– Знаю, здесь все просто. Не могу я выйти... долго рассказывать. Просто не могу. – Да? Это получается, я должен пойти хрен знает куда вместе с придурком, который даже в отряд вступить не в состоянии? – Можешь просто показать дорогу, я и сам найду. Но тебе лучше с придурком пойти, чем в одиночку. – Ладно. Мы к этому вопросу еще вернемся. Но ты, Читер, еще дела общие со мной вести не начал, а, получается, уже не выполняешь то, что сказано. А ведь сам мне заявлял, что все понял. – Да говорю же – долгая история. – Значит. так, бери уже эти патроны и сваливаем отсюда. Посмотри глазами, понимаешь, где здесь запад? – Понимаю. – Ты на западе видишь элеватор? – Нет. – А элеватор там есть. Значит, просто идешь на запад, пока не увидишь. Как увидишь, прямиком на него выдерживай направление. Местами будет мокровато, но не бойся ножки замочить, утонуть не утонем. Давай, в темпе собирайся. Поляна эта пахнет вкусно, того и гляди, любители погрызть косточки заявятся, а я сейчас не в той форме, чтобы с ними разбираться. * * * Внимание! Показатель шкалы удовольствия близок к критическому значению. По достижении критического значения ваши характеристики начнут снижаться. Не допускайте большого снижения уровня удовольствия, это может вас ослабить. Если показатель опасно снизился, начните делать что-то приятное, это поможет его поднять. Поднять уровень одной из самых важных шкал? Да запросто, надо просто начать делать то, что привноси в жизнь радость. Только вот, обстановка такова, что падать и падать этой шкале. До самого нуля. Потому как, хуже не бывает. Хоть вешайся, да только не на чем. Читер с трудом выдрал ногу из липкого ила и с тоской вгляделся вперед. Да, Март не ошибся, здесь, на лишенной деревьев равнине, можно далеко взглядом достать и разглядеть тот самый элеватор. Только сейчас его не видно, тростник гораздо выше человеческого роста вымахал, уже за десять метров ничего не различить. "Местами мокро" на самом деле оказалось натуральным болотом, по которому они, на радость пиявкам, вышагивают уже второй час. Дно топкое почти везде, просто, местами оно ближе к поверхности, местами дальше, поэтому, вода ведет себя по-разному: где-то до пояса достает, а где-то и до груди. К тому же, Читер пару раз упал, так что, можно сказать, до головы она тоже добралась. А вот покалеченный спутник ни разу не оступился. Шагает с невозмутимостью гранитного изваяния, игнорируя все неудобства передвижения по заиленному дну, цепляющиеся за ноги смятые тростниковые стебли, последствия ранения и отсутствие зрения. Даже стыдно за себя становится, такого здорового и при видящих глазах, что не может идти наравне с калекой. Обернулся на Марта. Тот как шагал, так и шагает, будто заведенный. При этом Читер провел рукой по воде и почувствовал ладонью что-то непохожее на стебель тростника и вроде бы, даже живое. Опустил взгляд и перепугано задергав всеми конечностями сразу, завалился третий раз. А как тут не свалиться, если видишь, что ладонью подцепил плывущую по каким-то своим делам змею? Март, подойдя, остановился и без эмоций произнес: – Не бойся, гадюки не плавают. Это уж, он не укусит. Читер, поднимаясь, устало спросил: – Долго нам еще эту грязь месить? – Что значит "эту"? Разнообразие в грязище любишь? – Я в общем. – Сильно заморился? Вот то-то, все вы такие, лоси молодые. Не забудь сказать спасибо, что я отговорил все патроны забирать. – Спасибо, конечно, но ты не ответил. – Сколько надо, столько и будем месить. Тут хорошо, тут мертвяки шастать не любят, цени спокойствие момента. – Меня это спокойствие уже доставать начало. Устал я. – Да неужели? Судя по голосу, ты бугай знатный, хоть бери да плуг цепляй, чтобы налегке не бродил. – Судя по голосу? Ты что, меня не видишь? – Чит, я-то думал, ты умнее будешь. Взгляни на меня. Глаза видишь? Не видишь. А знаешь, почему не видишь? Да потому что их у меня нет. Вот подумай, как можно видеть без глаз? В смысле – чем? Я, конечно, понимаю, что некоторым задницы вполне хватает, она им все на свете заменяет, но я не такой, я нормальный. Получается, мне, сейчас, смотреть нечем. – Да откуда я тебя знаю? Может у тебя и правда жопа всевидящая, я здесь уже давно ничему не удивляюсь. – Глаза, Чит, это, при нашей жизни, роскошь, а всякая роскошь – зло от излишеств. Хочешь жить правильно, научись без них обходиться. Да, есть неудобства, не поспоришь, но стерпеть их можно. Чего стоишь? Видел, какие здесь пиявки? Если придется заночевать в болоте, к утру они от тебя высосут до состояния высушенного презерватива. – Март, а что там за дела были? – Дела у прокурора. – Я о том месте, где тебя нашел. – А я не терялся, чтобы меня находить. – Харэ уже к словам цепляться. Как маленький, честное слово. Ты понял, о чем я. Что за буча, кто с кем сцепился, как ты в том ящике оказался? Некоторое время позади не раздавалось ничего, кроме шума передвигающегося в воде и грязи тела. Читер уж было решил, что спутник проигнорировал вопрос, но тот, наконец, неохотно, что называется, сквозь зубы, начал выдавать информацию: – Как раз мимо пикапа пробегал, и тут рядом конкретно прилетело. Даже не знаю, что это было. Может снаряд, может мина. Хрен поймешь, когда под ухом такое. Сразу темновато стало, ну я и подумал, что в этот пикап уже вряд ли станут бить. Решил, маленько полежать. Лежу себе в багажнике, никого не трогаю, и тут ты крышку поднимаешь. – А кто с кем там сцепился? Что за дела, вообще? – Сцепились... Как бы тебе сказать, чтобы ты понял... Завис я, тут, в одном стабе. Так себе, стаб, стабик, скорее, ничего хорошего о нем не скажешь, дыра-дырой. И была там одна бабенка с вот такенным орехом. Идеально круглый. Не, ты оглянись, это видеть надо. Читер остановился, устало вывернул голову через плечо. Увидел, что Март тоже замер, сомкнув руки в смутное подобие окружности. – Видал? Это, Чит, орех всех орехов. Хоть в музей, хоть куда – идеал. – Ты о чем, сейчас, вообще? Какой орех? – Эх, совсем ты темный, ни черта не понимаешь. Ты баб видал когда-нибудь? – Женщин? – В принципе, половина, а то и больше, мужиков, по сути своей, бабы-бабами, но да, я именно о женщинах сейчас. – Видел, конечно. – Спереди? С боков? С каких сторон видел? – Да со всех. – О! Да ты, я смотрю, бывалый, много чего повидал. – Такого балабола, как ты, вижу впервые. – Я тебе балабола еще припомню. Ладно, если не врешь, сзади, я так понимаю, тоже доводилось бабенок наблюдать. Так вот, Чит, женский зад, когда он товарного вида, это и есть орех. Грецкий орех, или, там, кокосовый. Нет, лучше, пусть грецкий. Он ведь и формой похож, и разделяется на половинки. Значит, началось все с того, что захожу я в этот стаб и первое что вижу, это вот такой орех, – Март опять изобразил ту же фигуру, после чего добавил: – Шагай давай, я и на ходу рассказывать могу. – Тогда погромче говори, на ходу хуже слышно. – Тут, Чит, можно погромче, а можно правильно. Тренируй уши, потому что громко, это, почти всегда, плохо. Всякий услышать может, а я такие интимные истории кому зря не выбалтываю. И вот, значит, засекаю я этот орех, устремляю на него все внимание и отчетливо осознаю, что не уеду отсюда до тех пор, пока его не расколю. Поднимаю глаза, а там и прочее на месте, смотрибельное и щупательное. Опять же, понимаю, что орех при такой кожуре долго на дороге валяться не будет, кто-то грыз его по всякому и продолжает это делать. Ну да и ладно, всегда в таких случаях придерживаюсь мнения, что это не моя проблема. Короче, орех оказался из тугих. Не в том смысле, что плохо колется, расколол-то я его запросто, а в том, что инструмент мой не сразу к нему подпустили. Ты же баб знаешь, как начнут кочевряжиться, все такие, из себя, принцессы. Прорва времени уходит, чтобы эту дурь из них выбить. А там еще крутились вокруг разные, с ошибочным мнением, что не для меня такая ягодка выросла. Время потерял на всякие разборки и шуры-муры, а уж бабла сколько ушло, даже говорить не буду. Дохренища я там слил, не стоил того тот орех. Все, абсолютно все бабы гнилые насквозь, какую не возьми. Вот чего меня именно на эту заклинило? Или пиво там сильно крепкое варили, или моча в голову стукнула, даже не знаю. В общем, неправильно себя повел. Зря заехал в тот стаб, и время и бабло на пустую гриль потратил. А там в кризисный момент нарисовалась одна ватага. Предложили дело. С виду выгодное, да и затрат с моей стороны – ноль. Решил я по легкому капусты срубить, подписался. Да уж... пиво там, может и крепкое, но говно говном, после залития нормального пивка на такое не подпишешься. Поехали мы на это, мать его, выгодное дело, да и налетели лоб в лоб. Прозевали, не знаю как. Не я за охранение отвечал, а кто отвечал, того попробуй теперь найди. – На кого налетели? – А ты разве не видел? Ну да, куда тебе понимать такое. Боты это. Да не простые, а спецназ какой-то. Покрошили сходу, авангард, как корова слизала, ничего и пискнуть не успели. Мы им, конечно, тоже кровь пустили, но расклад хреновый вышел. Случайная команда, серьезных игроков всего ничего, а тут такой отряд при броне. Быстро отмучались. Кто-то, конечно, ушел, но не знаю, удачно, или как. Боты, вроде, следом рванули, особо не задерживались. Это по мне понятно, не нашли ведь, а спрятался я, так себе. Такие вот дела получились, Чит. – А кто это? В смысле, кто такие эти боты? – Боты? Боты, Чит, это боты. Они, обычно, двух видов бывают. Первые, это просто боты. Они, конечно, неприятные, но вони от них поменьше. Их можно вычислить по противогазам или респираторам. Сорви эту защиту с рожи, и они заражаются, как простые цифры. А вот второй вид покруче будет, их зараза не берет, и с ними всегда жестко получается. Случаются и вперемешку варианты, там уже попроще решать можно. – Может я совсем тупой, но вообще ничего не понял. – А тут и понимать ничего не надо. Ты с географией дружишь? Знаешь, что это, как бы, континент, с Евразию или около того размерами? – Слышал. Этот мир вы так и называете: Континент. – Не вы, а мы. Привыкай, что все мы тут одинаковые. И здесь такое дело есть, что чем ближе к океану, тем выше риск познакомиться с ботами, а то и с нолдами. Местами у них базы на побережье, местами на островах, по рекам могут подниматься на катерах всяких, колонны вглубь континента засылают. Флот у них есть, приличный, авиация кое-какая. В общем, если рядом морская вода, к мертвякам плотно добавляется еще и эта напасть. – Кто они, вообще?