— Тебя, Франциско послушать, — нахмурился Грилло, — так эти «иваны» нам чуть ли не братья. А я их ненавижу. И с удовольствием подниму на воздух всех, кто на «Чезаре». Тем более, что за операцию нам отвалят солидный куш. — И не только, — добавил Торриани. — В случае успеха, все участники операции будут представлены к Военному ордену. А это не только почет, но и пенсия. — Да, — мечтательно протянул Грилло. — Тогда бы я вышел в отставку и купил себе небольшую виллу где-нибудь в горах. — А почему именно в горах, а не у моря? — закурив сигарету и глубоко затянувшись, спросил Пелите. — Оно мне чертовски надоело. Еще немного и я точно превращусь в лягушку. — В этом случае в отставку тебя не пустят. Лягушки нам очень нужны, — рассмеялся Торриани. — М-да, — хмыкнул Грилло, — возможно. А как ты думаешь, Джовани, не обнаружили ли русские наш «карман» с тротилом на линкоре? В этом случае имеющейся взрывчатки едва ли хватит, чтобы отправить «Чезаре» на дно. — Вряд ли, — подумав, ответил Торриани. — Обнаружить его практически невозможно. Разве что прорубить в этом месте внутреннюю обшивку. — Что ж, в таком случае взрыв будет небывалой силы. Тем более что рядом артиллерийские погреба. Пожалуй, разнесет весь порт и часть города? — По расчетам наших взрывотехников, в случае детонации, да, — жестко произнес Торриани. — Это будет почище, чем подрывы английских линкоров в Александрии… В точно назначенное время, «Леонардо» вышел на траверс Херсонеса. Ночь была по осеннему темной и ненастной, и только у туманного горизонта временами вспыхивал неверный проблеск далекого маяка. Выключив ходовые огни, судно замедлило ход и в его машинном отделении, нагнетая воду в кормовой трюм, размеренно загудели насосы. Спустя непродолжительное время их гул прекратился, в задней части ахтерштевня[81] беззвучно открылась массивная аппарель, и в пучину темной тенью скользнул «Пикколо». Затем аппарель закрылась, насосы заработали снова и, набирая ход, сухогруз лег на прежний курс. — Не завидую я вашим парням, Джузепе, — пробормотал капитан, приказав рулевому увеличить ход. — А я не завидую тем, кто попадется на их пути, — последовал ответ… Удифферентовав лодку, Пелите переложил рули на всплытие, и когда стрелка глубиномера застыла на пятиметровой отметке, Грилло поднял перископ и осмотрел горизонт. В захлестываемом волнами мутном окуляре, позади тускло светились ходовые огни удаляющегося «Леонардо». Развернув перископ, капитан-лейтенант поймал в него очередной маячный проблеск и назвал рулевому курс. В отсеке тихо зажужжали электромоторы и «Пикколо» двинулся к Херсонесу. Через три часа, оставив позади служивший ориентиром маяк, и следуя на той же глубине, лодка с диверсантами проскользнула в бухту Омега. Здесь она застопорила ход и после того, как Грилло внимательно обозрел в перископ пустынную акваторию, направилась к группе полузатопленных судов в ее дальней части. Это были уже упоминавшиеся ранее, отжившие свой век и ждавшие последующей утилизации, советские и трофейные немецкие корабли. По имевшимся у диверсантов агентурным сведениям, они никем не охранялись и являлись прекрасным укрытием. Следуя командам Грилло, Пелите направил «малютку» в узкий створ между полузатонувшей баржей и немецким эсминцем с развороченной кормой. Там она всплыла, щелкнул кремальер рубочного люка и на палубу баржи ловко перебрались две тени в плотно облегающих их прорезиненных костюмах. Пригибаясь и держа перед собой короткие автоматы, они скользнули в разные стороны и осмотрели судно. То же самое, спустя короткое время, было проделано и на эсминце. — Никого, — прошептал один из боевых пловцов, вернувшись на «Пикколо», из рубки которого торчала обтянутая резиной, голова Грилло. — Ва бе'не, — пробормотала она и исчезла. Весь остаток ночи, выставив в рубке эсминца наблюдателя, диверсанты выгружали из лодки и находящихся на ее надстройке торпедных аппаратов, помещенные в магнитные корпуса мины и другое снаряжение. После этого, один из них, включившись в акваланг, обследовал дно под лодкой и сообщил о возможности ее покладки на грунт. Когда над бухтой занялся рассвет, ничто не напоминало о незваных гостях. «Пикколо», с готовой к приему команды шлюзовой камерой лежал на дне, а диверсанты, выставив охранение, мирно спали в одной из сохранившихся кают эсминца. Проснувшись в полдень и подкрепившись мясными консервами и галетами, они рассредоточились по укромным местам корабля, а затем до вечера наблюдали за внутренним рейдом базы, в глубине которой, в сотне метрах от берега, высилась темная громада стоящего на бочках[82] линкора… Когда золотистый диск нежаркого солнца стал катиться к западу, с одного из обрывистого склонов бухты, по едва заметной, вьющейся среди редкого кустарника и полыни тропинке, к воде спускались двое мальчишек. Первый, лет двенадцати, худенький и черноволосый, одетый в потрепанные штаны и черный, не по росту бушлат с латунными пуговицами, нес в руках несколько удочек и садок, а второй, чуть постарше, с торчащими в разные стороны рыжими вихрами и в солдатском ватнике, тащил на плече пару весел. — Давай, пошевеливайся Санька, — бубнил время от времени идущий впереди, поторапливая отстающего приятеля. — Не спеши, Витек, успеем — флегматично отвечал тот, и прибавлял ходу. Спустившись к урезу воды, и сложив незамысловатый груз у вросшего в песок гранитного валуна, мальчики направились к расположенному неподалеку заброшенному глинищу[83] и, кряхтя, притащили оттуда небольшой рыбацкий ялик[84]. Загрузив в него свою поклажу, друзья столкнули лодку в тихо шелестящий прибой и, забравшись в нее, вставили в уключины весла. Через минуту, покачиваясь на волнах, ялик заскользил в сторону видневшихся вдали полузатопленных судов. Как все севастопольские мальчишки, Санька с Витькой были заядлыми рыбаками и имели свое наиболее уловистое место, куда сейчас и направлялись. На кладбище старых кораблей отлично брала султанка[85], а сейчас как раз начался ее осенний ход. О том, что это место не охраняется, мальчишки узнали еще весной от одного знакомого в порту и уже пару раз наведывались туда. И это была не прихоть. Отцы ребят погибли на фронте и они, чем могли, помогали матерям. Часть улова приносили домой, а остальное продавали наодном из местных рынков. — Слышь, Витек, — сказал пыхтящий на веслах Санька. — Давай сначала пошастаем по «коробкам»[86], может чего интересного найдем. — Давай, — ответил тот, распутывая снасть на одной из удочек. — Я в прошлый раз, на немецком сторожевике видел метров пять манильского троса, если его распустить, хорошая сетка получится… Идущий с восточного побережья бухты в их сторону ялик, диверсанты заметили сразу. — Дьявол, — пробормотал сидящий у разбитого иллюминатора в надстройке эсминца Грилло, напряженно вглядываясь в бинокль. — Этого нам только не хватало. — Дай-ка, — протянул руку Пелите и, взяв у командира бинокль, поднес его к глазам. — Ничего страшного, — через минуту сказал он. — Там всего двое мальчишек. Судя по всему, они собираются здесь немного порыбачить. — Плевать, — ощерился капитан-лейтенант. — Эти щенки могут сорвать операцию. — До захода солнца еще далеко, — взглянул на водолазные часы Пелите, — и до вечера они наверняка уплывут. — Посмотрим, — буркнул Грилло и приняв из рук заместителя бинокль, стал наблюдать за приближающейся лодкой. Как только она подошла к дальнему, лежащему на боку буксиру и скрылась в хаосе покрытых ржавчиной корпусов, Грилло подозвал к себе двух, находящихся рядом, диверсантов. — Лорис, — приказал он коренастому крепышу. — Проследите с Феличе за мальчишками. Если до наступления темноты они отсюда не уберутся, ты знаешь, что делать. — Слушаюсь, сеньор капитан, — ответил тот и две тени выскользнули наружу. Миновав буксир, ялик вошел в узкий проход между искореженным тральщиком и разбитой землечерпалкой, и приткнулся к ней носом. Забросив на ржавый кнехт веревку и перекидав наверх снасти, друзья вскарабкались по бурому от сурика борту на деревянную палубу и осмотрелись. — Хорошее место, — сказал, шмыгнув носом Витька. — И ловить есть где, и нас с берега не видно. — Ага, — согласился Санька. — Так что, сплаваем на сторожевик за канатом? — Давай, пока солнце не село, — ответил приятель. Через десять минут, они подгребли к стоящему неподалеку немецкому сторожевому кораблю, рядом с которым из воды торчала рубка затонувшей субмарины. — Интересно, чья она? — ткнул пальцем в сторону лодки Санька. — Скорее всего, фрицевская, видишь, на рубке трезубец? — сказал Витька и, уцепившись рукой за решетку шпигата, подтянул ялик к низко сидящему в воде борту корабля. Прицепив шлюпку к шпигату, приятели взобрались на палубу и, обойдя искореженное носовое орудие, направились к надстройке. Рядом с ней, у погнутой вьюшки, действительно лежал обрывок манильского троса, который немедленно перекочевал в ялик. — А теперь поглядим, что внутри, — сплюнул на палубу Витька и нырнул в надстройку. Там оказался уходящий наверх трап и короткий темный коридор, в который выходили двери нескольких кают. Отворив ближайшую из них, мальчики осторожно заглянули внутрь. Оттуда пахнуло запахом тлена и сырости. В тусклом, льющемся в рваную дыру в переборке свете, они увидели на полу, несколько полуистлевших трупов, в черном, разорванном обмундировании. — Фрицы, — прошептал Санька и подался назад. — Ты чего? Они ж дохлые, — оглянулся Витька на друга и переступил высокий комингс[87]. Заметив висящий на крючке у входа кожаный пояс, с пристегнутым к нему кинжалом, он рывком сдернул его и показал Саньке. — Вить, пойдем отсюда, я м-мертвяков боюсь, — заикаясь, произнес тот. — Ну что ж, пойдем, — сказал Витька, и приятели вернулись на палубу. Там они внимательно осмотрели свой трофей. — Клевая финка, — поцокал языком Санька, трогая пальцем обоюдоострое лезвие с готической надписью на клинке. — Давай меняться, я за нее тебе свой «ТТ» отдам. — Не-е, — отрицательно покачал головой Витька. У меня «вальтер» есть. И потом это не финка, а кинжал. После этого мальчики покинули корабль, вернулись на землечерпалку и занялись рыбной ловлей. Как и в прошлые разы, клевало хорошо, и вскоре садок доверху наполнился золотистой султанкой. Между тем солнце уже скрывалось за горизонтом, и на воду легли вечерние тени. — Вить, а нам не пора назад? Смотри, уже смеркается, — снял с крючка очередную рыбешку Санька. — Ты чего, Санек, темноты испугался? Сейчас же самый клев! — азартно бросил приятель. — Давай задержимся еще на часок. — Ну что ж, давай, — вздохнул Санька. — Только жрать больно хочется. — На. Витька достал из кармана бушлата черствую горбушку, разломил ее и половину протянул другу. — А во что ловить будем? — с аппетитом уплетая хлеб, — поинтересовался Санька, косясь на полный садок. — Щас я в рубке пошарю, — смахивая с бушлата крошки, — сказал Витька и направился к дощатой, расположенной в корме землечерпалки будке. Как только он вошел в ее темный проем, рот мальчика зажала чья-то рука и через мгновенье в глазах Витьки, сверкнула и погасла, ослепительная вспышка. Опустив еще трепещущее тело на пол, Лорис вытер лезвие ножа о бушлат убитого и аккуратно вогнал в пристегнутые под коленом ножны. А еще через минуту, второй диверсант, так же беззвучно расправился с наблюдавшим за поплавком Санькой. После этого, прячась за фальшбортом, они подтащили тела друзей к открытому люку трюма и поочередно сбросили вниз. Когда тащили Витьку, бушлат на нем распахнулся и Лорис заметил на худенькой мальчишеской шее блеснувший золотом медальон. Диверсант без колебаний сорвал его и удивленно поднял брови. С миниатюрного диска на него смотрела Дева Мария.