– Я тебя понимаю, – сказала я негромко. – Что? Что ты там понимаешь? – сощурилась Алена. – Ты ведь думала, что мне сотрут память и я обо всем забуду, – отстраненно сказала я. – Наверное, для тебя это было большим искушением – хотя бы раз сказать правду мне в лицо. Алена искоса на меня посмотрела. – Но память стирать мне не стали. И теперь я все о тебе знаю. Знаю о том, что ты работала на моего отца и получала деньги, шпионя за мной. О том, что ты – до сих пор любовница моего дяди. О том, что ты меня ненавидишь. Мне интересно – за что? Я настолько тебе противна? Я тебя обижала? Я подставляла тебя? Предавала? Делала больно? За что ты меня ненавидишь – ведь глупо отрицать, что это не так. На лице Алены появилась кривая и злая ухмылка, уродующая красивое лицо. – Хочешь правды – получай. Мне надоело играть в твою лучшую подружку. Да, я ненавижу тебя. Ненавижу за то, что у тебя было все, Мельникова – прости, Реутовой называть тебя у меня язык не поворачивается. И за то, что ты от всего отказалась. – Не поняла, – нахмурилась я. – А что тут непонятного? – коротко рассмеялась Алена, и в ее голубых глазах появилась неприкрытая злость. – Ты родилась в такой богатой семье – да у тебя весь мир был перед ногами! Столько денег, столько возможностей, столько перспектив! Ты могла добиться всего, чего хотела. Но вместо этого ты бросила все. Ушла из семьи. Стала жить как бедная студентка, перебиваясь от стипендии к стипендии, вечно ища подработки! Даже фамилию поменяла – идиотка! С первого курса я смотрела на тебя и думала: «Господи, она ведь ненормальная, зачем она это делает? У нее ведь такой богатый папаша». И я до сих пор не понимаю зачем. Скажешь, что это все гордость? Нет, Мельникова, это глупость. Феноменальная глупость. Иметь все – и от всего отказаться… От всего, о чем другие только мечтать могут. Мы же сегодня откровенны, Настенька? – взгляд Алены буквально обжигал злостью и обидой. Я никогда не видела ее такой. Со мной подруга всегда оставалась доброжелательной и веселой. Оказывается, просто играла свою роль. – Тогда я откровенно тебе обо всем скажу. У тебя было все, а у меня – ничего. Ты родилась в семье богачей, а я – в семье алкаша и вечно бегающей за ним неудачницы. Они ничего не могли мне дать – из-за вечных траблов с деньгами и долгов. Они были заняты собой и своими проблемами, и им плевать было на меня. Я ничего не могла себе позволить, зато ты, Настенька, с детства купалась в роскоши. Я покупала шмотки в секонд-хенде и мечтала накопить на поездку с классом в Питер, а ты одевалась в бутиках и каталась по Парижам и Миланам. Я делала все возможное, чтобы вылезти из этой дыры, найти свое место в жизни, а ты бросила свою семью во имя одной тебе известных идеалов. Как это мерзко! Как это несправедливо, Мельникова! У меня не было ничего! – повторила Алена срывающимся голосом, и в ее глазах мелькнули отблески злых слез. – У тебя были, по крайней мере, здоровье и красота, – глухо возразила я, впитывая каждое ее слово. – И что толку от этой красоты? – спросила она с непонятным истеричным весельем. – Ну какой от нее толк, Мельникова? Помнишь, несколько лет назад я участвовала в конкурсе красоты? Я была одной из лучших. Но выиграла твоя сестричка Яна. Она красивее меня? Нет. Но она богаче. Такие, как я, обречены быть на вторых ролях. Да, спасибо, что лишний раз напомнила о том, что такие, как я – красивые нищие куклы – могут быть только любовницами. О’кей, пусть я буду любовницей Тима, но знаешь, я действительно его люблю. Ты не знаешь, что между нами происходит. Я не его содержанка, поняла меня? Поняла? Она хотела схватить меня за предплечье, чтобы встряхнуть, но я не позволила ей этого сделать – больно перехватила руку, так, что у Алены не было возможности высвободить ее. Второй рукой я замахнулась. Мне хотелось ударить бывшую подругу, залепить звонкую пощечину, так же, как и она вчера, но я сдержала себя. Из последних сил. Ради дружбы, в которую я действительно верила все эти годы. – Я все поняла. А теперь настал твой черед кое-что понять. Если ты когда-нибудь еще посмеешь ударить меня, Лесовская, я отвечу, – пообещала я, не узнавая собственный голос. Он вдруг стал властным и твердым, и Алена, услышав его, перестала трепыхаться, изумленно на меня глядя. – И я отвечу так, что ты пожалеешь. Я резко опустила занесенную руку – но не ударила Алену, а коснулась ее щеки, чувствуя новый прилив ярости. – Что ж, я прощаю тебя за вчерашний удар – все-таки ты так измаялась за время дружбы со мной, – продолжала я. – Но если ты когда-нибудь посмеешь еще раз поднять на меня руку, тебе будет плохо. И да, последний совет от меня. Мой дядя никого не может любить. Он может только играть с людьми. Если уважаешь себя – беги. Ты еще можешь найти свое сомнительное счастье. – Ошибаешься, – неожиданно широко и светло улыбнулась Алена. – Ты ничего не знаешь, Мельникова. Я особенный человек для Тима. А вот ты – не более, чем вещь, которую можно использовать в своих интересах, а потом выкинуть. Кстати, знаешь, почему у тебя с Женькой не получилось? – спросила она вдруг. Я мрачно на нее взглянула. – Просвети. – Ему было стыдно. Любил одну, а переспал с другой. Соблазнил ее лучшую подружку, – сказала Алена со злым торжеством. – Винил себя, бедный. Ему и в голову не приходило, что в тот вечер я просто использовала его. – Ну ты и мразь, – только и сказала я. – Знаю, – откликнулась она. – Прекрасно знаю, Мельникова! А ведь он до сих пор тебя любит. Ревнует тебя к Ярославу. Страдает. – Хорошо, ты мстила мне, Лесовская. Я понимаю. Но Женька-то при чем? Зачем ему больно делать? Он ведь тебя своим другом считал, – сквозь зубы сказала я. – Или, может быть, ты просто ищешь оправдания своей гнилой натуре? На этом мы распрощались. Алена осталась, обхватив себя за плечи руками, а я ушла – гордая и несломленная. И спина у меня была так расправлена, будто бы мне было все равно. Но стоило мне скрыться от посторонних взглядов на втором этаже, как я остановилась и прислонилась к стене – уставшая и разбитая. Я знала Алену с первого курса, уже много лет. Каждый день мы общались по телефону, виделись несколько раз в неделю, вместе отдыхали. Я считала ее близким и дорогим человеком. Когда ей было плохо, я помогала, когда она была счастлива – я радовалась вместе с ней. И я не думала, что однажды потеряю ее. Но прошедшая ночь, кажется, все изменила. Всего лишь одна ночь разрушила нашу дружбу. *** Проводив Настю пылающим взглядом, Алена быстрым шагом пошла прочь. Ее глаза застилали слезы, руки были сжаты в кулаки, на губах застыли невысказанные слова – той, которая считала ее своей подругой, Алена сказала не все, что хотела. То, что она действительно хотела сказать Насте, навсегда останется секретом. – Дрянь, почему ты? – прошептала она в исступлении. – Почему? А ведь до ночного звонка Меркурия все было хорошо… Она наконец-то встретилась со своим любимым мужчиной – здесь, в этом доме, защищенном магией. А потом ей срочно пришлось собираться и ехать к Мельниковой, чтобы снова играть роль заботливой подруги. Так хотели Август и Тимофей, и если на первого она плевать хотела, то второго слушалась беспрекословно. Не вышло. Настя была права – Алена думала, что память ей сотрут, поэтому позволила себе слишком много. Позволила себе быть искренней. Когда Тим узнал об этом, посмотрел на нее с усмешкой, но ничего не сказал, и Алена почувствовала себя глупой и маленькой. А разочаровывать любимого – последнее, чего она хотела. Иногда Алена думала, как так вышло, что она оказалась замешанной в это дерьмо? И не находила ответа. Все началось как подработка – слить богатому папаше инфу о его дочери? Без проблем. Алене очень нужны были деньги, и она не видела ничего плохого в дружбе с Мельниковой, за которую ей будут платить. Но теперь, после того, как выплюнула правду прямо в высокомерное – как у папочки – лицо Насти, Алена чувствовала себя мерзко. Так, будто была предательницей. Но только чтобы предать друга, надо быть другом. А она никогда – никогда! – не была другом этой выскочке, которая играет в свободу. Почему же тогда так больно на душе? Почему она чувствует себя так скверно? Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь