Вопрос в том, почему я вообще игнорирую его сообщения? Может быть, страх? Но чего я боюсь? Знаю, я сказала, что хочу, что нам обоим нужно сосредоточиться – ему на учебе и хоккее, а мне на своих проблемах и школе… но теперь, когда у меня больше нет ни того, ни другого – за исключением долгого разговора с отцом, – что удерживает меня от того, чтобы отправить ему всего одно глупое сообщение? По крайней мере я могу посмотреть, чего он хочет, верно? Я беру телефон с журнального столика и читаю сообщение. Аарон: Что-то я скучаю по твоим ссскам. Аарон: Стмскам. Аарон: Сиськам. Ура. Вообще-то еще слишком рано быть настолько пьяным, чтобы путать подобные слова. Если я не ошибаюсь, у него сейчас только пять часов вечера. Пожалуйста, скажите мне, что я не доставила ему больше проблем своим уходом… Лили сказала, что у него было разбито сердце, когда я ушла, но этого следовало ожидать. Теперь прошло четыре недели. Он же не может быть все еще таким подавленным из-за моего отсутствия, верно? Оглядываясь вокруг, я пытаюсь понять, есть ли кто-нибудь поблизости. Но кто должен тут быть? Джулия ушла куда-то с друзьями; моя мать живет у кого-то из соседей, а мой брат давно съехал. Так что дома только я. Пока что. А моего отца не будет дома еще двадцать с чем-то минут. Что означает… Я снимаю рубашку, а затем лифчик. Боже, я никогда не делала фотографии будучи обнаженной, не говоря уже о том, чтобы отправлять их кому-то. Полагаю, что всё когда-нибудь бывает впервые. Лежа на кровати, я открываю камеру и поднимаю телефон достаточно высоко, чтобы запечатлеть себя выше пояса. Да, да, разумнее сделать снимок без своего лица на случай, если они просочатся, бла-бла-бла. Аарон не стал бы их никому рассылать, он слишком собственнически относится ко мне, чтобы так поступить. Сделав по меньшей мере пятьдесят снимков, я быстро надеваю свою одежду обратно, после чего мне пришлось потратить некоторое время, чтобы выбрать лучший из них. И как только я нашла его, я выбрала его и отправила, прежде чем успела хорошенько подумать. С того момента, как я отправляю фотографию, не проходит много времени, как мой телефон начинает звонить у меня в руках. Несмотря на небольшой укол тревоги в моем животе, умоляющий меня не брать трубку, я беру. — София? – В трубке раздается голос Аарона. Кажется, он немного запыхался, но совсем не пьян. — Кто-то взломал твой телефон? Я смеюсь и останавливаюсь только тогда, когда слышу, как Аарон ахает. — Ты прислала мне фотографию своих сисек, София. И поверь мне, я знаю, что они твои, потому что они, по сути, выжжены в моей памяти. Он хотел этого, не так ли? — Ты сам попросил. — Да, но… Черт. – Он прочищает горло. — Хорошо, э-э, если бы у меня было... Вау. Если бы я знал, что мне потребуется всего лишь попросить тебя прислать фотки «ню», чтобы ты мне ответила, я бы сделал это четыре недели назад Тогда я бы не отправила, но я не стала говорить это вслух. Вместо этого я говорю: — Надо было попробовать. — Черт, – ругается он, и, готова поспорить, что у него закрыты глаза. —София? Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты убила меня этой фотографией. Я встаю с дивана и начинаю расхаживать взад-вперед по гостиной. — Где ты? – спрашиваю я, слыша приглушенную болтовню и музыку на заднем плане. — В «Brites» с парнями, – отвечает он сдавленным голосом, как будто сдерживает слезы. — Господи, я такой пьяный. Прости. — Я поняла. Тебе потребовалось целых три попытки, чтобы написать «сиськи», – хихикаю я. Он стонет. — Не говори «сиськи», Сосулька. — Почему нет? — Потому что если ты сделаешь это, мне придется сесть в машину Колина и подрочить. Я собираюсь ответить, подразнить его еще немного, но вдруг слышу, как открывается входная дверь. Мой отец возвращается домой рано, на что я не рассчитывала. — Послушай, мой папа только что вернулся домой... — Ох-хм, – он тяжело выдыхает в трубку. — Могу я позвонить тебе позже? – Его голос звучит немного испуганно, неохотно. Как будто он боится, что в ту секунду, как мы повесим трубку, ему больше никогда не удастся поговорить со мной. Но мы обязательно еще поговорим. Я улыбаюсь, зная, что он этого не видит. — Я перезвоню тебе, когда поговорю со своим отцом, хорошо? Я не успела этого сделать, но думаю, что сейчас самое время. — Хорошо. — Аарон? – Он напевает, давая мне понять, что все еще слушает. — Не пей слишком много, хорошо? — Я обещаю. — Я люблю тебя. Никого не удивляет, как легко эти слова слетают с моего языка, когда я произношу их. Думаю, в глубине души я всегда знала, что, либо я влюблюсь в Аарона, либо ни в кого другого. — Не говори этого в ответ. — Хорошо. Мы прощаемся, и я вешаю трубку, потому что он бы не сделал этого первым. К моему крайнему удивлению, теперь, после разговора с Аароном, я чувствую себя легче, несмотря на то, что этот разговор длился всего две минуты. Когда я слышу его голос, то чувствую, как как он успокаивает мои нервы гораздо сильнее, чем это можно представить. Каждый раз, когда я думаю, что это не сработает, меня удивляет, когда один звук его голоса заставляет мое сердце биться быстрее от любви к нему, а моя тревога растворяется в воздухе. — Папа! – зову я, зная, что первая комната, в которую он собирается войти, – это кухня, чтобы перекусить после работы, прежде чем мама приготовит ужин. Я вижу, как он останавливается как вкопанный у двери в гостиную, немного шокированный тем, что я зову его. На его месте, я бы сделала так же. — Да? – Он бросает свою сумку у двери и заходит в комнату. — Мы можем поговорить? Мой отец осторожно кивает, медленно подходя ближе. — Ты же не беременна или что-то в этом роде, не так ли? Потому что, если это так, тебе следует обратиться за советом к своей матери, а не ко мне. Ошеломленная, я качаю головой. — Нет, я не беременна, папа. Он выдыхает, явно испытывая облегчение. Он садится в кресло рядом с диваном и смотрит на меня, не говоря ни слова. Просто выкладывать, да? Покончить со всем. — Ты веришь, что я столкнула своего дедушку с лестницы и убила его? Кажется, это было немного прямолинейно? Чтобы не затягивать с этим слишком сильно, вот небольшое резюме того, чем закончилась наша беседа: Мой отец заканчивает тем, что говорит, что он никогда не думал, что я убила своего дедушку, что оказалось правдой, поскольку это не было моей виной. Кто-то должен был сказать мне об этом много лет назад, это предотвратило бы множество бессонных ночей и травм для меня. Причина, по которой мы отцом не ладили все эти годы, заключается в том, что я просто отгородилась от него. Я сделала это, потому что думала, что он винит меня в смерти своего тестя. И, судя по всему, я люблю таить обиды. Я все еще немного злюсь на то, что он вообще заставил нас переехать, но, полагаю, пришло время мне наконец забыть об этом. Поначалу переезд в Германию был для меня сущим адом, но моя жизнь здесь все равно оказалась замечательной. Не считая изменяющего парня, отца, с которым я не обменялась ни словом, и сестры, которая, как мне казалось, ненавидит меня. И, возможно, школа. Она тоже дерьмо.