— Что натворил-то? Поди украл что ни будь? — Нет батя, хуже. «Кавказ» валил. — Тоже дело. Понаехали, продыху нет. У себя на родине, люди как люди. Всегда помогут, накормят. А здесь ведут себя хуже зверей. Выучили одно слово, отдай, а то зарэжу. Это случайно не из-за тебя менты террор устроили, всех шмонают? — Из-за меня. — Тогда через пост не поедем, есть грунтовка в объезд. — Как скажешь. Батя, а ты то как на зону попал? Глядя на тебя не скажешь, что урка блатная? — Дуриком влетел. После войны приехал к матери в отпуск. А рядом с домом, церквушка стояла. Власти снести ее решили. Говорят, что пережиток капитализма. Старушки со всей округи на дыбы встали, живым щитом окружили. Приехал секретарь райкома, орать начал, мою мать толкнул. Я не сдержался, рыло ему начистил. Не посмотрели, что боевой летчик, что ордена имею. Пятерик вкатили, как нате вам. — Батя. А ты когда успел повоевать? Вроде для Отечественной молодой, а для Афгана старый. — Эх, парень. Ни одно наше поколение война не обошла. Молчали о многом. Я прошел через Корею, Вьетнам, Анголу. Только кому это сейчас нужно. Кормили полмира, а сами с голода пухли. С революции только тем и занимались, что выбивали цвет нации. Я смотрю, тебя тоже эта беда не обошла, тоже повоевал. — Было дело. А ты как узнал? — Ты, когда лохмотья скидывал, футболка задралась, а на спине шрам от пулевого ранения. Уж чего, а этого я насмотрелся. Город закончился и машина свернула на грунтовку, запрыгав веселым козликом по выбоинам и ухабам. Солнце уже поднялось над горизонтом и солнечные зайчики заскользили по салону. Дорога шла через густой сосновый бор. Тимофей опустил форточку и всей грудью вдыхал воздух, пахнущий хвоей. Водитель замолчал, думая о своем. Лишь перед лагерем сказал. — Почти приехали. Метров пятьсот осталось. — Батя, останови здесь. Я, по лесу прогуляюсь. — Хозяин-барин. Автомашина остановилась. Бор достал из кейса пачку долларов и положил в бардачок. — А говоришь, что не вор. — Нет, батя, не вор. Это я экспроприировал награбленное. Верил одному человеку, как себе, а он на нашей крови деньги делал. Подлецом оказался. Спасибо, отец. — Этого много. — Много не мало. Отец, ты в церковь ходишь? — Да, после зоны хожу. — Тогда поставь свечку за упокой моей души. — Грех это, ты еще живой. — Это тебе только кажется. От меня одна оболочка осталась. — Как хоть тебя звать-то? — Тимофей. Бор вышел из автомашины, закинул ремень сумки через плечо, взял кейс в руку и пошел в сторону лагеря. В лесу щебетали очнувшиеся от сна птахи и где-то вдалеке куковала кукушка. Бор остановился и вспомнив детство, спросил. — Кукушка-кукушка, а сколько мне лет осталось жить? — Ку. Как по мановению волшебной палочки все стихло и лишь утренний ветерок тихо шелестел в верхушках деревьев, перебирая иголочку за иголочкой, как будто причесывая нерадивого дитя. Бор грустно улыбнулся. — Вот тебе и ку. Подойдя к воротам лагеря, Тимофей остановился. Возле ворот, под грибком стоял паренек. Бор подошел к нему и сел на корточки. — Часовой? — Да, часовой. — гордо ответил мальчуган. — Сергея, инструктора по боевой подготовке вызови. — Я, не могу с поста отлучаться. — У тебя в будке телефон стоит. Позвони дежурному, скажи, что к Сергею Бор приехал. — Так это вы Бор? — паренек с восторгом смотрел на Тимофея. — Ты давай, звони. Долго мне еще здесь стоять? — Оставьте мне свой автограф. Паренек выдернул из журнала сдачи смен последний лист, взял ручку и подал Бору. — Зачем автограф? Я ведь не какая-то знаменитость. — Пацаны не поверят, что я вас видел. У нас о вас легенды ходят, что вы самый крутой в клубе «Один». Тимофей покачал головой, но ручку взял. — Тебя как звать? — Саша. Бор на какое-то мгновение задумался и написал. — Саше от Бора. Живи парень. Как бы жизнь тебя не ломала, будь как стойкий оловянный солдатик. И что бы на твоих руках не было крови. Бор расписался, подал листок мальчишке. — А теперь звони дежурному. — Так вы сами пройдите на территорию. Его домик самый ближний к воротам. Вон, видите, под цвет российского флага выкрашен. Тимофей похлопал русоволосого паренька по плечу и зашел на территорию лагеря. Не успел он подойти к домику, как на веранду вышел Серый. Увидев Бора, он спустился с крыльца. Поздоровавшись, покачал головой. — Тимка, не важно выглядишь. Синяки под глазами. — Ночью спать не пришлось. — Все от ментов бегаешь? — А ты откуда знаешь? — Игорь звонил. Я, так и знал, что ко мне придешь, только раньше ждал. — Так может к тебе зайдем, что бы здесь не отсвечивать. — Бор, я не один, там дочь Полковника. — Серый, не дергайся, я сейчас уйду. — Куда ты, к черту уйдешь. Пошли в тир, там и поговорим. В тире было прохладно. Солнце еще не успело прогреть здание до того состояния, когда заходишь и бросает в пот, как в бане. В тире Серый повернулся к Бору и облокотился о барьер. — Бор, что ты решил? Игорь сказал, что ты ментам хочешь сдаться. — Был такой вариант. Но война еще не закончилась. Я, Полковника ментам сдал. В комнате для инструкторов должен быть магнитофон. Тебе нужно одну запись прослушать. Серый открыл комнату инструкторов и они зашли в нее. Тимофей достал из кармана диск и подал Сергею. Тот включил магнитофон и молча прослушал запись. — Тима и что ты хочешь? Ведь все уже кончено. — Поеду в Москву, завалю Семена Иосифовича. Скрипнула дверь и в помещение зашла Алена, дочь Полковника, бледная как свежепобеленая стена. — Бор, я все слышала. Ты лжешь. Папа не мог так поступить. Серый опустил голову, стараясь не встретиться взглядом с Аленой, а Бор жестко смотрел ей в глаза. Та не выдержала и разрыдалась. Давясь слезами пробормотала.