— Что ты хочешь здесь делать? Она повернулась к нему в растерянности. Что хотела она, что хотел кто-либо из них не имеет значения, неважно. — Вот твой подарок на выпускной. Катя снова посмотрела в окно, на мужчину на газоне перед выкрашенным в белый цвет домиком у подножия холма. На десять лет старше, но узнаваем. Татьяны уже не существовало, но Катя все равно помнила, что он с ней сделал. Она вышла из машины, а Дядя уехал. Мужчина на газоне бросил взгляд на отъезжавшую машину, а потом на нее. Ни намека на то, что он ее узнал. Стоя на месте, она представила, как медленно спускается вниз с холма, пересекает улицу, заходит на участок и подходит к нему. Убеждается в том, что он ее узнал, а затем без особых усилий отправляет его носовую кость прямо ему в мозг. Или резким движением разрезает бедренную артерию и смотрит, как он беспомощно истекает кровью на газон. Или наступает на гортань и стоит, наклонившись над ним, пока он медленно задыхается. Ничего из этого она не сделает. Средь бела дня, когда ей ничего неизвестно об обстановке, соседях, есть ли кто-то в доме. Подготовка и терпение — ключ к успеху. Никогда нельзя позволять эмоциям взять верх. С довольной улыбкой она пошла прочь по улице и исчезла. Через две недели его нашли в реке. В состоянии алкогольного опьянения во время рыбалки он каким-то образом запутался в якорной цепи, упал за борт и утонул. Несчастье редко приходит в одиночку, и в следующем месяце скончалась его жена, когда из-за повреждения кабеля плита и раковина начали проводить электричество. Когда за ней приехала скорая, Катя стояла поодаль с другими зеваками. После отъезда скорой без сирен и проблесковых маячков Катя достала телефон и ушла. Через четверть часа ее забрал Дядя. Теперь он стоит у окна — мужчина, который подарил ей месть, подарил новую жизнь. В обрамлении штор с красными цветами он смотрит вниз на небольшую группу людей снаружи, попивая теплый напиток. Катя молча сидит в одном из кресел и наблюдает за ним, ожидая, что он проявит инициативу. Дядя. Постучал к ней в дверь, зашел, когда она открыла, вежливо поинтересовался, как дела, осмотрелся в комнате, выразил благодарность и попросил чашку чая. Катя не спрашивала, что он здесь делает, уверенная в том, что он сам скоро расскажет. К тому же она примерно догадывалась. — Пять трупов значит, — сказал он по-русски, продолжая смотреть в окно. — Да. — И у тебя есть то, ради чего ты сюда приехала? Катя на секунду засомневалась — она уверена, что он знает ответ, но ей трудно сказать это вслух, расстроить его. — Нет, пока нет. — Но ты близко? Ей снова потребовалось некоторое время, чтобы ответить. Ложь упростила бы дальнейший разговор, завершила бы его быстрее, но он был единственным человеком, которому она никогда даже не подумала бы солгать. — Не то чтобы, — тихо ответила она. Дядя глотнул чай Earl Grey и, в последний раз взглянув на скорбящих на площади, впервые повернулся к ней, с момента как она принесла ему чай. — Так почему они умерли? — Слишком много знали. — О чем? — Обо всем. Обо мне. Они напали на меня. — Напали на тебя? Около того дома? Что ты там делала? Для непосвященных это звучало как вежливо проявленный интерес, но Катя знала, что ее допрашивают. Мысль, не солгать ли, снова пронеслась у нее в голове, и она снова подавила ее. Нельзя доверять тем, кто лжет, чтобы спасти свою шкуру или предстать в лучшем свете, а организация, на которую она работала, строится на доверии и верности. — Им удалось меня вывезти, — тихо произнесла она и заставила себя посмотреть ему в глаза, увидела, как он поднял брови от удивления, непонятно, наигранно или искренне. — То есть они умерли из-за твоей оплошности. — Прости. Дядя молча кивнул, будто сам себе, снова повернулся к окну, к людям на площади. — Не станет ли теперь сложнее? Полиция начеку, и в городе полно журналистов. Кажется, что сюда обращены все взгляды. Если бы это был кто-то другой, а не Дядя, она бы сказала, что задание само по себе сложное, почти невозможное. Они отправили ее в Швецию на поиски трех сумок, которые мог забрать кто угодно и уехать куда угодно. С форой больше чем в неделю они уже могли быть на другом краю земли. — Я справлюсь, — предпочла она сказать, и обрадовалась тому, что голос не дрогнул. — Я тоже так думаю, просто Валерий немного нетерпелив. — Прошло всего несколько дней. Дядя не ответил, а лишь слегка ей улыбнулся. Звучало ли это чересчур как оправдание? Ей рано пришлось научиться оправдываться. — Знаю, знаю. Он поставил чашку на стол, вышел в маленькую прихожую и снял свою тонкую шляпу «пирог» с крючка, на который повесил ее, когда пришел. Катя встала. Он собирался уходить, короткий визит окончен. Она должна узнать. — Почему ты вообще сюда приехал? — Просто хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. Что ты держишь все под контролем. Без каких-либо еще слов прощания он вышел из комнаты. Когда дверь закрылась, она подошла к ней и заперла ее, а потом вернулась в кресло. Совсем не такой ответ хотела бы она услышать. До этого момента весь визит представлял собой вежливую, но явную демонстрацию разочарования. Она надеялась, что он завершит встречу, дав ей новую информацию, которая ей поможет, надеялась, что приехал он именно за этим. Или в худшем случае кто-то из коллег приедет для подкрепления. Мягкое наказание. Некоторая доля унижения. За все годы, что она работала на Дядю, он никогда не считал необходимым проверять, что она все контролирует или что у нее все хорошо. И в этот раз он приехал не за этим. Короткий визит был напоминанием и предупреждением. У нее есть задание, которое нужно выполнить, а сейчас все выглядит так, как будто она близка к провалу. Дядя терпеть не мог провалы. В конце концов он заснул. Сандра же не спала, видела, как утекают важные часы отдыха, чувствовала, как по мере приближения стрелки часов к утру растут раздражение и злость. Она совсем не так все планировала — с этого момента все должно было быть просто. По крайней мере относительно. Они убили человека — Кеннет убил человека, поправила она себя — на это нельзя закрыть глаза. То, что они сделали после, аморально, неэтично, во всех смыслах неправильно, но на удивление ей так легко жилось с этим. На самом деле она теперь едва вспоминала о том вечере или мужчине в лесу. Воспоминание о случившемся с каждым днем мутнело, а теперь сжалось до неопределенного чувства дискомфорта, которое со временем исчезло бы вовсе. Все бы наладилось. Стало бы намного лучше. В обед она ездила в центр, прошлась по магазинам и бутикам, составила в голове список желаемых красивых вещей, ее будоражило знание, что пройдет немного времени, прежде чем желания станут реальностью. Три года. Правда сегодня она начала тешить себя мыслью, что, может, хватит двух — двух с половиной. На улице Стургатан она остановилась около одного из маникюрных салонов. Она никогда не делала маникюр. Он всегда был воплощением расточительства, траты денег, которыми они не обладали. Обгрызанные, расслоившиеся, с отросшей кутикулой ногти нуждались в заботе и любви. Они получат ее. Но не сейчас. Повернувшись, чтобы отправиться дальше, она почти влетела во Фриду. Во Фриду Ахо, которую звали так уже несколько лет, с тех пор как она вышла замуж за Харри Ахо, владевшего двумя из крупнейших магазинов снюса в городе. Иногда, если вечерняя газета выходила с разворотом «люди с самым высоким доходом в вашей коммуне», в списке всегда оказывался Харри Ахо. Наверху. У Фриды было на несколько сотен больше подписчиков в Instagram, чем у Сандры. Фрида что-то публиковала почти каждый день. — Ой, привет! — улыбнулась она и сняла солнцезащитные очки, когда до Сандры оставалось пару шагов. Сандра немного попятилась, на случай если Фрида вдруг надумает ее обнять. — Давно я тебя не видела. — Да. Сандра несмело и фальшиво улыбнулась, не зная, на чем остановить взгляд. Фрида выглядела такой собранной и уверенной. Одета в светлое, новое и современное. Дорогая обувь, уложенные волосы, неброский аккуратный макияж. Сама она была не накрашена и одета в старую ветровку поверх формы исправительного учреждения. Она почувствовала себя так, как всегда в присутствии Фриды. Бедной, некрасивой, невзрачной. — Как дела? — спросила она. Потом поинтересовалась, работает ли Сандра там же в учреждении (да), как дела у мамы (хорошо), и она все еще вместе с тем, Конрад его звали? (Кеннет, но да). Как будто они дружили. Как будто ей не все равно. Разве могла она забыть? Как она многие годы использовала любую возможность, чтобы злорадствовать и унижать, набирать дешевые очки, насмехаясь над Сандрой. Каждый раз она вынуждала ее уходить домой в слезах и клясться, что она больше никогда не пойдет в школу. Как в девятом классе она принесла ношеную одежду своего младшего брата и при всем классе отдала ее Сандре, потому что она все равно была новее всего, что она носит, и прекрасно ей подойдет, раз у нее все равно нет груди. Сандра отвечала, задавала встречные вопросы, узнала кое-что о других общих знакомых, прежде чем Фрида скрылась в маникюрном салоне. По крайней мере, она показала некоторое достоинство, не став лгать Сандре прямо в лицо о том, что «надо будет увидеться» или «стоит увидеться». Остаток вечера Сандра оставалась в плохом настроении, и оно не улучшилось, когда она вернулась домой и повернула на участок. — Откуда взялся «Мерседес»? — спросила она, только войдя на кухню, где стоял Кеннет и доделывал ужин, представлявший собой какой-то вариант пасты. — Одолжил у УВ. — Где «Вольво»?