— Осторожно! — увидев Степана, крикнул Валерьев и махнул рукой, останавливая его. — Что такое? — спросил Круча и заметил на асфальте несколько маленьких бурых пятнышек. Это могла быть кровь. Или машинное масло. — Федот, надо бы обозначить место. Комов понял все с полуслова. К Валерьеву он обращаться не стал, сразу повернул к постовому. В машине должна была быть специальная лента. Степан осторожно приблизился к Валерьеву, глянул на собаку. Она лежала, плотно сомкнув челюсти, клыки обнажены, глаза безжизненно открыты. Во лбу пулевое отверстие. — Смотри, тут кусочек ткани… — показав на зубы пса, сказал Валерьев. — Кровь на нем… Степан кивнул. Действительно, и ткань была, и кровь. — Мне кажется, или там действительно горошек… Черный на белом… — Что думаешь? У Степана были свои соображения, но он должен был выслушать Валерьева. — Что думаю… Убийца сделал свое дело, вышел, а тут собака. Он выстрелил, попал, но пес успел легонько цапнуть его за руку… Если бы глубоко вцепился, то преступник не ушел бы… Вот я думаю, будет мужик носить рубашку в горошек… — Почему рубашку? — Ну, футболки обычно с коротким рукавом… Да и не видел я футболок в горошек… А вот рубашка еще может быть… — Или платье, — сказал из-за спины Комов. — Да, я тоже мог бы подумать, что платье, — сказал Валерьев и усмехнулся: — Если бы не видел, что там… Три трупа… Хозяин, два его телохранителя… — Хозяин — банкир? — спросил Комов. — Да, вроде. — Валерьев глянул на женщину, которая молча стояла в сторонке. — А вы, девушка, простите, кто? — поинтересовался Федот и улыбнулся одними губами. А взглядом он вцепился в эту особу так, как будто в душу к ней вошел. — Я сестра… — растерянно сказала та. Брови густые, вразлет, глаза светло-серые, но глубокие, как голубое небо. Высокие скулы, четкий подбородок, чувственный рот. Да, хороша, ничего не скажешь. — Потерпевшего? — Нет. Его жены… бывшей. — Зовут вас как? — Рыбалова Любовь Яковлевна. — Когда произошло убийство? — Ночью. — В котором часу? — Я откуда знаю? — заявила женщина. — Сейчас — половина первого… — сказал Комов. И тут же спросил: — Когда поступил сигнал? Он обращался к Валерьеву, но ответила женщина: — Я позвонила в двенадцать. — Ее голос едва заметно дрожал. Слишком уж лихо Комов взял ее в оборот. То ли он заметил в ней что-то такое порочное, то ли случайно задал вопрос, ответ на который могли знать преступник или свидетель. В любом случае он выбил женщину из колеи. — А когда узнали? — В двенадцать и узнала… Приехала, увидела… позвонила. — Откуда приехали? — Из дома. — Зачем? — Зачем?.. Я иногда сюда приезжаю… У меня даже ключи есть… — Кто-нибудь был дома? — Нет… Только Игорь… И Миша с Пашей… Это его телохранители… — Женщина закатила глаза и приложила руку ко лбу. — Я их увидела, и мне стало плохо… Во двор вышла. Там полегчало… — Она приложила руку к груди, пальцы нащупали верхнюю пуговицу блузки. Ворот у нее и без того был распахнут, но этого ей было мало. Во всяком случае, она давала это понять. — Мы люди не слабонервные, — сказал Степан и мрачно усмехнулся. Валерьев и эта женщина были в доме. Там уже натоптано. Так что можно пройтись по местам чьей-то «боевой славы». Один труп лежал в прихожей. Здоровый парень, в черном костюме. В момент выстрела он выходил из комнаты, так поперек дверного проема и лег лицом вниз. Одна половина в комнате, другая в прихожей. В затылке страшная дыра, под головой лужа крови. Неудивительно, что гражданке Рыбаловой стало плохо. Еще один труп валялся у лестницы, которая вела на второй этаж. И здесь выстрел в голову. Третий труп Степан обнаружил в спальне. Мужчина лежал на кровати, на спине, раскинув руки. Одна пуля попала ему в грудь, другая — в живот. Смерть, судя по его положению, была практически мгновенной. Выстрел в живот — это очень больно, а он даже не мучился. Похоже, первая пуля задела сердце. А глаза открыты. Значит, потерпевший в момент выстрела не спал. Возможно, убийца разбудил его… Свет в спальне не горел. Если убийство произошло ночью, в темноте, то банкир не мог видеть преступника. А если тот включил, а затем погасил свет? Но зачем ему это?.. Степан осмотрел комнату. Следов борьбы не видно. Похоже, убийца расстрелял охрану и вошел в комнату. Хозяин дома услышал шум, проснулся, захотел глянуть, кто нарушил его покой, и получил пулю. А убийца ушел. Правда, во дворе на него напала собака. Он был готов к этой встрече и положил пулю точно в цель, но пес все-таки успел исполнить свой долг. Жаль, что не сполна. Но как убийца попал в дом, если двор охраняла овчарка? Да и телохранители, судя по всему, далеки были от того, чтобы спать. И один покойник в костюме, и другой. Хоть сразу в гроб клади. Степан включил память. Нет, не все ладно в той картинке, которая отложилась у него в сознании. Костюмы были, но локоть на одном пиджаке содран, да и на спине следы соприкосновения с землей. А у телохранителя, который лежал у лестницы, сбит подбородок и под глазом что-то не то. Степан осторожно прошел вниз. Так и есть, на лице покойника следы от побоев. К его физиономии кто-то хорошо приложился кулаком, причем не раз. Он падал на землю где-то на пыльной улице. Никак не здесь. Во дворе чисто, там плитку и асфальт как будто шампунем мыли. Покойник в прихожей лежал лицом вниз, но видно было, что губа у него разбита. Дверь из прихожей была открыта настежь, между нею и стеной лежала гильза. Преступник даже не удосужился забрать ее. А зачем? Она стандартная, от пистолета «ТТ». Таких стволов по всей Москве как собак нерезаных. Гильза отлетела в сторону от покойника. Еще одно подтверждение того факта, что преступник стрелял на обратном пути к выходу. Но как он проник в дом? На второй круг Степан не решился. Пусть сначала следователь и эксперт осмотрят место преступления, затем он повторит обход. Круча вышел из дома и увидел, как во двор входит Малыгин. Он шел широким шагом, давая понять, что ничего не боится. За ним двигались все остальные. — Любовь Яковлевна, вы же сказали, что убийство произошло ночью, — наседал Комов на гражданку Рыбалову. — Может, это случилось утром? — Утром Игорь уезжает на работу. А он лежал у себя в кровати… Вернее, его труп. — Женщина приложила ко лбу ладонь и закрыла глаза, изображая вселенскую скорбь. — Возможно, он уже собирался вставать, — сказал Степан. — Ну, не знаю… — произнесла женщина, пожала плечами и осторожно глянула на него: — Я что подумала, то и сказала. Степан переключился на следователя, вместе с ним зашел в дом. Он в двух словах объяснил ему ситуацию, поделился своими соображениями. — Будем работать, — заявил Ветошников. — Собака цапнула преступника. В зубах у нее кусочек ткани, там кровь… — Что ж ты сразу не сказал? — спросил следователь. — Возможно, платье… Не исключено, что это баба была. — Ну, если баба, то смогла бы, — произнес Ветошников, глянул на труп телохранителя и усмехнулся. — А вот женщина — вряд ли… — Да, такого коня на скаку остановить. — Слона… Так что там, говоришь, с собакой?