– Извините, – перебил Зак, – а Мэгги – это кто? – Мама Конора, – ответила Джен. – А Ронан его брат. – Понятно. Значит, вы очень близки с этой семьей, – сказал Зак, – раз до сих пор продолжаете поддерживать отношения. – О да. Очень. Я знаю их с шестнадцати лет, так что… – Она замолчала, поднялась с места и начала убирать посуду. Натали тоже встала, чтобы ей помочь. Она ополоснула тарелки и загрузила их в посудомоечную машину, а Джен тем временем приготовила десерт. – Это ведь было вождение в пьяном виде, да? – спросил Зак, когда Джен поставила перед ним абрикосовый тарт-татен[11]. – Из-за этого произошла авария? Натали увидела, как два красных пятна выступили на щеках у Джен; сама же она почувствовала, как кровь отливает от ее лица. – Нет-нет, – сказала Джен, отворачиваясь. – Извините, – смутился Зак. Он повернулся к Лайле. – Мне показалось, что ты так сказала… – Давай оставим это, ладно? – тихо пробормотала Лайла. Натали снова села за стол, взгляд ее был устремлен на Лайлу. – Ты сказала ему, что Конора убил пьяный водитель? – спросила она. – Нет. Я сказала, что… – Что ж, так оно и было, – вступил в разговор Эндрю. Он посмотрел Заку прямо в глаза. – Это был я. Я был за рулем. Я выпил лишнее. Произошла авария. Конор погиб. – Его голос был тверд и ровен. – О боже, извините… – Эндрю не виноват, – настаивала Джен. – Содержание алкоголя не зашкаливало. Они сделали анализ крови. Содержание алкоголя не превышало норму. Это был просто несчастный случай. – Это была моя вина, Джен, мы все об этом знаем. Анализ крови был сделан через несколько часов, – мягко сказал Эндрю, улыбаясь ей тихой, грустной улыбкой, и Натали почувствовала, как рыдание закипает у нее в горле. Ей было нестерпимо видеть, как он взваливает все на свои плечи. – Извините, – сказал Зак. – Мне не надо было ничего говорить. – Да, – тихо согласился Дэн, – вероятно, не надо. – Все в порядке, – сказал Эндрю. – Это было давно. Мы все уже справились с этим, каждый по-своему, так ведь? Он попытался улыбнуться Натали, но она почувствовала, каких усилий ему стоило держать голову поднятой, а плечи прямыми. Он выглядел таким уставшим. Сердце ее сжалось. Иногда, особенно когда она была вдали от девочек, или когда испытывала очень сильную боль, или когда сидела за своим письменным столом в воскресенье, наблюдая, как Эндрю добросовестно моет их дрянную старую машину на их дрянной старой подъездной дорожке, находящейся на дрянной старой улице, у нее возникало такое чувство, будто ее сердце становится все меньше и меньше с каждым ударом. Затем что-нибудь происходило: или Грейс исполняла ей новую пьесу на скрипке, или Шарлотта рассказывала что-нибудь уморительное из школьной жизни, или Эндрю вдруг улыбался ей своей давнишней, только ей понятной улыбкой – и опля! Сердце расширялось и наполнялось снова, и она чувствовала себя исцеленной. Сейчас она чувствовала, как оно уменьшается и уменьшается. Она слушала, как Джен уводит разговор в другую сторону, подальше от опасной почвы; слушала, как Лайла нервно смеется над какими-то словами Дэна, и ее переполнял гнев. Праведный гнев. Сидя за этим столом, вонзив ногти в ладони, она вдруг испытала внезапное неодолимое побуждение рассказать правду. Не переписанную историю, не прошлое сквозь розовые очки, не отцензурированную версию случившегося, которую все они рассказывают сами себе годами, а правду, которую она носит в себе все это время, некий секрет, во всей его мощи. – Я не уверена, – начала Натали, громко и резко прерывая Дэна, который рассказывал всем историю о съемках фильма в Австралии, – что все мы уже справились с этим. Во всяком случае, не очень успешно. – Нат, давай сейчас это оставим, – сказал Эндрю. – Я не хочу этого оставлять. – Пожалуйста, Натали… – умоляюще сказала Джен. – Нет, Джен, я прошу прощения, но я просто не готова так это оставить. Я не готова позволить Лайле рассказывать своему бойфренду, что Конор был убит пьяным водителем… – Я не то ему сказала, – выпалила Лайла. – Тогда что? Ты рассказала ему о гонке? Ты упомянула, что Дэн в своей новенькой машине так горел желанием уговорить Эндрю с ним посоревноваться? – Натали бросила взгляд на Дэна, но он не встретился с ней глазами. – Наверное, не рассказала. Во всяком случае, он исключил этот момент из своей вымышленной версии того, что случилось в тот день. – Прошу тебя, Нат. – Эндрю потянулся через стол к ее руке, но она ее отдернула. – Нет, Эндрю, извини. Пора всем здесь собравшимся реально взглянуть на вещи. Например, на тот факт, что Конор не был святым, или на тот, что Джен наказала нас, всех нас, сбежав и не давая о себе знать… – У Джен был сраженный вид, но Натали было все равно. Ей все надоело. Надоело жалеть Джен, переживать за ее потерю. А как насчет потери, которую испытал муж Натали? Никто никогда не говорил об этом. Потеря Эндрю была такой же глубокой, неизмеримой, бесконечной. Его лучший друг, его карьера, его перспективы, его будущее, та чудесная жизнь, которая могла бы у него быть, та, которой он заслуживал. – Я не хотела никого наказывать, Нат, – возразила Джен, и ее голос чуть дрогнул. – Я правда ничего такого не собиралась делать. Это было бы неразумно. Просто я сломалась. Мне жаль, что ты чувствуешь, будто я наказала тебя или Эндрю, извини меня… – Черт возьми! – взорвалась Лайла. – Джен, ты не должна извиняться, ни перед ней, ни перед кем другим. Ради всего святого, Натали! Что с тобой? Натали отодвинула стул и поднялась с места. Она слегка дрожала, ей подумалось, что лучше бы прямо сейчас выйти из комнаты. Ей хотелось уйти от них, хотелось оказаться на улице, на холоде, и лучше слушать шум ветра, чем этот голос в голове, ее собственный голос, резкий, задиристый, уродливый. Ей хотелось почувствовать прикосновение снега к своей коже, чистого и освежающего, как ледяная ванна. – Честное слово! – воскликнула Лайла. Натали услышала чирканье ножек стула по каменному полу, щелканье и шипенье зажигалки. – Постыдись! Натали остановилась на полпути между столом и дверью черного хода. В течение нескольких секунд ни один ее мускул не шевельнулся, затем она медленно повернулась и встретилась глазами с Лайлой. – Прости, пожалуйста? – спросила она опасно мягким голосом. – Как ты сказала? – Лайла лишь тряхнула головой и ничего не ответила. – Мне надо стыдиться? Чего я должна стыдиться, Лайла? – Ответа не последовало. Ярость поднималась в ней, горькая, как желчь. Этот секрет, который она хранила, та власть, которой она обладала, пора было ее применить, и наплевать на последствия. Если сейчас она ничего не скажет, это останется запертым в ней навсегда, она будет носить это в своей груди, тяжелое, как свинец, разъедающее, как кислота. – Мне смешно, мне действительно смешно слышать, как ты говоришь о стыде. Именно ты, Лайла. Лайла поднялась на ноги, обошла вокруг стола и встала перед Натали, не дальше чем в двух футах. Ее подбородок был вызывающе вздернут, но Натали видела, что руки у нее дрожат. Натали улыбнулась Лайле холодной, бесстрастной улыбкой. – Джен говорит, что это не так, но я думаю, она винит Эндрю за то, что случилось. Думаю, она винит и Дэна тоже. Впрочем, сомневаюсь, что она винит тебя. – Лайла не смогла больше выдержать взгляда Натали и отвернулась. Теперь уязвимой была она. Если бы Натали по-настоящему захотела, она могла бы порвать ее в клочья. Она этого захотела. – Зато я тебя виню. Она наблюдала, как по лицу Лайлы пробежала тень паники; она выглядела как человек, которого засасывают зыбучие пески. В комнате стояло странное молчание, словно время остановилось. Никто не шевелился. Было так тихо, что даже с расстояния в пару футов Натали слышала дыхание Лайлы, поверхностное, хриплое, прерывистое. Как предсмертный хрип. – Я виню тебя, Лайла, потому что не Эндрю должен был вести машину в тот день, ты помнишь? Это был его праздник. Назначенным водителем была ты. Только ты не могла вести машину, так, Лайла? Потому что потихоньку подливала себе водки в апельсиновый сок и нюхала кокаин в дамском туалете. Ты знала об этом, Джен? Она когда-нибудь говорила тебе об этом? – Джен ничего не ответила, она словно застыла. – Нет, бьюсь об заклад, что не говорила. Не думаю, что она кому-нибудь говорила об этом. Она определенно не упоминала об этом никому, когда Эндрю обвинили в причинении смерти при неосторожном вождении. Я понимаю, что это не изменило бы вердикт. Но это могло бы изменить видение проблемы некоторыми людьми. По крайней мере все бы знали, что Эндрю сел за руль после двух пинт пива не потому, что был долбаный идиот. Он сделал это, потому что знал, что находится в лучшем состоянии для вождения машины, чем та особа, которая пообещала остаться трезвой. Слезы обильно текли по лицу Лайлы. Но Натали была еще не готова остановиться. – Я бы, конечно, рассказала об этом на слушанье, если бы помнила. Однако я не смогла из-за потери памяти после аварии. Посттравматический стресс, или ретроградная амнезия, так они сказали. Многое о том дне я не могла вспомнить. Только годы спустя воспоминания вернулись ко мне. Уже после рождения девочек, после того, как мы поженились. Поначалу я думала, что это, должно быть, ложные воспоминания, что они просто привиделись мне в воображении, потому что она ведь не стала бы так делать. Какая бы Лайла ни была эгоистичная, она ведь не могла так поступить? Эндрю встал, подошел к ним и взял Лайлу за руку. Он был на ее стороне. – Прошу тебя, Нат. Довольно. Пожалуйста, прекрати сейчас же. Он был на стороне Лайлы. На стороне Лайлы. На стороне Джен. Почему он не на ее стороне? Это было уже слишком. Она всегда бывает на его стороне. Господи, она делает это, говорит все это, чтобы они увидели, на ком действительно лежит ответственность. Чтобы заставить их понять, что Эндрю не должен был нести на себе всю эту вину. Она тряхнула головой, все так же не отводя взгляда от лица Лайлы. – Ты когда-нибудь думаешь о том, как могло бы все повернуться, если бы ты не напилась в тот день? Если бы ты не была под кайфом, если бы хоть раз в своей ничтожной жизни поступила так, как обещала, если бы ты думала еще о ком-то, а не только о себе? Тебе не приходит в голову, что, возможно, пусть только возможно, если бы ты так поступила, Конор сидел бы сейчас здесь за столом, с Джен? И, возможно, у Эндрю была бы такая жизнь, какой он заслуживает? Лицо Лайлы начало морщиться, плечи поникли. Она ухватилась за кухонную стойку, вцепилась так сильно, что побелели костяшки пальцев. – Он был бы сейчас королевским адвокатом, а не просто учителем в какой-то задрипанной слабой школе, а Джен не была бы здесь одна, а я бы не прожила в боли каждый божий день после этой аварии. Я не была бы чертовой калекой. Пятница, 19 марта 1999 г. Дорогая Лайла. Я посылаю это письмо твоей маме. Я точно не знаю, где ты сейчас находишься. Надеюсь, что где бы ты ни была, это письмо застанет тебя счастливой и благополучной. Я знаю, как ты на меня злишься, я знаю, ты чувствуешь, что я предала тебя, предала нашу дружбу. Так и есть. Этому нет никакого оправдания, кроме любви. Я люблю его всем своим существом. Я всегда буду его любить. Я чувствую, что мы предназначены друг другу. Можешь смеяться над этим, можешь не придавать этому значения. Это то, как я чувствую, Лайла. Я понимаю, этого недостаточно, ничто из того, что я могу сказать, не подсластит пилюлю и полностью меня не оправдает. Единственное, на что я могу надеяться и, боже милостивый, горячо надеюсь, это что ты встретила кого-то, кто любит тебя так сильно и делает тебя такой счастливой, что ты сможешь меня простить. Я хочу этого не только ради себя, я хочу этого ради тебя, конечно, и я хочу этого ради него. Ему пришлось очень нелегко в последние несколько лет, он несет в душе столько вины. Если ты сможешь найти в себе силы простить его, не могу тебе передать, как много это будет для него значить. Ты можешь на меня злиться и еще больше злиться за то, что я тебе об этом напоминаю, но никто из нас не безупречен в этом деле, Лайла. Пожалуй, мой грех сильнее, но ты наверняка помнишь, как говорила мне, что у вас с Эндрю практически все кончено. Я никогда с ним не порву и отчаянно надеюсь, что он чувствует по отношению ко мне то же самое. Мы женимся. Это будет всего-навсего регистрация в Рединге 27 июля. Пожалуйста, приходи. Я так хочу, чтобы ты там была. Я по тебе скучаю, Лайло. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь