День выдался пасмурным, моросил теплый дождь. Подъехав на машинах к железнодорожной станции, мы разбили сотрудников на группы и направились в сторону садовых обществ. Размокшая от дождя дорога не позволяла набрать нужный темп, ноги скользили и разъезжались. Иногда был слышан сдержанный мат, когда кто-то из сотрудников, споткнувшись или поскользнувшись, оказывался на земле. — Похоже, пришли, — сказал я, показывая рукой на черную железнодорожную цистерну, которая была поднята умельцами на высоту порядка двадцати метров. Подозвав к себе старшего группы, я попросил его найти домик охранника. — Действуйте без шума. Приведите его сюда. Ребята быстро исчезли. Остальные сотрудники, расположившись, кто как мог около магазина, стали ждать их возвращения. Минут через тридцать появились ребята. Вместе с ними был мужчина среднего возраста. — Вот, привели охранника, — сказал один из спецназовцев. Взлохмаченные волосы охранника и сильный запах перегара говорили о неплохо проведенном вчерашнем вечере. — У вас есть схема садовых участков? — спросил я его. Он долго соображал, а затем, полупьяно улыбнувшись, ответил: — Да, она у меня в доме. Сейчас принесу. Бухаров стоял в стороне от меня, но, услышав мой разговор с охранником, подошел и встал рядом со мной. — Слушай, мужик, может ты нам и так, без схемы, сможешь ответить? Сколько домов, в радиусе двадцати-тридцати метров вон от той водонапорной башни? — Два дома, — ответил он. — Один пустующий, во втором живет семья Веселовых. Они, как правило, заезжают ранней весной и живут до поздней осени. — Выходит, бандиты прячутся вон в том пустующем доме, — сказал Бухаров. Он позвал старших групп и стал ставить им задачу. — Марс, может, не стоит торопиться со штурмом. Давай проведем детальную разведку. Ты не забывай, что у них на руках два автомата. Думаю, нужно перекрыть все пути отхода. — Меня учить не нужно, — сказал он металлическим голосом. — Если боитесь с Вдовиным, то можете оставаться здесь или возвращаться к машинам. Мы и без вас справимся с этими бандитами. — Марс! Это дело серьезное, подумай о людях. Мне, например, потери в личном составе не нужны. — А их и не будет, — уверенно сказал Бухаров. — Сейчас мы оцепим дом Веселовых, выведем из него и из соседних домов людей и начнем штурмовать. — Жираф большой, ему видней, — сказал я и отошел в сторону. — Вы знаете, Анатолий Герасимович, я почему-то очень боюсь за людей, — сказал я, обращаясь к Вдовину. — Постреляют их, как куропаток. Мне источник сказал, что эти люди хорошо подготовлены, прошли специальную подготовку по ведению боевых действий в городских условиях. — Вы не переживайте, Виктор Николаевич, — ответил Вдовин. — Пусть об этом думает Бухаров, который не хочет слушать ваши предложения по захвату преступников. — Что толку от того, что он ответит потом за это? Людей не воскресишь покаянием. Пока мы обменивались мнениями, началось небольшое движение спецназа. Сотрудники, разбившись по парам, стали выводить людей из возможного сектора обстрела. Сделать это тихо у СОБРовцев не получилось. Многие люди стали возмущаться действиями милиции, отчего возникли небольшие скандалы и стычки. Наверное, этот шум и привлек внимание мирно отдыхавших преступников. Вдруг тишину разорвала автоматная очередь. Вслед за ней последовала и вторая. В моментально возникшей панике было трудно определить, кто ведет огонь. Пока залегшие под огнем преступников спецназовцы разбирались с этим, появились первые раненые. — Как еще можно подойти к этому дому? — спросил я у охранника, который лежал недалеко от меня в луже. Охранник повернулся ко мне лицом и еще больше, как мне показалось, втиснулся в эту лужу. — Я тебя еще раз спрашиваю, ты можешь провести меня по участкам? — Вы сами попробуйте, — сказал он. — Сначала по этой аллее, а затем свернете влево и окажетесь позади этого дома. Мне за это деньги не платят, чтобы я подставлял свою голову под пули. Я схватил автомат, лежавший на заднем сиденье нашей машины, и бросился вперед по указанной мне аллее. Вдруг неожиданно для меня один из автоматчиков перенес свой огонь на меня, заставив меня, как подкошенного, свалиться на землю. Спецназ пока огонь не открывал, так как боялся поразить мирных жителей, которые еще не успели покинуть свои дома. — Что делать? — подумал я. — Им терять, видно, нечего. Сейчас они начнут стрелять по беззащитным людям. — Ринат! У тебя есть граната? — поинтересовался я у лежащего недалеко от меня спецназовца. — Боевой нет, — сказал он. — Мы боевые гранаты не брали. У меня только светошумовая. — Давай ее мне. Он отстегнул от пояса гранату и катнул в мою сторону. — Если что, прикрой меня огнем, — сказал я и медленно пополз в сторону дома, из которого периодически звучали выстрелы. Мне удалось подползти практически вплотную к дому. Теперь нужно было только изловчиться и забросить гранату в окно дома. Я приподнялся на руках и, размахнувшись, швырнул гранату. Мне не повезло. Граната ударившись о раму, упала около окна. В эту же секунду я почувствовал сильный удар в грудь. Сильная боль моментально сковала меня железным обручем. Последнее, что я увидел, — ослепительную белую вспышку. Очнулся я от того, что врач скорой помощи сунул мне под нос ватку с нашатырем. — Доктор, что со мной? — спросил я у него. — Похоже, у вас сломаны два ребра. Сейчас сделаем тугую повязку и поедем в больницу. Рентген покажет, что с вами. Вы, молодой человек, похоже, родились в рубашке. Пуля рикошетом зацепила вас. Если бы не бронежилет, то сейчас вы могли бы общаться не со мной, а с Богом. Подошел Вдовин и пожал мне руку. — Спасибо, если бы не вы, Виктор Николаевич, трудно сказать, чем бы это все закончилось. — Вы их взяли? — Как вам сказать, — сказал он. — Одного застрелили, второй преступник, похоже, ушел. — Как ушел? Ведь все было перекрыто? — удивился я. — Вот так и ушел. Будем разбираться, почему не был полностью блокирован этот участок. — А третий бандит? — спросил я его. — Что с ним? — А третьего с ними почему-то не было. Похоже, что он свалил из Казани раньше этих двоих. Это известие заставило подумать меня о судьбе Корейца. Ведь, кроме него, о месте, где скрывались преступники, больше никто не знал. Я попытался встать на ноги. Сильная боль, словно игла, пронзила меня от головы до пят. Перед глазами поплыли радужные круги, я тихо застонал и снова повалился на землю. * * * Я лежал в постели и слушал последние республиканские новости. Никакой информации о перестрелке в садовом обществе на станции 776 километр озвучено не было. Подняв телефонную трубку, я позвонил Вдовину. — Здравствуйте, Анатолий Герасимович, что нового? — поинтересовался я у него. — Как твое здоровье? — задал он свой дежурный вопрос. — Терпимо, Анатолий Герасимович. Пока дышать довольно сложно, а так ничего, жить можно. Врачи говорят, что у меня довольно сложные переломы ребер. Пока осколки не покроются хрящами, будет сильно болеть грудь. — Виктор Николаевич, могу вас обрадовать. Второй стрелок был задержан в Армавире. Оказывается, при перестрелке, он был ранен в бедро, однако, несмотря на ранение, ему тогда удалось скрыться. — Это хорошо, Анатолий Герасимович, — ответил я. — Скажите, сколько тогда людей пострадало? — Помимо вас, еще шесть человек, — ответил он. — Да, жалко людей. Если бы тогда Бухаров послушал меня, и мы бы разведали подходы к дому, этих жертв точно можно было бы избежать. А так, вслепую штурмовать дом, перед которым двухметровый забор с колючкой, было преступно глупо. — Это ты так считаешь, исходя из своего опыта, а Бухаров считает по-другому. Ты бы только видел, как он ходит по министерству, словно герой войны. — Это понятно. Победителей не судят. Людей только жалко. — Да вы не переживайте, Виктор Николаевич, все будет хорошо. Сейчас прокуратура разбирается по этой перестрелке, посмотрим на ее выводы. Я попрощался и положил трубку. — Вот тебе и герой, — подумал я, размышляя о поведении Бухарова. — Так ведь еще и правительственную награду отхватит. Я снова поднял трубку и набрал знакомый номер. Номер не отвечал. Немного подождав, я снова набрал его. Наконец, на том конце провода кто-то осторожно поинтересовался у меня, кого надо. — Позови к телефону Быка, — попросил я неизвестного мужчину. — Какого Быка? Здесь нет никого, кроме меня, — ответил все тот же голос. Я положил трубку.