто двадцать. — Черт, меньше половины. Как вы справляетесь? — Никак. Стина снова взяла больничный. — Скажи, если мы вам можем как-нибудь помочь. Он сказал это скорее потому, что так говорить принято, а не потому что действительно проявлял заботу. В присутствии Ловисы ему всегда было некомфортно, он не понимал, как себя вести, не только с ней, но и со Стиной и УВ, когда они были рядом. — Есть кое-что… Кеннет взял еду и сел напротив. УВ опустил глаза на сцепленные в замок руки, затем поднял глаза на Кеннета. Он уже видел такой взгляд. Когда маме приходилось наказывать его за что-то, хотя она не хотела, хотя она на самом деле не считала его виноватым. Взгляд под названием «прости за то, что я собираюсь сделать». — Да, о чем речь? — спросил Кеннет с нарастающим чувством, что ответ ему не понравится. УВ снова засомневался — что бы это ни было, то, о чем он хотел попросить, он определенно чувствовал сопротивление. Ответ Кеннету определенно не понравится. — Я проезжал мимо пару дней назад, подумал забрать те гаечные ключи, которые ты у меня брал. — А, черт побери! Совершенно о них забыл, извини, — сказал Кеннет, стараясь казаться спокойным. — Вас не было дома. — Да… — Так что я зашел в гараж, чтобы их забрать. Они посмотрели друг другу в глаза. Кеннет молчал. Что он мог сказать? Никакие объяснения бы не помогли. Тревога, которая утром лишь слегка его беспокоила, настигла его теперь, словно грузовой поезд, и почти лишила воздуха. Он знал, что увидел УВ, понимал, что он все понял про случившееся. Но это не объясняло его взгляд — почему в нем было не сочувствие и понимание, а печаль и, возможно, стыд. Что ему на самом деле было нужно? Зачем он туда заходил? Кеннет попытался, но не смог сложить картину воедино. — Мне жаль, Кент, мне, правда, очень жаль, — сказал УВ, прервав молчание. — Но ты все понимаешь. У нас, у меня и Стины, все рушится. Ясности не прибавилось. Как это связано с сокращением часов сопровождения? Что он от них хочет? — Нет, я не понимаю, что… о чем ты? — Я хочу семьдесят пять тысяч, и забуду о «Вольво» и «Цивике». На секунду Кеннету показалось, что он шутит и сейчас расплывется в улыбке, откинется назад и рассмеется, скажет, что Кеннету надо просто видеть свое выражение лица. Бесценно. Но ничего из этого не произошло. Он попытался разобраться в чувствах, предполагая, что должен ощущать страх или, может, ярость, но к своему удивлению почувствовал, как на глаза накатываются слезы. — Ты что, издеваешься? — он пытался говорить ровным голосом. — Откуда я, черт побери, возьму семьдесят пять тысяч? — Продай немного наркотиков. Не мне, а еще кому-нибудь. — Какие наркотики? — автоматически спросил Кеннет, уже даже не пытаясь понять, что происходит. Его лучший друг сидит у него на кухне и угрожает ему, вымогая деньги. — Которые лежали в «Хонде». — В «Хонде» ничего не было. — Нет, было. — Откуда ты знаешь? — Кое-кто мне рассказал. — Кто? УВ снова засомневался. Казалось, он был готов ответить, но передумал. Кеннет почувствовал, что УВ в любом случае соврет или утаит что-то. Не то чтобы это имело большое значение. Предательство уже не могло стать страшнее. — Легавая, — наконец сказал он. — До них никак не доходит, что я завязал. — Окей… Больше сказать нечего. — Нам правда нужны бабки, — произнес УВ таким тоном, что Кеннет услышал там не только объяснение ситуации, но и оправдание всего происходящего, потом отодвинул стул и встал. Кеннет ничего не говорил, даже не удостаивая УВ взглядом, только окликнул его, когда тот выходил в прихожую. — Что будет, если я не раскошелюсь? Пойдешь в полицию? Тогда бабки тебе не достанутся. — Возможность не оказаться снова за решеткой чего-то да стоит? Риторический вопрос. УВ все знал. Они уже говорили об этом. Много раз. О том, что Кеннет не выдержит еще одну ходку. Потерять Сандру. Потерять все. Опуститься на дно. Доверие и откровенность, которые сейчас использовали против него. Он ошибался — предательство оказалось страшнее. — Ты мог бы просто попросить. — В этот раз из глаз хлынули слезы, у него не было сил их сдерживать, и они просто текли по щекам. — А не угрожать. Я бы помог тебе. Мы друзья. УВ повернулся и ушел. Что еще он мог сказать? Через пару мгновений Кеннет услышал стук хлопнувшей входной двери, звук удаляющейся машины, а потом наступила тишина, которая как будто поглотила весь кислород в помещении. Он сполз со стула вниз на пол — тяжело дышал и плакал. Приятное утреннее чувство рассеивающейся тьмы осталось далеко, так далеко. Прошло уже пять минут, как она пришла в сознание. Она не двигалась, спокойно и равномерно дышала, голова свисала на грудь. На лицо падали волосы, но открыть глаза она не решалась — хотела, чтобы ни единый мускул не выдал, что она в сознании. Она попыталась, насколько это возможно, оценить ситуацию. Воздух пах землей, как в погребе, но сквозь неплотно закрытые глаза она улавливала дневной свет, так что предположила, что находится в сыром здании. Четыре голоса — в одном она узнала Ренé Фукé, остальные три, видимо, принадлежали мужчинами из отеля. У Кати болела челюсть, и она не преминула поругать саму себя. За то, что позволила себе попасть в такое положение. Позволила каким-то чертовым дилетантам взять себя в плен. Да, он действовал хитро — послал двоих, которых она уже знала, чтобы она почувствовала себя уверенно, ощущая свое превосходство, а в это время ее поджидал третий. Но она влипла в такую ситуацию не поэтому. Она схалтурила. И знала почему. Все шло так легко, с момента ее приезда в Хапаранду. УВ выдал ей Йонте, тот вывел ее на Ренé, похожего на офисного сотрудника, который работал в ресторане быстрого питания и распространял наркотики в садовых гномах. Сам этот маленький сонный городишко убаюкал ее до ложного ощущения безопасности, усыпил ее бдительность. Одним словом, она его недооценила и поплатилась за это. Хватит заниматься самоуничижением, пора выбираться отсюда. Она сидела — это все-таки лучше, чем лежать. Руки завязаны за спиной, в кожу на запястьях впивается что-то узкое. Кабельная стяжка или что-то похожее, может, тонкий пластиковый шнур или резинка, точно не веревка. Жаль, веревка всегда немного поддается. Ноги поверх брюк привязаны к ножкам стула. Ножа, естественно, нет. Она бы предпочла потрогать пальцами, можно ли что-то сделать с кабельной стяжкой на запястьях, но не решалась пошевелиться. Пока ни один из услышанных ею голосов не звучал у нее за спиной, но там, возможно, все равно кто-то был, просто молчал. — Приведи ее в чувство, — услышала она вдруг голос Ренé. — Как? — Просто сделай это. Катя медленно пошевелила головой, чтобы избежать дилетантской попытки привести ее в чувство. Она подняла голову и слегка застонала, что не было притворством, у нее и правда болела шея после продолжительного сидения в одной позе. Она медленно открыла глаза и начала с трудом моргать, имитируя более сильную, чем было на самом деле, спутанность сознания. С каждым морганием она поворачивала голову, чтобы получить как можно больше информации о помещении и противниках. Похоже, их пятеро. Помещение, которое когда-то, видимо, служило кухней. Двое из ресторана стояли около двери, державшейся только на нижней петле, справа от нее мужчина с электрошокером прислонился к стене, от которой отвалились или были оторваны обои, Ренé направлялся к ней, а темноволосый, кого она преследовала до квартиры, сидел, откинувшись на стуле, и пил пиво прямо из банки около старой перевернутой на бок заржавевшей плиты. Оружия не видно. Кроме ее ножа, лежавшего в ножнах, на столешнице, под рядом шкафчиков — пустых и с отсутствующими дверцами. В углу обвалился потолок, вероятно, из-за неустраненной протечки. Повсюду облупилась краска, в обоих окнах не хватало стекол, а взбухший линолеум покрывал мусор, принесенный и человеком, и природой. Разрушенный заброшенный дом. Вероятно, в отдаленном месте. Хороший выбор. — Как тебя зовут? Катя взглянула на Ренé и заморгала, будто пытаясь на нем сфокусироваться. — Ээ? — выдавила она из себя, как будто не расслышала вопрос, или, как минимум, его не поняла. — Как тебя зовут? — повторил он. — Луиз… Луиза Андерссон. Пощечина оказалась полной неожиданностью. Голову отбросило на бок, и по щеке разлилась жгучая боль. На секунду она почувствовала, как внутри закипает ярость, но быстро подавила немного помутневший взгляд и даже пустила пару слезинок — лишними не будут. — Есть одна Луиза Андрессон с твоим личным номером и прочим, но я ей позвонил, и она не здесь. Она дома, в Линчепинге. Значит, ему недостаточно сказать, что он знает о ее лжи, а обязательно надо объяснить, откуда он знает. Ему хотелось похвастаться, показать, что он умен. Умнее ее.