Какое-то время Клер стояла неподвижно, нависнув над ним, а потом отпустила и присела на край кровати. – Кто еще? Кто придет? – Ну ты же знаешь… бука. Она невольно вздрогнула, но тут же собралась с духом, чтобы скрыть волнение. – Ты уже взрослый мальчик, тебе скоро двенадцать, в твоем возрасте не пристало верить во всякое такое… – Нет! Он существует! И как только ты уйдешь, он придет опять! – Ну хорошо, послушай, я оставлю дверь открытой и включу в коридоре свет, идет? Тебе здесь нечего бояться, уж поверь. – Ладно, – проговорил Дамьен, снова укладываясь в постель. Клер укутала его одеялом и поцеловала в щеку. – И все-таки, может, заглянешь под кровать – проверишь? – Ладно, как скажешь, – вздохнув, ответила она, – а потом ты прикусишь язычок на всю ночь, понял? – Да, понял. Она опустилась на колени, едва сдерживая возглас недоумения. Под кроватью было пусто – только чернильный мрак, казавшийся бесконечным, как будто скрывавший призрачную грань в другое измерение, готовое выйти за свои сумрачные пределы. Охваченная любопытством, Клер прищурилась – но рассмотреть ничего не смогла, хотя почувствовала, как лицо ей обдало холодком. Потом она пригляделась и, к своему облегчению, разглядела в слабых отсветах ночничка здоровенный железный чемодан, две-три книги и хлопья застоявшейся, будто вросшей в ковер пыли. Она утерла лоб ладонью. Глаза у Дамьена были закрыты – казалось, он уже засыпал. Ей вдруг захотелось схватить мальчонку и как следует встряхнуть, чтобы у него голова слетела с плеч. В глубине коридора располагалась дверь в бывшую комнату матери – единственное помещение в доме, навсегда запертое на ключ. Клер все утро пыталась отпереть ее самыми разными способами, потом позвонила месье Дюпре, сторожу имения, – узнать, есть ли у него запасной ключ. Сторож, обретавшийся в другом конце парка, служил ее семье уже больше трех десятков лет, – это он позвонил тетке Клер в тот день, когда исчезла ее мать, и срочно вызвал ее из Парижа, чтобы и она присоединилась к поискам. Но про ключ он ничего не знал. Сказал только, что ключа от той комнаты у него отродясь не было и что, если ему не изменяет память, она всегда была заперта. Таким образом, во всем доме оставалось одно-единственное место, куда ей так и не удалось проникнуть, – и Клер подумывала на следующей неделе вызвать слесаря, чтобы с его помощью наконец открыть тайну той комнаты. Быть может, она в конце концов обнаружит там вещи, когда-то принадлежавшие матери. С тех пор как Клер обосновалась в Мандерли, она не нашла никаких следов матери – ни одной ее фотографии, ни одной личной вещицы. Она знала, что мать прожила в этом доме довольно долго, что она выросла здесь и здесь же воспитывала дочь. Однако складывалось такое впечатление, что все следы ее пребывания в этих стенах были тщательно стерты, словно после ее физического исчезновения кому-то захотелось уничтожить и связанные с нею воспоминания – все-все. В ванной, на том же этаже, она открыла кран и плеснула себе на лицо холодной воды, потом посмотрелась в зеркало над раковиной и увидела в неоновом свете круги под глазами у своего отражения. Откровения Дамьена, в спальне, хлестнули ее, точно кнутом. Клер вспомнила свой детский кошмар – как она бежала по коридору, которому, казалось, не будет конца, и за нею гналось громадное чудище, пытавшееся сцапать ее и сожрать. Даже став постарше, она не ложилась спать, не обложив кровать кучей всяких вещиц, безмолвных разноцветных хранителей, готовых сторожить ее сон и защищать от чудища, затаившегося в тени стенных шкафов или под кроватью. А еще она взяла себе в привычку кутаться в простыни – заворачиваться в своего рода кокон, оставляя открытым только нос, чтобы дышать, и частенько, проснувшись среди ночи, она чувствовала, что во тьме, совсем рядом, кто-то есть, однако она не смела и пальцем пошевелить, не то что потянуться и включить ночник, потому как боялась, что чудище схватит ее за руку. Вывернет ее, сломает и сожрет. Когда случалось такое, она засыпала, скованная ужасом, – и резко распахивала глаза только утром, когда ее комната мало-помалу согревалась светом нового дня и ей снова дышалось легко и свободно. Но теперь она была уже далеко не ребенок. Перед тем как спуститься в гостиную, она вернулась в свою комнату, расположенную на верхнем этаже, достала мобильный телефон и проверила, не оставила ли тетушка, которая уже должна была вернуться из Египта, сообщения и не просила ли перезвонить ей как можно скорее. Месье Дюпре, само собой, предупредил тетушку о ее приезде, и Клер заранее знала, что? скажут ей по телефону, когда она возьмет трубку. Слово в слово. Почувствовав легкую головную боль, Клер решила перезвонить ей позже – и сунула мобильник в карман джинсов. Ночь обещала быть долгой. Отправиться спать у нее не было ни малейшего желания – по крайней мере, до тех пор, пока к ней снова не вернется душевный покой. Пройдя в гостиную, Клер направилась к книжным стеллажам, где хранились в основном энциклопедии и труды по истории. И достала книгу в кожаном переплете, показавшуюся ей очень знакомой, в отличие от остальных. То был сборник сказок с обшитой красной тканью обложкой, на которой, посередине, была нарисована деревянная избушка на опушке зимнего леса. Открыв сборник, Клер заметила на форзаце свое имя, выведенное корявыми буквами. Она вспомнила: это была ее собственная книга, и в ней содержались сказки, которые буквально зачаровывали и вместе с тем пугали всех детишек. «Кот в сапогах»[16], «Красная Шапочка»[17], «Гензель и Гретель»[18]… Клер пролистала несколько страниц, и тут ее внимание привлек рисунок, на котором был изображен кричащий мальчик, свернувшийся калачиком на кровати. А из-под кроватной темноты тянулись крючковатые руки, готовые схватить его за ноги. Бука. Дамьен, верно, наткнулся на книгу этим вечером. Только и всего. Клер положила книгу на журнальный столик, оглянулась на окно – и вздрогнула: ей показалось, будто снаружи, за стеклом, промелькнуло что-то белое. Не сводя глаз с окна, она сдвинулась к камину и схватила кочергу. Снаружи не было видно ни души – только освещенный уголок сада. О том, чтобы подойти поближе к окну, не могло быть и речи. Что, если это Люка? Решил потехи ради ее напугать? Может, он и разбудил Дамьена, пытаясь влезть в окно… Но в таком случае неужели он решил вскарабкаться по стене на такую высотищу? Неужели смог? Клер было схватилась за телефон, собираясь ему позвонить, но тут же передумала. Если это не он, то будет держать ее за сумасшедшую или посчитает, что с ее стороны это хитрая уловка – отчаянная попытка его вернуть. Тогда, наверное, кто-то другой – при мысли об этом у нее ком к горлу подступил. Чужак. Тут она вспомнила про два кружка, которые заметила, когда ждала Люка в библиотеке, и в ее потрясенном воображении они вдруг превратились в стекляшки очков – очков скрючившегося под деревом человека, чьи стекла поблескивали в отсветах фонарей у входной двери. Человека, затаившегося в ночи и знавшего, что она одна. Должно быть, он избавился от Люка до того, как тот успел дойти до своей машины. Вот почему она нигде не видела его и не слышала, как он отъехал. И теперь чужак пытался забраться к ней в дом. Хотя все двери были заперты, он мог запросто разбить окно. Мог уже проникнуть в дом и поджидать, чтобы наброситься на нее, когда она подойдет поближе. С другой стороны, в Мандерли мог поселиться какой-нибудь незваный гость, который теперь решил избавиться от настоящей хозяйки дома. Что, если он-то и обретался в запертой комнате? Клер почувствовала приступ тошноты. Возникни он перед нею как из-под земли, кочерга не поможет. Скованная страхом, она даже не сможет пошевелить рукой, чтобы защититься. Впрочем, не следовало поддаваться столь мрачным мыслям – надо было вновь собраться с духом и вспомнить доктора Минар, которая не уставала ей повторять: умейте отличать достоверные факты от мнимых, которые рисует ваше воображение, и не позволяйте фантазиям слишком далеко увлечь вас от действительности. Это Мишель договорилась о встрече с нею после того, как случайно наткнулась на рисунки Клер – те самые, что она прятала под шкафом у себя в комнате: большей частью это были жутковатые картинки, на которых чернявую женщину пожирало громадное чудище. Было трудно себе представить, что подобные картинки мог нарисовать ребенок, тем более маленькая девочка. Доктор Минар как близкая подруга Мишель опекала Клер до тех пор, пока ей не исполнилось двенадцать, но и потом она позванивала ей и справлялась о ее душевном состоянии. Между ними сложились самые добрые отношения – и после каждой консультации у Клер складывалось впечатление, что по крайней мере уж один-то человек точно проявляет к ней неподдельный интерес. А Мишель, напротив, уделяла ей внимание лишь из чувства долга: она относилась к ней как к младшей сестре и никогда даже не пыталась вести себя по-другому. До того как Клер переехала к ней, она несколько лет жила одна в большой квартире в самом центре VII округа[19]. Клер так и не узнала, были ли у нее с кем-нибудь близкие отношения: ее тетушка, казалось, шарахалась от особей противоположного пола, порой производя впечатление, будто внутри у нее что-то творится и втайне от всех она старается вконец умертвить свою плоть. Клер не раз пыталась подслушать их разговоры через дверь, будучи уверенной, что они говорят о ней, о ее внезапных переменах настроения, кошмарах и рисунках, до того жутких, что однажды Мишель взяла зажигалку и сожгла их, а пепел выбросила в мусоропровод. Всего лишь отблеск на стекле, простой оптический эффект, замеченный краем глаза. Не больше. Все эти месяцы, проведенные вместе с Дэрилом Гриром, определенно помутили ее разум. Дамьен мирно спал там, наверху. Люка вернулся к своим родителям и, как обещал, вечером ей позвонит. Потом они, возможно, встретятся. Она пригласит его к себе – и они будут спать вместе. Да-да, так оно и будет. А все эти ночные страхи останутся всего лишь далекими воспоминаниями. Клер включила телевизор, думая найти какую-нибудь развлекательную программу – повеселее, и вскоре наткнулась на реалити-шоу, участники которого должны были есть всякие гадости, чтобы заработать сотню-другую евро. Она поудобнее устроилась на диване и на мгновение закрыла глаза – только на мгновение. Голая белая нога ребенка, спрыгнувшего с кровати. Под кроватью кромешная тьма. Потом вспышка холодного света; после замедленного взрыва по стенам его комнаты расползалась тень; коридор, ведущий к настежь распахнутой двери, за которой мерцал слабый свет… Клер проснулась в тот миг, когда что-то ударило в потолок – глухо, но явственнее, чем в первый раз, как будто там, наверху, уронили на пол что-то тяжелое. И тут вдруг закричал Дамьен. Клер соскочила с дивана и кинулась к лестнице, чуть не поскользнувшись на паркетном полу. Постель в детской была смята. Огромный комод рухнул на пол и разбился. А Дамьен исчез. На ковре виднелись огромные следы – они вели к стенному шкафу, расположенному в глубине детской: это был шкаф с белыми деревянными створками, и она боялась его, когда была маленькая, – но там, внутри, чернела пустота, такая же, как под кроватью, куда она заглядывала чуть раньше. Клер окликнула Дамьена и отступила назад, не сводя глаз со шкафа, потом ухватилась за дверную раму и, выбежав в коридор, бросилась к лестнице, чувствуя, как все сильнее кружится голова. В животе образовался горький ком – он подкатил к горлу, как только она представила себе, что могло случиться с Дамьеном. Ну почему она ему не поверила? Она не сумела его защитить, а теперь поздно. Но от кого защитить? Клер снова содрогнулась, вспомнив, на что наткнулись ее глаза, – черные следы на полу, следы чудища, вылезшего из-под кровати. Но чудищ не существует, к тому же она не ребенок, да и тетка однажды преподала ей урок, когда она кричала у себя в спальне, отказываясь спать одна. Но она никогда не кричала среди ночи просто так – а никто из взрослых никак не хотел ее понять. И вот она обошлась точно так же с Дамьеном. Клер сбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и стараясь не упасть, чтобы не расшибить голову о каменный пол в вестибюле. Влетев в гостиную, Клер, спотыкаясь, кинулась к дивану, схватила мобильник и стала звонить Люка. Но тут ее резко повело в сторону – чтобы устоять, пришлось опереться рукой о стену. Люка ответил после третьего гудка, но Клер не успела проронить ни слова: у нее подкосились ноги и она рухнула без чувств на пол. Голая белая нога ребенка, спрыгнувшего с кровати. Под кроватью кромешная тьма. Потом вспышка холодного света; после замедленного взрыва по стенам его комнаты расползалась тень; коридор, ведущий к настежь распахнутой двери, за которой мерцал слабый свет.