– Твоя правда, воевода, женю, – с достоинством отозвался риг, но Волкодаву вновь послышалась в его голосе некая настороженность. – А что, хороша ли невеста? – гладя усы, поинтересовался боярин, и тут-то венн понял причину сдержанности Кесана, и сердце у него ёкнуло. О женолюбии Лучезара он был наслышан более чем довольно. – Сыну нравится, а другому кому, может, и нехороша, – совсем уже неохотно отозвался старейшина. Неужели, ахнул про себя Волкодав, у Лучезара хватит ума ради пустой короткой услады зазвать в гости беду? Ополчить на себя и своего кнеса воинственный, вспыльчивый и гордый народ?.. Он, впрочем, видел, как приверженцы серого порошка отмачивали вещи куда как покруче, для здравомыслящего ума уже вовсе непостижимые. Перепалка между вельхами тем временем улеглась, и кнесинка вручила сияющему Кетарну пахучий, исходящий густым горячим соком ломоть. Последующие куски тоже раздавали с поношением и яростным спором. Черноволосая Эртан пожелала участвовать в делёжке наравне с парнями и одного из них, препиравшегося до конца, даже вызвала на единоборство. Как многие здешние женщины, она ходила в просторных штанах, схваченных тесёмкой у щиколоток. И в рубахе без рукавов. По мнению Волкодава, эта рубаха очень ей шла. Она до самых плеч открывала нежную кожу, под которой перекатывались твёрдые, как точёная кость, узлы мышц. Загляденье, а не девка! Рукопашную затеяли перед самым сиденьем кнесинки, и Волкодав невольно подался вперёд. Он-то знал, сколько всякого может тут приключиться случайно и не совсем. Однако, к его облегчению, дело кончилось быстро. Соперник Эртан успел-таки порядочно нализаться и достойного сопротивления оказать не сумел. Девушка опрокинула его на пол одной хорошей затрещиной и, широко улыбаясь, подошла за своей долей почётного угощения. Когда с кабаном было покончено, гости из болотной деревни засобирались домой. Волкодав поискал глазами Ане и увидел её с родителями, братом и женихом. Стоило один раз посмотреть на огненную гриву её отца, колёсника Фахтны, чтобы сообразить, в кого она удалась с такими медными волосами. Если Волкодав что-нибудь понимал, родители хотели увести Ане домой, а она отпрашивалась побыть ещё немного на празднике и кивала на жениха: проводит, мол, до самого дома, с рук на руки передаст. А то и вовсе в Ключинке у матери Кетарна заночевать можно, не впервой… Не пускай! – мысленно воззвал Волкодав к колёсному мастеру, но по части внушения мыслей ему было далеко до Тилорна. Фахтна его не услышал. Переглянулся с женой и, улыбнувшись дочери, разрешил ей остаться. Наверное, вспомнил молодость и то, как сам дорожил каждым мгновением, проведённым подле невесты. Кесан риг между тем подозвал сына и что-то строго сказал ему. Волкодав не сомневался, о чём шла речь. Кетарн кивнул, но как-то рассеянно. Любимец деревни, не ждущий подвоха ни от своих, ни от чужих. Ещё Волкодав заметил и понял досаду старейшины: как заставить сына поберечь девушку, не настроив его при этом против знатных гостей?.. Молодёжь затеяла пляски, возню и какие-то состязания у костров во дворе, а кнесинка, притомившись, собралась удалиться в отведённый для неё дом. – Государыня, – негромко обратился к ней Волкодав. – Вели, чтобы невеста Кетарна служила тебе вместе с девушками сегодня ночью и утром… Он ещё не договорил, а какое-то внутреннее чувство уже подсказывало ему, что кнесинка не послушает. И точно. Елень Глуздовна досадливо дёрнула плечиком: – С какой стати? Мне здесь и так уже великие почести оказали… Волкодав только мысленно выругался. Самое распоследнее дело ссорить между собой родственников. Да и умысел Лучезара поди ещё докажи. Волкодав, впрочем, не собирался кому-то что-то доказывать. Равно как и допускать непотребство. Он шёл следом за кнесинкой к её двору и напряжённо старался сообразить, что теперь предпримет боярин, – а в том, что Лучезар, охреневший без любимого порошка и стосковавшийся по девичьей красе, уж что-нибудь да предпримет, венн почти не сомневался. Скорее всего он пошлёт за девушкой отроков. Троих, надобно думать. Вряд ли больше, но уж и не меньше. Плишку с Канаоном? Нет, навряд ли. Почему так, Волкодав не взялся бы объяснять, просто чувствовал, что их там не будет. Ещё он очень хотел ошибиться и выяснить, что возвёл на Лучезара напраслину. Жизнь, однако, уже не раз втолковывала ему, что рассчитывать следовало на самое худшее. Значит, Кетарну придётся иметь дело с троими. Совладает?.. Парень он сильный, и те две головы тоже не сами ему в руки скакнули. Но вряд ли он по полдня машет оружием, как Лучезаровы ухорезы. Волкодав вспомнил отрока, оттолкнувшего черенком копья старуху Киренн. Ох, не оказаться бы Кетарну со скрученной шеей в том самом болоте, за которым жили родители его милой! Да и самой девчонке, после того как натешится с ней Лучезар… А Елень Глуздовна, идя к себе, как нарочно, всё время останавливалась. То пожелать спокойных снов велиморскому посланнику Дунгорму, ночевавшему вместе со своим отрядом в шатрах. То ещё раз поблагодарить рига и его жену за добрый приём… И тут и там дело не ограничилось несколькими поклонами, опять пошли упражнения в красноречии – кто кого переговорит. Шествие кнесинки на ночлег до того затянулось, что Волкодав прикинул про себя и обречённо решил: всё. Наверное, даже неутомимая молодёжь потянулась по домам спать. И, значит, он не успеет проводить Кетарна с Ане до болотной деревни… Скорее, мысленно торопил он кнесинку. Скорее же ты… Но вот наконец они добрались до двора, и служанки во главе с нянькой, окружив государыню, увели её в дом. Венн без дальнейшего промедления подозвал к себе близнецов и строго спросил: – Я вас хорошо научил беречь госпожу? Лихослав и Лихобор посмотрели один на другого и от удивления ответили вразнобой: – Хорошо… Они понимали, что спрашивал он неспроста, и заметно робели. Наставник ещё никогда не поручал им охранять государыню одним. Молодые телохранители с нетерпением ждали, когда же это случится, а вот случилось, и стало чуточку боязно. – Мне надо уйти, – сказал Волкодав. – Сами управитесь? Лихослав твёрдо ответил и за себя, и за брата: – Управимся! Другого ответа венн и не ждал. Он молча кивнул близнецам и быстро ушёл в темноту. Волкодав никогда не бывал в здешних местах и не знал в лесу ни троп, ни дорог. Он даже не знал бы, в какой стороне расположено поселение лесных вельхов, если бы ещё днём не приметил на всякий случай, откуда въехали в Ключинку болотные жители. Для того, чтобы выйти туда, требовалось заново пересечь весь погост и пройти мимо дома старейшины. И первым, кого он увидел среди парней возле догоравших костров, был Кетарн. Волкодав поспешно отступил в тень, куда не достигал красноватый отблеск углей, и присмотрелся. Кетарн грел руки, о чём-то весело переговариваясь с друзьями, и, кажется, собирался принять участие в новой забаве. Юноши упирали в землю черенок копья и, держась рукой, вскакивали ногами на древко, а все остальные хором считали, загибая пальцы, – долго ли продержится. Рядом с Кетарном не было видно Ане, зато волосы сына рига влажно блестели от росы, а сапоги и штаны были мокры до самых колен. Поначалу у Волкодава отлегло от сердца: никак проводил девушку и возвратился! Однако потом венн припомнил, как посылали к болотным соседям стремительных босоногих мальчишек, и тревога воспрянула. Кетарн попросту не мог успеть обернуться туда и назад. Даже если отправился сразу после ухода кнесинки и бежал бегом в оба конца. Значит, не довёл девушку до порога и с рук на руки родителям, как надлежало бы, не передал. Дошёл с нею самое большее до середины пути и на том распростился – дальше, мол, дорога прямая… Волкодав миновал костры, постаравшись, чтобы оттуда его не заметили. Потом перемахнул никем не охраняемый тын, в несколько прыжков спустился с останца на влажный пойменный луг и побежал в сторону леса, молясь сразу всем Богам, чтобы только не опоздать. Мыш снялся с его плеча и бесшумной тенью поплыл впереди. Вот когда в полной мере пригодились ему и ночное зрение, которым наградила его каменоломня, и с детства воспитанная способность не шуметь, когда это никому не нужно. Если! – думал он, петляя между кустами и на бегу высматривая следы в росистой траве. В ясном небе висел лишь узенький серп молодого месяца, но Волкодаву было вполне достаточно света. Если Лучезар действительно затеял недоброе. Если он остался в своём шатре, а не отправился, скрытности ради, со своими отроками куда-нибудь в лес… Нет, вот это уж вряд ли, он ведь здесь тоже мест особо не знает, а стало быть, и держаться будет там, где побольше своих, да при оружии. А девчонке, чтоб крику-визгу лишнего не было, и рот можно заткнуть, и в мешок её посадить, и того проще: пригрозить, что с жениха живьём кожу снимут на сапоги, если не мила будет с боярином. Да. Ане – это не воительница Эртан, которая сама кого угодно на хлеб намажет и съест… А вот как собирался Лучезар жить дальше и ладить даже не с ключинскими вельхами – со своим кнесом, Глуздом Несмеяновичем, – про то оставалось только гадать. Люди ведь дознаются, что произошло. Пусть и с запозданием, но дознаются непременно. В Галираде, похоже, совсем не знали про серый порошок. И что он делает с человеком. Иначе не поручили бы Лучезару охрану «сестры»… А если, пока я тут по лесу шастаю, с кнесинкой что-нибудь?.. Решай, Волкодав, решай сам, никто тут тебе не подсказчик. И отвечать тоже сам будешь, ни на кого, кроме себя, не надейся. Он и не надеялся. Уже очень, очень давно. Дважды прямо на него выскакивали злые ключинские собаки, взволнованные нашествием незнакомых людей. Но ещё не родилась собака, которая стала бы гавкать на потомка Серого Пса. Волкодав обежал галирадское становище по широкой дуге, минуя в темноте лесных сторожей, словно ловчий зверь, вынюхивающий добычу. Если он ещё не совсем разучился смекать по следам, Лучезар с ближниками пребывал у себя. И скрытно, со стороны леса, к лагерю никто покамест не подходил. Ночные сторожа стояли по двое, одна пара от другой на расстоянии оклика. Не показываясь сам, Волкодав рассмотрел каждого. И в тех двоих, что обосновались на прямом пути к палатке боярина, признал Канаона и Плишку. Вот так. Кто упрекнёт Лучезара, что поставил своих любимцев поближе к себе? Никто. А случись что-нибудь, оба головореза с радостью поклянутся, что ничего не видели. И не слыхали ни звука. Волкодав двинулся дальше в лес, понимая: если боярин в самом деле послал кого-то за Ане, обратно его воины скорее всего будут возвращаться именно здесь. Славный узорчатый меч висел в ножнах у него за спиной, но пускать его в дело он не собирался. Ещё не хватало. Слух у него был очень острый, но звериному всё-таки уступал. Мыш, вернувшийся на плечо, встрепенулся и зашипел, и только тогда Волкодав уловил в лесной чаще шаги. Четверо, сейчас же определил он, по привычке накрывая ладонью воинственного зверька. Причём трое идут сами, а четвёртого тащат насильно, и он, то есть она, пытается отбиваться, но мало что получается. Волкодав шугнул Мыша прочь, поскольку предполагал, что дело навряд ли обойдётся без драки, и побежал навстречу. Он увидел их гораздо раньше, чем они его. Им, с их обыкновенными глазами, света в ночном лесу едва-едва хватало, чтобы не заблудиться. Трое здоровенных громил, опричь которых Лучезара видели редко. Один из них вёл рыжеволосую Ане – растрёпанную, без плаща, в разодранной сверху донизу рубашке. Во рту у неё торчал кляп, а руки, умевшие так ловко подносить кувшины с напитками, были заломлены за спину и связаны верёвкой. Два других отрока шагали по сторонам и от души лапали беспомощную пленницу, еле сдерживаясь, чтобы не загоготать на всю округу. Волкодав вышел из-за деревьев на открытое место и сказал: – Она не хочет с вами идти. Для них он был чёрной тенью без лица, внезапно выросшей на дороге. Они признали его больше по голосу. Парни остановились, но добычу свою, понятно, не выпустили. Ввязавшись в подобное дело, иди до конца, а иначе не надо было и браться. – Э, да он тут один, – сказал тот из двоих, что стоял чуть впереди. Ведший Ане презрительно хмыкнул: – П-шёл отсюда, наёмник! Дружинные, даже отроки, редко уважают тех, кто служит за деньги. Они считают, и не без основания, что наёмный воин рад переметнуться к тому, кто больше заплатит. Волкодав себя к наёмникам не причислял никогда. – Она не хочет с вами идти, – повторил он, не двигаясь с места. Он успел присмотреться к державшему Ане и уже понял, что Боги решили за что-то его наградить. Это был тот самый отрок, что замахивался на старую Киренн. Дальше всё происходило быстро. Много быстрее, чем можно про то рассказать. – Да сказано же тебе, пошёл… – досадливо прорычал кто-то из них. Двое, не обременённые пленницей, разом ринулись на Волкодава, выхватывая из ножен мечи. Венн вскинул руки навстречу опускавшемуся клинку первого и одновременно пнул ногой в грудь второго, чуть-чуть замешкавшегося впотьмах. Пинок был сокрушительный. Весной, в схватке с разбойниками на лесной дороге, точно таким ударом Волкодав убил человека. Лучезаров отрок отделался переломанными рёбрами и ключицей: венн всё-таки пощадил парня, исполнявшего боярский приказ. Хотя и полагал про себя, что двадцатилетнему верзиле, в охотку берущемуся за подобное, человеком уже не бывать. А значит, и цацкаться с ним незачем. Тому, что успел выхватить меч, повезло не больше. Его клинок завершил свистящую дугу сверху вниз, но уже не по воле хозяина. Волкодав заставил отрока сунуться носом вперёд и пробежать с разинутым ртом три лишних шага, а потом с силой прянул назад, взяв его вооружённую руку в живодёрский захват. Что-то влажно затрещало и подалось, распадаясь под его пальцами, меч выпал наземь. Волкодав весьма сомневался, что эта рука, только что унижавшая несчастную Ане, сможет когда-нибудь удержать хотя бы ложку. Двое тихо покоились на лесной травке, сложенные, как выразились бы веннские воины, в кучку. Третий не сразу и сообразил, что остался один. Его сотоварищи даже не закричали, потому что такая боль не сразу достигает сознания, – потрясённое сознание успевает милосердно погаснуть. Ничего, ещё наплачутся, когда придут в себя и поползут искать помощи. Волкодав шагнул к третьему, намереваясь и с ним поступить по справедливости, но тот проявил неожиданную прыть. Выдернул из поясных ножен нож, покрепче ухватил Ане и приставил лезвие к её почти обнажённому животу: