Волкодав, не отвечая, сгрёб её свободной рукой и поднял с земли, успев ощутить ладонью рукоятку ножа. – Держись!.. – зарычал он по-вельхски. – Тоже выдумала, помирать! Эртан попробовала обхватить его за шею. От боли и дурноты пальцы сперва были совсем ватными, потом немного окрепли. Эртан качалась, но ноги как-то переставляла. Разбойники немедленно обложили их, точно волки пару лосей, изранивших ноги по весеннему насту. Волкодав начал тихо ругаться сквозь зубы: вот теперь ему приходилось по-настоящему туго. Эртан наполовину висела на его руке, уткнувшись ему в плечо головой. У неё текла изо рта кровь, он чувствовал, как густая горячая влага впитывалась в кожаный чехол. Всё-таки Волкодав пробился к южному входу в святилище, и там услышали его голос. Бесстрашные парни немедля выскочили наружу, прикрыли обоих. Волкодав вытер меч о сапог и сунул его в ножны. Руки Эртан бессильно разжались у него на шее. Венн подхватил её – очень осторожно, чтобы не пошевелить нож. Он внёс девушку внутрь и поискал глазами Иллада. Кто-то подбежал к нему принять раненую. Волкодав повернул голову и увидел кнесинку, за которой неотступно следовали братья Лихие. Оказывается, юная государыня успела приставить служанок помогать лекарю и сама не отставала от них, забирая покалеченных и отводя их под защиту стены. Рядом валялись двое изловчившихся перелезть извне – оба в гребнистых шлемах и древних нагрудниках. Один был убит ударом боевого ножа под подбородок. Этому удару Волкодав самолично обучил близнецов, в Галираде такого не знали. Другому разбойнику, похоже, сыпанули горячими углями в лицо и тем на мгновение ошарашили. То-то у няньки, тешившей разговорами мучимого болью парня, была замотана тряпкой ладонь; старуха чем-то страшно гордилась. – Не поминай лихом, бан-риона, – медленно, чужим низким голосом выговорила Эртан. – Я ухожу. Геллама… Он ждёт… – Тоже мне, собралась, – фыркнул Волкодав. Он опустил девушку наземь, усадил, прислоняя к жертвенному камню, и стал осторожно резать кожаную куртку. Кнесинка встала рядом на колени, бережно поддерживая клонившуюся голову Эртан. По её щекам снова бежали слёзы: ей казалось, жизнь славной вельхинки вот-вот истечёт у неё между пальцев, подобно бегучей воде. Как удержать?.. В это время рядом с ними зашевелился увечный, оказавшийся Белоголовым. Бывший тестомес жестоко страдал: он потерял в сражении глаз, и голову стягивала кровавая повязка, но под уцелевшим глазом ещё виднелись следы довольно свежего синяка. Синяком этим, насколько было известно Волкодаву, сольвенна за чрезмерный пыл пожаловала сама Эртан. Белоголовый скользнул взглядом по её обнажённой, залитой кровью груди, растянул непослушные губы в хищной ухмылке и заявил: – А я не зря в морду получил, знал небось, куда руки тянул. Ишь, какую красотищу припрятала! Иллад смазал чем-то прозрачным кожу вокруг ножа, приложил пальцы пониже раны и стал выслушивать сердце. – Главное – титька цела, – со знанием дела рассудил явившийся из темноты Аптахар. – Тебе, девка, двадцать детей родить надо, потом уже помирать. Эртан приподняла руку, попыталась показать им кулак и потеряла сознание. Нападавших было ненамного больше, чем осаждённых, и в какой-то момент те уверенно поняли, что отобьются. Поняли это и разбойники. Снизу, с берега, прозвучал рог, и Волкодав сразу вспомнил рассказ Эртан о похождениях деда и о замогильном роге, в который никоим образом не мог трубить живой человек. Звук, глухой и зловещий, в самом деле шёл как будто из-под земли. От него по спине бежали мурашки, и Волкодав задумался о том, почему разбойники не протрубили точно так же в самом начале, чтобы вернее всех напугать. Особо размышлять на сей счёт ему было некогда, но единственное объяснение, явившееся на ум, оказалось неутешительным. Им нужна была кнесинка… И они догадывались либо попросту знали, что при ней состояли люди, которые не рассуждая схватятся за оружие. И без боя не отдадут свою госпожу не то что каким-то там паршивым духам давно умерших злодеев – хоть и самим Тёмным Богам, вздумай те вдруг явиться за ней. Волкодав нагнулся над убитым разбойником, заглянул в мёртвые глаза. Так и есть. На него, точно две бездонные проруби в зимнем льду, смотрели невероятно расширенные зрачки. Волкодав приподнял веко второму. То же самое. На востоке уже разгоралась вдоль горизонта узенькая полоска зари. Разбойники отступили и скрылись в лесу, постаравшись унести либо добить своих раненых. Потому что пленников неминуемо заставили бы говорить. Хотя, наверное, всем было уже ясно, что в сказку о воинственных духах, встающих из Кайеранских трясин, больше никто не поверит. – Зря вы насмерть обоих, – глядя на трупы, сказал Волкодав близнецам. – Можно было бы порасспросить. Лихобор густо покраснел и ответил за себя и за брата: – Мы так испугались… Кнесинка сидела рядом с Эртан, гладя мокрую голову вельхинки. Было видно, как дрожали у неё руки. Она всё не верила, что страшная ночь близилась к завершению. – Всё хорошо, бан-риона, – тихо выговорила Эртан. – Отбились. Она лежала с закрытыми глазами, бледная до зелени, но кровь изо рта больше не шла. Она утверждала, что ей почти не было больно, если не шевелиться. Потом со стороны, противоположной болоту, послышался боевой клич галирадской дружины, звон оружия и топот копыт. – Ага, – устало сказал Волкодав. – Вот и Лучезар. – Где его Хёгг таскал, хотел бы я знать, – присаживаясь рядом на корточки, зло буркнул Аптахар. У сегванов это была любимая поза. Другие племена обычно видели в ней неиссякаемый источник для шуток, только сейчас ни у кого не было охоты шутить. Волкодав вытащил из ножен меч, положил его поперёк колен и стал чистить. Известно, что бывает с клинком, если его вовремя не отчистить от крови. Он тоже мог бы много всякого разного сказать про Лучезара, но при кнесинке сдерживался. Болезненно хромая, к ним подошёл Мал-Гона и сел наземь, неловко вытянув вперёд перехваченную тряпицей ногу. Он потерял в сражении четверых отличных парней и был расстроен и зол. – Мужилу не видел? – мрачно спросил Аптахар. – Да чтоб он сдох, твой Мужила!.. – прорычал вельх. – Пришибли – плакать не буду! Сольвеннские ратники, слышавшие эти слова, и не подумали возражать. Кнесинка смотрела на мужчин, ещё не остывших, не отошедших от боя. Наверное, следовало одёрнуть молодцов, заставить чтить того, кого поставили над ними старейшины. Но в том-то и беда, что не заставишь уважать человека, который ничем этого не заслужил. И кнесинка сказала совсем другое. – Я недостойна быть государыней… – тихо обратилась она к Волкодаву. – Я… я совсем перетрусила… Волкодав поднял голову и улыбнулся. Аптахар и Мал-Гона посмотрели на неё, потом друг на друга и одновременно захохотали. Спустя некоторое время смеялась уже вся маленькая крепость, даже те, над кем успел потрудиться Иллад. Внизу между тем поднялся шум и крик. По всей видимости, Лучезаровичи загоняли «призраков» обратно в болото. Несколько востроглазых ребят взобралось на валуны; делалось всё светлее, и они разглядели лодки, улепётывавшие через разлив. Самые обычные плоскодонки, только на бортах ещё болтались обрывки камыша и сплетённых ветвей. Остальное охапками летело в стоячую воду: разбойники уносили ноги. Когда по склону холма, приближаясь, застучали копыта, ратники снова схватились за луки и строго окликнули подъехавших. – Славный воевода, боярин Лучезар Лугинич едет! – долетел навстречу голос Плишки. – Дорогу боярину! Дорогу боярину освободили, хотя и без той почтительной спешки, к которой он привык в Галираде. Лучезар соскочил с вороного и стремительно вошёл в святилище, сопровождаемый Канаоном и Плишкой. Остальные сунулись было за ним, но их не пустили, сославшись на то, что внутри и без них довольно народа. На самом деле ратники, только что отстоявшие свою госпожу, вовсе не желали допускать к ней сторонних людей. Однако Лучезар, как вскоре выяснилось, смотрел на вещи иначе. – Сестра! – воскликнул он, ликуя. – Мы разбили и разогнали их, сестра, ты спасена! Кнесинка Елень молча смотрела на него снизу вверх. Волкодав уже стоял подле неё, по правую руку, чуть впереди. Серо-зелёные глаза настороженно ощупывали и боярина, и двоих головорезов у него за спиной. Лучезар не мог не заметить, что с ним здесь уже обращались как с чужаком. Никто не разделил его восторга по поводу спасения «сестры», никто не отозвался на ликующий возглас. Кроме дружины, грянувшей мечами в щиты: – Слава боярину… – Ты лучше скажи, воевода, где ты со своими шастал, пока мы дрались? – хмуро проговорил Мал-Гона. К слову сказать, двое старшин, вельх и сегван, не подумали встать при виде молодого вельможи. А за старшинами – и их люди. – Это я перед тобой, иноплеменником, ответ должен держать?.. – возмутился Лучезар. – Да ещё я с вас, холопские рожи, спрошу! Почему сестру мою неизвестно куда утащили, мне про то ничего не сказав? Еле нашли вас, доброго слова не стоящих! Почему… – это относилось уже к Волкодаву, – почему государыня бежала сама, а никчёмную старуху, рабыню, несли на руках?! Телохранитель не отказался бы, в свою очередь, поинтересоваться, откуда боярин проведал такие подробности. Но не успел. Разгневанный Лучезар подскочил к нему и со всего плеча ударил в лицо кулаком. Ну то есть не ударил, конечно. С Волкодавом подобные штуки не проходили уже очень, очень давно. Тело, едва остывшее после рукопашной, всё сделало само. Голова чуть-чуть убралась в сторону, правая рука метнулась вперёд, упираясь основанием ладони боярину в челюсть. Ударь Волкодав как следует, и лежать бы Лучезару со сломанной шеей. Венн бить не стал, просто сильно толкнул, отшвырнув вельможу на руки Плишке с Канаоном. Те его подхватили, заботливо помогли встать. Всё произошло очень быстро, так быстро, что никто не успел схватиться за оружие. – Волкодав… – прошептала кнесинка. Лучезар медленно запустил пальцы в поясной карман, вытащил тонкий платочек, обтёр им губы и подбородок, к которым прикоснулся венн. Потом брезгливо бросил платочек наземь. Глядя на это, Волкодаву тоже захотелось поплевать на ладонь и вытереть её о штаны. Он удержался, хотя и не без труда. – Сестра, – проговорил боярин негромко. – Ты окружила себя людьми, которым не подобает находиться рядом с тобой ни по рождению, ни по заслугам. Это бесчестит тебя, родственница. Внемли предостережению Богов: вспомни, сколько странного и нехорошего приключилось с тобой с того дня, когда ты привела в кром этот корень всех зол, этого худородного венна, давно забывшего, как звали его мать! Ты даже не знаешь, кто он и откуда, но почему-то доверяешь ему гораздо больше, чем мне. Я ведь не слепой, сестра, я всё вижу. Я долго терпел, но теперь хватит! Твой батюшка велел мне доставить тебя к жениху, но как только я что-то советую, твой венн тут же приказывает делать иначе. До сих пор ты поступала то так, то этак, чтобы никого не обидеть. Больше этому не бывать. Выбирай, сестра, – я или он! Я, родич твой, с кем ты вместе играла! Или прохожий случайный, который сегодня при тебе, а завтра – ищи ветра в поле! Выбирай! Кнесинка Елень в отчаянии подняла глаза на телохранителя. Волкодав стоял молча и неподвижно. Он не смотрел на неё. Он пристально следил за Лучезаром и двумя его молодцами. Опять её принуждали решать, и не у кого было спросить совета. Кнесинка подумала о том, что в самом деле немногое знает про худородного венна. Только то, что прошлое у него действительно тёмное и что временами он бывает по-настоящему страшен. И ещё кое-что… Такое, чего она предпочла бы вовсе не знать… Она ответила очень тихо, почти шёпотом, но твёрдо: – Ныне и впредь я буду поступать так, как мне подскажет мой старший телохранитель, сын веннов, называемый Волкодавом… – Я не ослышался, сестра? – спросил Лучезар. – Молодец, кнесинка, давно пора, видит Храмн! – с большим облегчением проговорил Аптахар. Мал-Гона разгладил рыжие усы и торжественно кивнул: – Праведные слова ты говоришь, бан-риона, в этом святилище. – Мужилу сыщем – мигом старшинства отрешим и пояс отымем! – выкрикнул по-сольвеннски молодой голос. – Не люб! Скажи за нас, Декша! К некоторому удивлению Волкодава, на это имя отозвался ратник, которого он до сих пор знал как Белоголового. Декше было больно говорить из-за глаза, но всё-таки он сказал: – Государыня дело молвит! Так бывает после сражения или иного большого труда. Почувствовавшие свою силу люди начинают вершить дела с той же удалой решимостью, что и в бою. В такие мгновения им всё по плечу, всё удаётся. Чего доброго, ратники ещё и боярина взялись бы отрешать воеводского пояса, но тут извне опять послышался шум подошедших людей, а потом голос велиморского посланника Дунгорма: – Что?.. То есть как жива?.. – И крик: – Пропустите меня к ней! Галирадцы не держали на Дунгорма зла и охотно пропустили внутрь. Бледный и растрёпанный посланник ворвался в святилище бегом, что не слишком приличествовало вельможе его положения. У него был вид человека, вправду увидевшего привидение. Его взгляд сразу остановился на кнесинке. Дунгорм подошёл к ней, ничего и никого не видя по сторонам, и упал на колени. – Государыня… – Нарлак потянулся коснуться её руки, но не посмел, точно опасаясь, как бы она не растаяла в воздухе. Кнесинка сама обняла его, заставила подняться с колен, усадила рядом. Обычное несуетное достоинство медленно возвращалось к Дунгорму. – Что случилось, благородный посланник? – Я… госпожа, я был уверен, что ты… – всё ещё неверным голосом ответил Дунгорм. Осенил себя священным знамением и едва решился промолвить: – Я видел, как тебя убили внизу! Тогда Волкодав понял, куда подевалась смешливая красавица Варея. Не донашивать ей больше за кнесинкой надёванных платьев, не примерять новых. И шуток по поводу схожести двух девушек тоже больше не будет. Дунгорм рассказал, что при первой тревоге его велиморцы живо вскочили и встали в боевой строй, загородившись щитами, и без промедления поспешили к шатру кнесинки. Но там никого уже не было, а шатёр догорал. Пока он говорил, Лучезар коротко кивнул подручным и молча вышел наружу. Знать, понял, что сила впервые была не на его стороне. И даже хуже того. Отныне оберегать кнесинку взялись простые ратники и велиморцы. Ему больше не было веры. «Сестра» собиралась впредь слушать своего телохранителя. Дикого венна. Каторжника. Убийцу. А он, Лучезар, если не хотел вконец осрамить себя и дружину, лучше вовсе не ввязывайся с ними в спор. Это тоже все понимали.