Да побыстрее. В скотч, при желании, можно так запаковать, что сорок раз Новый год отметишь, прежде чем высвободишься. Однако, Читер почти сразу понял, – те, кто накладывали путы, лишь в отдельных местах отнеслись к этому с должной тщательностью. Или криворукие попались, или не захотели постараться, полагая, что человек с искромсанным брюхом и без качественного связывания никуда не денется. Кстати о брюхе: боль не ощущалась, зато ощущался аппетит. Даже тошнотворное зловоние не смогло отогнать желание плотно перекусить. Пробудившийся аппетит – хороший признак, ведь, как правило, люди с повреждениями кишечника о плотном ужине не мечтают. Шевеля конечностями, Читер спустя несколько минут сумел разболтать левую руку, предоставив ладони чуток свободы. Дальше в процесс вступили пальцы. Хватаясь за края ленточек скотча, пытался их надорвать. Если это удавалось, развивал успех. В ходе работы сломал неудобно-длинный ноготь, что пошло на пользу: зазубренный обломок резал тонкий пластик не хуже ножа. Длинные ногти – важный показатель. У иммунных они, как и волосы, отрастают с дивной быстротой, но далеко не мгновенно. По их состоянию можно прикинуть, хотя бы, приблизительно, сколько он здесь проторчал. Дней пять, плюс-минус пару. Если и ошибся в подсчетах, то вряд ли намного. Левая рука, наконец, обрела полную свободу. Дальше всё пошло гораздо быстрее, шурша скотчем, Читер освобождался от пут явно оперативнее, чем те, неизвестные люди, которые их накладывали. Когда спеленатыми остались только ноги, осторожно приподнялся и сел. В животе кольнуло, но ничего другого не ощутил. Главное, нет ни малейшего намека на душераздирающую боль, от которой его корежило на заднем сиденье машины. Кое-как согнувшись, дотянулся до столика, ухватил скальпель, с его помощью легко освободил ноги. Те затекли, слушались плохо, пришлось их слегка растереть и энергично пошевелить ступнями, лишь затем рискнуть свесить. Пол оказался холодным и подозрительно липким. Освещение в операционной скверное и непостоянное, из-за жалюзи какие-то оранжевые всполохи пробиваются, они то становятся сильнее, то почти затухают. В данный момент толку от них почти нет, поэтому Читер не смог разглядеть, во что именно вляпался ступнями. Но не такой уж богатый выбор для фантазии, если вспомнить, как выглядит обстановка. Аппетит на шаг отступил, сдавая позиции тошноте. Надо срочно отсюда сваливать, достаточно уже с него этой пещеры маньяков. Срочно! Скривившись и сжав зубы, начал отдирать от себя полоски пластыря, удерживающие катетеры и какие-то непонятные датчики, от которых змеились провода к давно обесточенному медицинскому оборудованию. Спасибо, что нос и рот остались свободны от трубок, без полноценного наблюдения за такими штуковинами он мог задохнуться. Непонятный оранжевый свет вновь набрал силу. Пользуясь благоприятным моментом, Читер склонился над столиком, пытаясь обзавестись хоть каким-нибудь оружием. В глаза бросилась раскрытая тетрадь, исписанная неровным почерком. Момент не слишком подходящий для чтения, но взгляд случайно выхватил несколько фраз: «…с такими ранами не довозят до больницы, а Великий продолжает жить. Он Велик! Велик! Велик! Его Величие затмевает блеск Луны и сияние Солнца!» Странную тетрадь пришлось прихватить вместе с еще одним скальпелем. Но перед этим из простынки соорудил пародийное подобие туники, ведь ходить голым неприлично, да и прохладно в операционной. На нетвердых ногах просеменил до окна, сквозь жалюзи сумел разглядеть источник переменного освещения. Он оказался необычным, – напротив горел четырехэтажный дом. Полыхал он знатно, из доброй половины окон пламя вырывалось, а из прочих многие конкретно дымились. Перед пожаром, заменяя нормальных зевак, стояла парочка мертвяков невеликого уровня. Один в замызганном медицинском халате, второй полностью голый. Вытаращились на огонь и традиционно покачивались, перенося вес с пяток на носки и обратно. Проанализировав обстановку, Читер прислонился спиной к жалюзи и начал листать тетрадь. Казалось бы, разве он не дебил одноклеточный? В столь непростой момент чтением заниматься, это чистое самоубийство. Но так может подумать лишь тот, кто неспособен за деревьями увидеть лес. Картина за окном четко дала понять, что город всё, город уже совсем спекся, здесь правят бал зараженные. Но, при этом, он еще свежий, вымер недавно, следовательно, здесь повышенная плотность крутых тварей, традиционно набегающих на загрузившиеся кластеры. В такие моменты опытные иммунные избегают появляться поблизости. Даже сильным отрядом, при бронетехнике, соваться смертельно опасно, а уж одиночке – без шансов. Больницы при этом – объекты повышенной опасности. От этих учреждений изначально заманчиво попахивает кровью, в них много беспомощных людей, всё это привлекает самых первых, почти безобидных зараженных. Отожравшись на пациентах и персонале, они могут отправиться дальше, а могут продолжать крутиться поблизости от понравившегося места. В общем, спешка сейчас – не лучший вариант. Читер находится в опаснейшем месте, но это не означает, что опрометью отсюда выскочив, тут же окажешься в раю. А вот в зловонной пасти высокоуровневого чудовища – запросто. Записи в тетради – это информация. А информация – это один из самых ценных товаров. Правда, они могут оказаться полностью бесполезными, но это никак не узнаешь, пока не проверишь. И Читер углубился в чтение. Местами оно продвигалось без проблем, местами почерк становился до такой степени «врачебным», что о смысле отдельных слов приходилось строить предположения. Спустя несколько минут он присел на пол, отложил тетрадь в сторону и занялся изучением шкал в интерфейсе. Не заметил в них ничего критически заниженного, зато в меню дебафов нашел примечательную пометку: «Вы восстанавливаетесь после тяжелого ранения. В текущем состоянии все ваши основные и дополнительные характеристики получают штраф от 10 % до 45 %. Ваши органы чувств работают некорректно, вы не можете полноценно двигаться и принимать тяжелую пищу. Ориентировочное время восстановления до минимального порога нормы: 19–42 часа». А еще он заметил активное окошко чата, – бросилось в глаза своим назойливым миганием. Март, наконец-то, соизволил объявиться. Не пропал со связи, с концами, как Няша. Впрочем, он пропадать и не собирался. Непонятно, что за планы на Читера у этого знатного темнилы, но исчезать навсегда из его жизни явно не намеревается. Загадочный товарищ оставил далеко не одно сообщение. Читая их по порядку, можно легко догадаться, что молчание собеседника бесило его всё больше и больше: – Чит, утро доброе. Ты там как, дружище? Не подох еще? – Читер, день уже на дворе, а от тебя ни ответа, ни привета. По черноте гуляешь, что ли? – Чит, за такое время или сдыхаешь на черноте, или из нее выбираешься. – Да сколько тебе звонить можно? Ты там что, буквы забыл? – Нет, я не верю, что ты игнорирование качаешь. Тут явно что-то другое… – Даун ты пупырчатый, ты что, и правда забыл, как чатом пользоваться? – Читер, даю тебе 15 минут. Если не ответишь, надену лучше туфли, пойду к твоей ненаглядной Няше и сделаю ее счастливой. – Чит, успокойся, хватит лить слезы. Не ревнуй, я передумал идти к твоей бабе. Для меня это слишком мелко. В общем, у тебя и правда 15 минут. А потом пойду делать счастливым тебя. Я, вообще-то, не такой, это против моих правил, но ты, чёрт тебя побери, достал уже отмалчиваться. – Молчим дальше? А я ведь реально приду, тут уже вопрос принципа. К тебе с цветами подкатывать нужно, или без них сойдет? И ты не против, если я пару товарищей прихвачу? Они симпатичные и спортивные ребята, долго японской борьбой занимались. Это, которая, сумо называется. – Судя по молчанию, ты только рад этой перспективе. Эх, а я думал, что ты не такой… – Не, ну ты реально решил меня достать… И знаешь, у тебя неплохо получается. Читер вздохнул. Время позднее, Март давно уже храпит, залившись пивом выше макушки. Без толку пытаться вызвать. Но всё же попробовал, начал набирать сообщение: – Привет. Если насчет борцов сумо всё в силе, пусть по пулемету прихватят и несколько гранатометов. Без них ко мне не пробиться. Да и с ними – вряд ли. Ну хоть с достойным салютом на респ улетят. В общем, извини за молчание. Я не виноват, обстоятельства такие. Поразительно, но ответ выскочил почти мгновенно: – Это какие такие обстоятельства? Неужели, нашел таки бабенку и зажигал с ней, позабыв о чести и долге? Тогда ладно, тогда, пусть с тяжестью на сердце, но я готов это принять. – Спасибо за понимание, но ситуация несколько сложнее. Меня подстрелили. – И куда попали? Чат отстрелили, что ли? – Почти. Рана нехорошая. Сумел добраться до свежего кластера, только-только загруженного. Рассчитывал, что врачи смогут успеть чуток подлатать брюхо, ну а дальше само долечится. – А тебе никто не говорил, что ты глуп и наивен? – Март, выбора не было. Совсем не было. Я на лайт-спеке уходил, а выбор там такой: или спек отпускает, и падаю посреди леса, а потом меня муравьи грызут, или в городе мне перельют кровь и сошьют порванные сосуды. По шансам выходило – город лучше. – У меня подозрение, что сейчас ты в этом не вполне уверен. – Я провалялся в коме несколько дней. – Иммунные столько в коме не валяются. Или валяются редко. – А я провалялся. Город вымер, сам понимаешь. Я пришел в себя в операционной. Живот зашит кое-как, чуть ли не проводом телеграфным, выгляжу плохо. Но, судя по тому, что вижу, мне до последнего ставили капельницы. – Да ну? Капельницы медсестры ставят. Посмотри вокруг, может они где-то спрятались. Там, обычно, сплошь одни шалавы, зато, бывает, симпатичные попадаются. – Вряд ли. – Да я тебе точно говорю. Не сомневайся – попадаются. – Я не о том. Понимаешь, тут по всей операционной валяются обглоданные кости и недоеденные куски тел. Человеческих тел. – И ты посреди всего этого праздника провалялся несколько дней и теперь что-то мне пишешь? Приятель, да тут что-то не сходится. Я в том смысле, что ты мне врешь. – Да я и сам себе не верю, но так оно и есть. И еще я тут нашел тетрадь. Это что-то вроде дневника. Короткого. Вначале, почти нормально описывается мой случай. Что я сложный пациент, что меня пытались срочно прооперировать. Но потом, сам не пойму, что случилось. Написано невнятно, но, похоже, бригада врачей операцию забросила, не закончив. Меня зашил непонятный человек, который оставил записи. В смысле – цифра. Похоже, у него уже прилично потекла крыша, поэтому меня он принял за раненого бога. Дескать, по всем канонам медицины я должен давно ласты склеить, но этого не случилось. Следовательно – бог. Ты прикинь, этот псих превратил кушетку в алтарь. Примотал меня к ней скотчем, нарисовал повсюду какие-то руны своей кровью. Потом и чужая кровь в дело пошла. А дальше начались конкретные жертвоприношения. Стаскивал сюда всяких калек и валил во славу меня. В конце идут каракули. Много каракулей. И чем дальше, тем хреновее они выглядят. Будто кто-то начал забывать, как писать. И забывал всё больше и больше. В операционной много кусков тел. По некоторым заметно, что их жрали. Конкретно жрали. Воняет так, что глаза выедает. Короче, я тут в полных непонятках. Хотел сразу свалить, но не представляю, что за дверью ждет. Мне реально стремно выглядывать. Здесь, по крайней мере, от меня пока что ни куска не отхватили. – О! Да ты умнеешь на глазах. Правильно мыслишь, нешаблонно. Да, Чит, все больницы – плохие места. – Я в курсе. – Процесс заражения по-своему у разных цифр протекает. Похоже, тот псих превращался в тварь очень постепенно. Возможно, в его башке до сих пор осталась человеческая мысль. Мысль эта всего лишь одна, – он продолжает думать, что ты божественное создание. Но ты… это… про манию величия забудь. Рано или поздно зараженный забывает всё, что мешает ему поглощать биомассу. И тебя он тоже забудет. Когда ты попал в больницу? – Не знаю. А когда мы с тобой расстались? – Я догнал тебя семь с лишним суток назад, под вечер. Сейчас полночь. – Я после этого прошел часть ночи. Потом шел весь день, заночевал в мотеле. А утром меня подстрелили, сразу после рассвета. Думаю, в больницу привезли через час после этого. Если и больше, ненамного, я тогда был в таком состоянии, что без врачей долго протянуть не мог. – В общем, этот твой благодетель, возможно, уже дней пять, как урчать научился. Я ведь правильно сосчитал? По срокам так получается? – А с какой скоростью они перерождаются? – По-разному. Обычно, это от двенадцати до тридцати часов. Бывает, пораньше, бывает, процесс до трех суток растягивается. Говорят, случается и больше. Но даже если этот сразу заурчал, он за это время не мог успеть сильно вымахать. Уровнем точно не выше твоего, или чуть выше. Это в самом худшем случае, сомнительный вариант. В общем, ты его спокойно завалишь. – И чем я его валить буду? Голой задницей? Да у меня даже одежды нет. – Чит, хватит уже тупить. Ты же в операционной, хотя бы скальпель поищи. – Уже. – Вот и молодец. А теперь поищи еще. Возле входа глянь, вдруг там вешалкя с халатами старыми.