7 Мы считаем, что мы бессмертны. Если выразиться точнее — мы всегда думаем, что смерть настигнет нас ещё очень не скоро. Мы думаем так, даже когда возраст наш перевалит за седьмой десяток. Нам невозможно представить себя мёртвыми, и поэтому мы бессмертны в собственных глазах. Не бог весть какая мудрость, я знаю. Пошлая и не совсем верная. Но ведь суть от этого не меняется. Мы отказываемся верить в собственную смерть. Она всегда для нас неожиданность. Почти всегда. А вот ещё большая банальность: «Свои страхи нужно перебарывать». Так я сказала Герману. Просто ляпнула, когда мы пили белое дешёвое вино на заднем дворе музыкального колледжа имени Мурова, в котором вместе учились. В тот вечер было прохладно, и я бы предпочла красное. Мы были пьяные и влюблённые. Студенты второго курса. Нам нет и двадцати. «Свои страхи нужно перебарывать». Я боюсь скорости. «Маленькая моя, есть склоны для начинающих». Мы пьём из пластиковых стаканчиков на брудершафт, потому что нам приятно находить повод для поцелуев. Нам нравится поднимать пафосные тосты, признаваться друг другу в любви. Нам девятнадцать. Если ты боишься высоты — поднимись на четыре тысячи метров с парашютом за спиной. Лично я боюсь скорости. Мы познакомились на первом курсе. Уже тогда Герман играл в рок-группе на ударных. Он драммер от бога. Обучение давалось ему легко. По крайней мере, если сравнивать со мной. Он взял в руки палочки ещё задолго до того, как подал документы в колледж. Смешно слушать записи их первых «хитов», записанных на диктофон телефона во время игры на репетиционной точке. Прямая «бочка», кривые, сбивающиеся с такта, долбания по «рабочему». И всё же это уровень как минимум второкурсника. А к тому времени, как он поступил, он мог заткнуть за пояс выскочек с четвёртого. Собственно, благодаря этому мы и подружились. Мне нужен был кто-то, кто смог бы меня натаскать на практике. Я рвалась жить. Мне не терпелось собрать свою команду. Сколько себя помню, я мечтала стать барабанщицей. Теория и обучение в колледже — это конечно хорошо, и бросать учёбу я не планировала, но и терять времени мне не хотелось. Так мы говорим, когда рассказываем о том, как мы познакомились. На самом деле все немного иначе. Мне действительно хотелось найти себе преподавателя для дополнительных занятий. И пускай Герман был выше меня на голову по уровню мастерства (если вообще можно говорить о каком-то мастерстве, когда речь идёт о первокурсниках), всё же на роль учителя он не тянул. Но именно он стал моим «Учителем». А я — его единственной «ученицей». Нам хотелось проводить вечера вместе, и это был замечательный повод. Мы оставались после занятий и терзали старую, прошедшую через тысячи барабанных палочек учеников, ударную установку, пока нас не выгоняли. Он красив. Он знает это. И тем забавней было наблюдать, как он робел передо мной в первую неделю нашего знакомства. Свои страхи нужно перебарывать. Я сижу перед инструментом. Сжимаю обмотанные изолентой барабанные палочки. Герман сидит за мной, прижавшись вплотную. Спиной я чувствую, как колотится его сердце. Ощущаю его дыхание на своей шее. Он рассказывает мне о Ките Муне, о Билле Уорде, Роджере Тейлоре. Нет, он не решится. И это прекрасно. Герману не составит труда уложить в постель любую с нашего потока, но сейчас он робеет, хотя я вижу, что он хочет того же, чего и я. Влюблённость превращает самоуверенных красавцев в нерешительных мальчиков. Он берёт мою кисть в свою ладонь и показывает, как нужно извлекать чистый звук из открытого хай-хэта. Уорду было бы стыдно за нас. Наши руки слегка трясутся. Звук выходит отвратительный. Страхи нужно преодолевать. Я поворачиваюсь к Герману вполоборота. Уорд смущённо и понимающе улыбается, оставляет нас вдвоём. Говорят, первый поцелуй остаётся в памяти навсегда. Я его почти не помню. Но до конца дней своих буду помнить наш первый поцелуй с Германом. *** Смятая пустая пачка из-под сигарет вылетела в окно и угодила под колёса едущего сзади УАЗика. Токарь с тоской повертел в руках последнюю сигарету и вставил в рот. Прикурив, он взглянул на Нину. Она сидела рядом и уже битых десять минут что-то искала в недрах своей сумочки. — Да вытряхни ты своё барахло на заднее сидение, — посоветовал Токарь. — Нашла уже. Девушка извлекла из сумки крохотную флешку размером с ноготь. — Ты не против, если я включу музыку? Токарь пожал плечами. — Да ради бога. Подключив свой смартфон через блютус к машине и выбрав композицию, Нина нажала на «плей». Полуэлектронные басы заиграли вступление. — Это «Касабиан», — пояснила Нина. Токарь поморщился. — Рок? Я, если по-чесноку, такое не слушаю. — Выключить? — Да нет, слушай на здоровье. Отыграв вступление, неизвестные Токарю музыканты перешли к куплету. К ритм-секции ударных и бас-гитары прибавился дерзкий вокал Тома Мейгана: One, take control of me You’re messing with the enemy Said it’s two, it’s another trick Messin’ with my mind, I wake up… Нина закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Пальцами начала легонько постукивать по коленям в такт музыке; губы синхронно с певцом нашёптывали слова куплета. Она знала текст наизусть. — Это хорошая музыка, — сказала Нина, не поворачивая к Токарю головы и не открывая глаз, — я на ней выросла. «Мьюз», «Колдплей», «Радиохед», «Касабиан»… наши так не умеют. Или не хотят. Да нет, наверное, всё-таки хотят. Просто ни черта не получается. Токарь с сомнением на неё покосился. — Ну, не знаю. Не слушаю я такое. Песня должна быть со смыслом. Жизненная. Наговицын там, Круг, «Лесоповал»… чтоб за душу цепляла, понимаешь? Улыбнувшись, Нина как-то странно на него посмотрела. — А как у тебя с английским, милый? — Не понял? — Ну, насколько хорошо ты знаешь английский язык? — Я его вообще ни хрена не знаю, — выпалил Токарь простодушно. — Тогда почему ты решил, что в этих песнях, — Нина кивнула на магнитолу, — нет смысла? — Ну, может, и есть. Только какой? Слов-то я не понимаю. — А разве обязательно понимать слова? — Ясен пень! — удивился Токарь вопросу. — А как же! — Музыка, — сказала Нина, — это в первую очередь экспрессия. Эмоции. Она должна воздействовать на человека на психоэмоциональном уровне, понимаешь? — Нет, — честно ответил Токарь. Нина устало вздохнула. — Салюты. Ты любишь салюты? — Причем тут салюты? Какие ещё салюты? На Новый год которые пускают, что ли? — Да, блин, фейерверки, обычные фейерверки! — Ну, люблю. — Вот, — Нина подняла вверх указательный палец. — А за что ты их любишь? Чем они тебе нравятся?