— Этот молодой парень не принадлежит к моей пастве, но он прав, и я думаю, что вы все это знаете. Вы знаете это сердцем. Даже вы, мистер Оуверхолсер. И вы, Джордж Телфорд. — Ничего такого я не знаю, — ответил Телфорд, слабым, едва слышным голосом, напрочь потерявшим прежнюю убедительность. — Ложь видна в глазах, вот что сказала бы вам моя мать, — и Каллагэн сухо ему улыбнулся. Я бы не хотел, чтобы мне вот так улыбались, подумал Тиан, и тут же Старик повернулся к нему. — Никогда не слышал, чтобы кто-то мог сказать об этом лучше, чем ты сегодня, мой мальчик. Спасибо, сэй. Тиану удалось поднять руку и выдавить из себя улыбку. Он вдруг превратился в персонажа глупого ярмарочного спектакля, который спасается в самый последний момент благодаря вмешательству сверхъестественной силы. — Я кое-что знаю о трусости, можете мне поверить, — Каллагэн уже обращался к сидящим на скамьях мужчинам. Поднял правую руку, изуродованную, искривленную, напоминающую сухую ветку, посмотрел на нее, опустил. — Можно сказать, имею личный опыт. Знаю, как одно трусливое решение ведет к другому… третьему… четвертому… и так далее, пока не наступает момент, когда уже слишком поздно давать задний ход, когда уже невозможно что-либо изменить. Мистер Телфорд, уверяю вас, дерево, о котором говорил молодой мистер Джеффордс, не выдуманное. Калья в смертельной опасности. Ваши души в смертельной опасности. — Славься Мария, полная благочестия, — воскликнул кто-то с левой стороны прохода, — и Господин наш с тобой. Да благословен будет плод твоего чрева, И… — Завязывай, — рявкнул Каллагэн. — Прибереги эти слова до воскресенья, — его глаза, синие искорки в темных глубинах глазниц, перебегали с одного лица на другое. — В этот вечер нам надо забыть о Боге, Марии и Человеке-Иисусе. Нам надо забыть про лучевые трубки и жужжащие шары Волков. Вы должны сражаться. Вы — мужчины Кальи, не так ли? Вот будьте мужчинами. Хватит вести себя, как собаки, ползущие на животе, чтобы вылизать сапоги жестокого хозяина. Оуверхолсер густо покраснел и начал подниматься. Диего Адамс схватил его за руку и что-то шепнул на ухо. На мгновение Оуверхолсер застыл, зависнув над скамьей, потом опустился на нее. — Звучит красиво, падре, — заговорил Адамс, с сильным акцентом. — Звучит смело. Однако, есть несколько вопросов. Один уже задал Хейкокс. Как ранчеры и фермеры смогут противостоять вооруженным до зубов убийцам? — Наняв своих вооруженных убийц, — ответил Каллагэн. На мгновение воцарилась полная, абсолютная тишина. Казалось, ответ Старика прозвучал на никому не знакомом языке. Наконец, Адамс решился на признание. — Я не понимаю. — Разумеется, не понимаешь, — ответил ему Старик. — Поэтому слушай и набирайся мудрости, ранчер Адамс, и вы все слушайте и набирайтесь мудрости. В шести днях пути к северо-западу от нас трое стрелков и один подмастерье идут по Тропе Луча на юго-восток, — он улыбнулся их изумленным взглядам. Повернулся к Слайтману. — Подмастерье немногим старше твоего сына Бена, но он уже быстр, как змея и смертельно опасен, как скорпион. Остальные еще быстрее и куда опаснее. Я узнал об этом от Энди, который их видел. Вам нужны могучие защитники? Их есть у меня. Я это гарантирую. На этот раз Оуверхолсер поднялся в полный рост. Лицо его горело, как в лихорадке. Толстый живот дрожал. — Что это еще за вечерняя сказка для малышей? — прорычал он. — Если такие люди и существовали, они канули в небытие вместе с Гилеадом. А Гилеад уже тысячу лет, как превратился в пыль. Никто не поддержал Оуверхолсера, не попытался оспорить его слова. Никто не раскрыл рта. Все словно окаменели, превращенные в статуи одним магическим словом: стрелки. — Вы ошибаетесь, — спокойно ответил Каллагэн, — но нам нет нужды спорить об этом. — Мы можем поехать и увидеть все собственными глазами. Я думаю, хватит маленького отряда. Джеффордс… я… как насчет вас, Оуверхолсер? Хотите поехать? — Нет никаких стрелков! — взревел Оуверхолсер. За его спиной поднялся Эстрада. — Отец Каллагэн, да спустится на тебя благодать Божья… — …и ты Джордж. — …но, если даже стрелки и есть, как они втроем смогут противостоять сорока или шестидесяти? И эти сорок или шестьдесят не обычные люди, а Волки! — Слушайте его, дело говорит, — воскликнул Эбен Тук, хозяин магазина. — И с чего им сражаться за нас? — продолжил Эстрада. — Мы из года в год едва сводим концы с концами. Что мы можем им предложить, кроме горячей пищи? И какой человек согласится умирать за обед? — Слушайте его, слушайте его! — хором воскликнули Телфорд, Оуверхолсер и Эйзенхарт. Другие ритмично застучали каблуками по доскам пола. Старик подождал, пока шум уляжется. — У меня есть книги. С полдюжины. И хотя многие слышали о книгах, сама мысль о том, что они действительно существует, что до них, до бумаги, даже можно дотронуться, вызвала вздох изумления. — Согласно одной из них, стрелкам запрещено брать вознаграждение за свои услуги. Вроде бы потому, что они ведут свой род от Артура из Эльда. — Эльд! Эльд! — зашептали Мэнни, и несколько кулаков поднялись в воздух, с оттопыренными мизинцем и указательным пальцем. «На рога их, — подумал Старик. — Вперед, Техас». Ему удалось подавить смешок, но отнюдь не улыбку, искривившую губы. — Ты говоришь о крепких парнях, которые бродят по земле и творят добрые дела? — насмешливо спросил Телфорд. — Ты слишком стар, чтобы верить в такие байки, Пер. — Не о крепких парнях, — терпеливо поправил его Каллагэн. — О стрелках. — Как смогут трое мужчин выстоять против шестидесяти Волков? — услышал Тиан свой голос. Согласно Энди, одним из стрелков была женщина, но Каллагэн понимал, что не стоит утомлять собравшихся в зале такими подробностями (хотя сидящему в нем проказнику и хотелось сказать об этом). — Это вопрос к их лидеру, Тиан. Мы его спросим. И сражаться они будут не только за горячие обеды, знаете ли. Совсем не за обеды. — Тогда за что же? — спросил Баки Хавьер. Каллагэн думал, что они захотят заполучить существо, которое лежало под половицами его церкви. И Каллагэн тому только радовался, потому что существо проснулось. Старик, который когда-то бежал из города Салемс Лот, расположенного в другом мире, хотел от него избавиться. Потому что, не избавься он от него в самом скором времени, оно его бы убило. Ка пришла в Калью Брин Стерджис. Ка — как ветер. — Всему свое время, мистер Хавьер, — ответил Каллагэн. — Всему свое время, сэй. Тем временем, в Зале собраний зашептались. Словно ветер надежды и страха зашелестел над скамьями. Стрелки. Стрелки на западе, пришедшие из Срединного мира. И, если это правда, да поможет им Бог. Последним детям Артура из Эльда, идущим к Калье Брин Стерджис по Тропе Луча. Ка — как ветер. — Время становиться мужчинами, — сказал им Каллагэн. Под шрамом на лбу глаза горели, как лампы. Однако в голосе слышалось и сострадание. — Время подняться с колен, господа. Подняться с колен и ступить на путь истинный. Часть 1. ПРЫЖОК Глава 1. Лицо на воде 1 Время — лицо на воде. Поговорка из далекого прошлого, из далекого Меджиса. Эдди Дин никогда там не был. И одновременно был, в определенном смысле. Однажды ночью, когда они встали лагерем на А-70, канзасской платной автостраде, в Канзасе, которого не было в его мире, Роланд своим рассказом перенес туда всех четверых, Эдди, Сюзанну, Джейка и Ыша. Той ночью он рассказал им историю Сюзан Дельгадо, его первой возлюбленной. Возможно, его единственной возлюбленной. Историю о том, как он ее потерял. Поговорка, возможно, соответствовала действительности в те времена, когда Роланд был чуть старше Джейка Чеймберза, но Эдди полагал, что она стала еще более верной сейчас, когда мир скручивался, как заводная пружина в древних часах. Роланд сказал им, что в Срединном мире больше нельзя доверять даже таким аксиомам, как направление стрелки компаса. Сегодняшний запад завтра может стать юго-западом, безумие, да и только. И с временем происходили аналогичные странности. Некоторые дни, Эдди мог в этом поклясться, растягивались часов на сорок, а некоторые ночи (вроде той, когда Роланд перенес их в Меджис) казались еще длиннее. А потом приходил день, когда вечер наступал чуть ли не после полудня, темнота буквально рвалась из-за горизонта тебе навстречу. Конечно же, Эдди задавался вопросом, а не заблудилось ли время в этих краях. Они выехали из города Лад на Блейне, монорельсовом поезде. И этот Блейн Моно доставил им немало хлопот, потому что управляющий им компьютерный мозг окончательно и бесповоротно свихнулся. Эдди удалось убить его своей алогичностью («В этом ты мастер, сладенький. Это у тебя от природы», — сказала ему тогда Сюзанна), и из поезда они выгрузились в Топике, расположенной совсем не в том мире, из которого Роланд «извлек» Эдди, Сюзанну и Джейка. Наверное, им следовало радоваться, что они в нем не жили, ибо мир этот, где профессиональная баскетбольная команда Канзас-Сити называлась «Монархи», «кока-кола» — «Нозз-А-Ла», большой японский автомобильный концерн — «Такуро», а не «Хонда», поразила какая-то страшная болезнь, прозванная «супергриппом» и выкосившая практически все население. «Так что засунь эти мысли в свою „такуро спирит“ и езжай дальше», — подумал Эдди. Ранее он четко ощущал бег времени. Страх, конечно, практически ни на секунду не отпускал его, он полагал, они все боялись, за исключением, возможно, Роланда, но в том, что он держит руку на пульсе времени, сомнений не было. Ощущения, что время ускользает от него, не возникало, даже когда они шагали по А-70 с патронами в ушах, глядя на застывшие автомобили и слушая ноющее дребезжание того, что Роланд называл червоточиной. Но после встречи в стеклянном дворце с приятелем Джейка, Тик-Таком, и давним знакомцем Роланда (Флеггом… или Мартеном… или, возможно, Мейрлином) время изменилось. Не сразу, конечно. Мы попали в этот чертов розовый шар… увидели, как Роланд по ошибке убил мать… и когда вернулись… Да, именно в тот момент все и случилось. Они проснулись на опушке, милях в тридцати от Зеленого дворца. По-прежнему могли его видеть. Но сразу поняли, что стоит он уже в другом мире. Кто-то… или какая-то сила… перенес их над или сквозь червоточину и оставил на Тропе Луча. Кто-то или что-то, позаботился и о том, чтобы снабдить их ленчем: банками с газировкой «Нозз-А-Ла» и куда более знакомым печеньем от «Киблер». Рядом, насаженной на сучок, они обнаружили записку от того типа, которого Роланд едва не убил во дворце: «Отступитесь от Башни. Это мое последнее предупреждение». Нелепость, иначе и не скажешь. Разве мог Роланд отступиться от Башни? С тем же успехом можно было попросить его убить прирученного Джейком путаника, освежевать и зажарить к ужину. Ни один из них уже не мог отступиться от Темной Башни Роланда. Помоги им Господь, но каждый хотел пройти этот путь до конца. «До темноты еще есть время, — сказал Эдди в тот день, когда они нашли записку-предупреждение Флегга. — Ты хочешь использовать его, не так ли?» «Да, — ответил Роланд из Гилеада. — Давайте его используем». Что они и сделали, следуя Тропе Луча, шагая по бескрайним полям, разделенных полосами колючего кустарника. Нигде и ни в чем не обнаруживая присутствия человека. День за днем, ночь за ночью низкие облака затягивали небо. Но, поскольку шли они Тропой Луча, прямо над их головами облака иной раз расходились, обнажая кусочки синевы, жаль, что ненадолго. Однажды ночью они увидели полную луну, а на ней лицо, с неприятным прищуром и хитрой ухмылкой торговца-мешочника. По подсчетам Роланда получалось, что сейчас позднее лето, но Эдди склонялся к тому, что на дворе глубокая осень: трава пожухла и пожелтела, с редких деревьев облетела листва, кусты тоже стояли с голыми ветками. Дичь попадалась все реже, и впервые за долгие недели, с той поры, как они покинули лес Шардика, медведя-киборга, им приходилось ложиться спать на пустой желудок. Но все это, думал Эдди, раздражало куда меньше, чем ощущение утраты времени: оно более не делилось на часы, дни, недели, времена года. Луна могла подсказывать Роланду, что лето заканчивается и грядет осень, но окружающий мир выглядел, как в первую неделю ноября, дремал, готовясь впасть в зимнюю спячку. Время, к такому выводу пришел Эдди в тот период, по большей части создается внешними событиями. Когда случается много всякого и разного, время вроде бы бежит быстро. Если же не случается ничего, кроме привычной рутины, оно замедляется. А когда вообще ничего не происходит, время просто исчезает. Собирает вещички и отправляется поразвлечься на Кони-Айленд. Странная, но правда. «Неужто ничего не происходит?» — задавался вопросом Эдди (а поскольку не было у него другого занятия, кроме как толкать перед собой кресло-каталку Сюзанны, пересекая одно пустынное поле за другим, времени для поиска ответа ему хватало). Единственной странностью, которая имела место быть после возвращения из Магического кристалла, было, как назвал его Джек, Загадочное число, но, возможно, это ничего и не значило. Им пришлось решать математическую загадку в Колыбели Лада, чтобы получить доступ к Блейну, и Сюзанна предположила, что Магическое число — отрыжка той самой загадки. Эдди сомневался в ее правоте, но, черт побери, соглашался принять это предположение, как одну из версий. Ну действительно, что могло быть такого особенного в числе девятнадцать? Это ж надо, Загадочное число. После некоторого раздумья Сюзанна указала, что это простое число, как и те числа, что открыли ворота между ними и Блейном Моно. Эдди также добавил, что это единственное число, которое стоит между восемнадцатью и двадцатью всякий раз, когда он считал до двадцати. Джейк рассмеялся и предложил ему не нести чушь. Эдди, который сидел у самого костра и свежевал кролика (потом этому кролику предстояло присоединиться к уже освежеванным кошке и собаке, лежавшим в его заплечном мешке) попросил Джейка не насмехаться над его единственным талантом.