— Ну, что ж, Клаус, снимайте своих парней с борта, — сказал Глюкенау, — их поочередно отправят назад на баркасе. А вас прошу в катер. Через несколько минут, из-под искрящегося каскада водопада, в реку вырвался катер и, набирая ход, понесся по течению в сторону базы. Следующим вечером, когда раскаленный шар солнца завершал свой путь над необъятным морем сельв и жара спала, на террасе миссии, расположивших в плетенных креслах, сидели Глюкенау и Борман с Мюллером, которые внимательно слушали вернувшегося из Манауса пастора. Тот рассказал, что по поручению Глюкенау приобрел у властей провинции по сходной цене, сотню гектаров джунглей вокруг миссии. — Так вы теперь землевладелец, святой отец? — удивился Мюллер. — Не я, а господин Глюкенау, — подобострастно взглянул пастор на капитана 1 ранга. — А теперь Поль Блумберг, — рассмеялся тот. — Выходец из Австралии и законопослушный гражданин Бразилии. — Недурно, очень недурно, Людвиг, — одобрительно произнес Мюллер. — Вы очень предусмотрительный человек. И насколько трудно было получить новые документы и землю? — Совсем не трудно. Губернатор провинции старинный знакомый пастора и согласился помочь нам. Не безвозмедно, естественно. — А откуда взяли деньги на покупку? — Мы продали один из траулеров Крюгера, и этого вполне хватило. — И что будете делать на этой земле? — Уже делаем. У нас небольшая плантация кофе, приличная молочная ферма, а совсем недавно Ланге, он в прошлом геолог, обнаружил в этих местах богатые залежи бокситов. Будем их разрабатывать. Надеюсь, вы с господином рейхсминистром останетесь с нами? — осторожно поинтересовался Глюкенау, взглянув на Бормана. — О нет, — не задумываясь ответил тот. — Вскоре мы с группенфюрером отправимся дальше. Зачем быть вам обузой? Латинская Америка велика и у нас в ней немало друзей. Ведь так, Генрих? — Да, — благодушно произнес Мюллер. — О нас есть кому позаботиться. Но терять из виду, мы друг друга не будем, — неправда ли, Людвиг? — Безусловно, — согласился Глюкенау. — Всем это пойдет только на пользу. Спустя неделю, в лагуне появилось судно Крюгера, которое доставило колонистам партию йоркширских свиней и сельхозинвентаря, а также пожилого неприметного человека в полотняном костюме и шляпе, с небольшим кожаным саквояжем в руке. Это был резидент гестапо в Бразилии Вильгельм Бройер. Его тут же доставили в миссию, где в отдельной комнате он встретился с берлинскими гостями. — Здравствуй, старина Вилли! Сколько же лет мы не виделись?! — встав со стула и шагнув к Бройеру, радостно облапил его Мюллер. — Считай, с того самого времени, Генрих, как ты ушел из полиции и стал шефом гестапо, — сморщив лицо в улыбке, ответил тот. — Да, славно мы тогда потрудились в Мюнхене и пустили сок «красным». Есть что вспомнить, — растроганно пробурчал группенфюрер. — Но об этом мы с тобой еще поговорим. А теперь разреши мне представить тебя господину Борману. Ведь вы не знакомы? — Не имел чести, — снял шляпу резидент и подобострастно воззрился на бывшего рейхсминистра. — Полноте, Бройер, — подал тот ему руку. — Оставим формальности. Я для вас всего лишь товарищ по партии. После этого все уселись за стол, и Мюллер поинтересовался столичными новостями. — В Рио все еще празднуют окончание войны, — сказал Бройер. — Здесь любят повеселиться. В городе полно военных — англичан и американцев, которые готовятся к отправке домой, в связи с чем оживились торговля, проституция и судоходство. — А как бразильцы относятся к нашему поражению? — спросил Борман. — Безразлично, — хмыкнул Бройер. — Им на это глубоко наплевать. Затем собеседники перешли к основному вопросу: где найти наиболее безопасное пристанище для беглецов. Мнение было единым — соседняя Аргентина. И к этому были все основания. После переворота в 1943 году, к власти в стране пришла военная хунта, во главес генералом Рамиресом и полковником Пероном. Оба в душе были фашистами и лояльно относились к Германии. Кроме того, несмотря на все усилия английской контрразведки, в Аргентине осталась глубоко законспирированная агентурная сеть абвера и гестапо, сотрудники которой проникли во многие правительственные и военные структуры. Отдельных из них Мюллер знал, что и сыграло решающую роль. А в том, что их примут с распростертыми объятиями, группенфюрер не сомневался. После смерти Гитлера Борман был единственным, кто знал тайные счета нацистской партии в швейцарских банках и имел к ним доступ. — Я, кстати, снял часть денег в банке со счета, о котором мне сообщил Крюгер и забронировал для вас в Рио два номера в тихой гостинице, — сказал Бройер, — обращаясь к Мюллеру. — Там можно остановиться на несколько дней, а потом мои люди переправят вас в Аргентину. — Ты, старина, как и раньше, чувствуешь, что следует делать в первую очередь, — одобрил его действия Мюллер. — Мы здесь не задержимся и в ближайшее время вместе отправимся в столицу. — Я так и думал, — сказал Бройер. — Но для этого следует немного изменить внешность. В Рио сейчас немало английских ищеек. А вы для них, достаточно известные люди. — Да уж, не без этого, — нахмурился Мюллер. — Но как мы это сделаем? — вопросительно уставился на резидента Борман. — Я даже не представляю. — Все будет хорошо, — улыбнулся тот. — В моем саквояже имеется все необходимое. А мастерство грима я освоил в те времена, когда служил филером в полиции. Еще через сутки, поздним вечером, Глюкенау лично доставил беглецов на борт «Нептуна». Внешность их претерпела серьезные изменения, и мало кто признал бы в этих людях бывших важных особ Третьего Рейха. — Ну что ж, удачи господа, — пожал им руки Глюкенау. — Надеюсь, мы еще увидимся? — Не сомневайтесь, Людвиг, когда будет нужно, мы дадим о себе знать, — сказал Мюллер. — Да, капитан, наша борьба впереди, — напыжился Борман. — Так что берегите своих парней. Они еще пригодятся. Глава 12. По старым следам Закончилась Вторая мировая война. Международным трибуналом в Нюрнберге были осуждены и повешены главные нацистские преступники. На земле воцарил мир. Но уже с осени 1945 года в Москве и Вашингтоне стали раздаваться довольно резкие высказывания в адрес друг друга, а спустя два года, между недавними союзниками началась открытая конфронтация, сопровождающаяся взаимными угрозами и обвинениями. Обеими сторонами, и в первую очередь США, разрабатывались планы новой, теперь уже ядерной войны, конечной целью которой являлось полное уничтожение противника. Через десять лет противостояния между Востоком и Западом достигло своего апогея. Жарким январским днем 1955 года, когда тропическое лето в самом разгаре, в дельту Амазонки со стороны моря вошла небольшая моторная яхта с двумя людьми на борту. Один из них, темнокожий мулат в выцветшей рубахе и шортах, стоял на руле, а другой, европеец и, судя по виду, турист, удобно расположившись в шезлонге, озирал в бинокль живописные окрестности. — Так вы, говорите Энрико, вилла процветает? — обратился он на португальском языке к спутнику. — О да, сеньор, там живут очень состоятельные люди. У них множество плантаций и бокситные рудники в джунглях. — И кто же они? — Этим я не интересовался, но слышал, что хозяин поместья некий доктор Блумберг. — Судя по фамилии, он европеец? — Кто знает? — пожал плечами Энрико. — Может и так. После войны, оттуда к нам началось настоящее паломничество. — Да, — мечтательно протянул сидящий в шезлонге. — Это действительно райский уголок. — Сеньору уже приходилось здесь бывать? — на миг оторвавшись от руля и прикладываясь к бутылке с ромом, поинтересовался мулат. — О нет, Энрико, — рассмеялся турист. — В Бразилии я впервые. По делам одной европейской фирмы. И хотел бы встретиться с хозяином виллы, нас очень интересуют бокситы. — Что ж, бизнес дело хорошее, — лаконично произнес мулат. — Вон, видите, справа по борту, караван барж, спускающихся вниз по реке? Они с рудой. А вот там находится небольшой маяк — сказал Энрико через пару минут, указывая на вершину горы, открывшейся за очередным поворотом. — Его построил Блумберг и теперь суда в этих местах могут ходить и ночью. — Добрый он, однако, человек, если заботится и о других, — заметил турист. — Безусловно, — согласился мулат. — Да поможет ему Дева Мария. Поднявшись вверх по реке еще с километр, Энрико плавно переложил руль, яхта приблизилась к берегу и вошла в уже известную нам протоку. За прошедшее время она разительно изменилась. Скрывавшие вход мангровые заросли исчезли, и вместо них под легкимбризом шелестели перистые кроны раскидистых пальм, за которыми радовала глаз ультрамариновая синева лагуны. Она казалась необитаемой, и только на противоположном берегу виднелся пустынный причал, а за ним тянущаяся вдоль кромки обширной плантации кофе, высокая, из колючей проволоки ограда с закрытыми воротами и небольшим кирпичным строением рядом. Первое, что бросалось в глаза, был установленный на причале щит, с надписью на португальском и английском языках «Частное владение. Вход запрещен». — Однако, здесь, судя по всему, не особенно жалуют гостей, — сказал европеец, когда яхта подошла к причалу, и заглушила двигатель. После этого он ловко перебрался на причал и направился к строению. Его фасадная часть была глухой, с выходящей наружу металлической дверью, в верхней части которой имелось наглухо закрытое изнутри узкое окошко. Заметив расположенную рядом с дверью кнопку, незнакомец нажал на нее и где-то в глубине помещения раздался звонок. Через минуту лязгнула задвижка, и в темном проеме появилось чье-то лицо. — Слушаю вас, — сказали по-португальски. — Я хотел бы увидеться с господином Блумбергом, — произнес гость. — Кто вы такой? — Его старинный приятель. Передайте доктору вот это, — и незнакомец протянул в окошко блеснувшую серебром зажигалку в форме дельфина.