– Я понимаю, что вы все должны посчитать странным мое внезапное побуждение снова собрать вместе нашу старую компанию. Это и впрямь странно. И, конечно же, дело не только в этом доме. Мне трудно объяснить, но я хотела извиниться перед вами, перед всеми вами. – Говоря это, она смотрела на Эндрю. – Я никак не ожидала, что все так обернется, никак не хотела, чтобы мое отсутствие стало таким долгим. – Эндрю накрыл ее руку своей, но она не подняла взгляд, ей нужно было договорить. – Когда я уезжала, я думала, будет лучше, если я просто на время оторвусь. Не только от вас, а от Лондона, от Англии, от всего, чего он касался, от всего, где мы были вместе. Я собиралась вернуться. Но только я застряла. Это трудно объяснить. Кажется, я это уже говорила? Она обвела взглядом их лица. Все с пристальным вниманием следили за ней, причем на лицах были написаны разные выражения: от участливого до насмешливого. – Вы считаете это нелепым. Да, это звучит эгоистично. – От Джен не укрылось выражение глаз Натали, молчаливое согласие с ее последними словами. – Я просто хотела перед вами извиниться. За то, что сбежала. За то, что изменила все к худшему. Какое-то время стояла тишина, а потом заговорила Лайла: – Так что же произошло? Мы слышали, ты уехала в Ирландию, погостить у матери Конора. И, честно говоря, это не очень похоже на то, что ты удалилась от всего, чего он касался. – Это было всего на несколько недель, Лайла. После этого я вернулась к своим родителям, а затем получила работу в Париже, и тогда это казалось идеальным вариантом. Я могла бы уехать на полгода, на год, вновь обрести присутствие духа и вернуться обратно. Мы могли бы опять сойтись, опять быть вместе. – Но только ты не вернулась. – У Дэна опять был тот самый вид, то выражение холодной отстраненности, словно он наблюдал за ней с некоторого расстояния. – Как я уже сказала, я застряла. История, которую я написала для себя, о том, что случилось с нами, с Конором, о том, как я собиралась с этим жить, как справляться, она сделалась реальной, словно зажила собственной жизнью. Она завладела мной. – Но ты все-таки вырвалась из этой истории, верно? – сказала Натали. – Ты вышла замуж за Жан-Люка, построила собственную жизнь. – И это не сработало. Было ощущение, что я на неверном пути, как будто отклонилась от правильного. И это было несправедливо по отношению к нему. Он был хорошим человеком, а я сделала его несчастным. Так что брак закончился, и я попыталась начать сначала. – Она беспрерывно поворачивала в руках кофейную чашку. – Был еще некто. Я встретила еще одного человека много лет спустя после Жан-Люка. Его звали Николя. Тогда это ощущалось по-другому, ощущалось как впервые что-то настоящее после Конора. – Пальцами правой руки она провела по поверхности стола, до самого угла. – Помните то великое торжественное открытие? – спросила она их. Дэн удивленно посмотрел на стол. – Это что, он? Стол Конора? Он до сих пор здесь? Господи, до меня не дошло… – Он работал над ним все лето, – сказала Нат. Теперь она тоже принялась щупать пальцами деревянную поверхность. – Предполагалось, что это секрет, только все мы догадались, кроме Джен. – И нам всем приходилось изображать удивление, когда он его обнародовал, – подключилась Лайла. – Но было совершенно очевидно, что все мы знаем, что это такое, мы были никуда не годными актерами. – Но мы не знали, что находится на обратной стороне столешницы, – сказал Эндрю. Все дружно съехали вниз со своих стульев, скрючились под столом и, выгнув шеи под неудобными углами, стали пытаться разглядеть резьбу на нижней поверхности столешницы. Да, по краям были написаны их имена: Дженнифер Донливи, Эндрю Муркрофт, Лайла Льюис, Дэн Паркер, Натали Хьюсон, Конор Шеридан; а в центре значилось: «Вместе навсегда», и еще стояла дата: 21 августа 1995 г. Эндрю стукнулся головой, выбираясь из-под стола. В его глазах стояли слезы, и Джен спросила себя, не ударился ли он нарочно, чтобы другие не заметили, что он плачет. Нат обняла его за плечи и поцеловала в щеку. – Вы помните, – сказала она, – он оборудовал что-то вроде мастерской в том старом дровяном сарае. Не думаю, что он сохранился, а? – Да, в какой-то момент его снесли, – подтвердила Джен. – Теперь вместо него новый, более современный. – Он то и дело прокрадывался туда потихоньку, часто поздно вечером, и всегда ужасно злился, если кто-то пытался заглянуть внутрь. – Мы называли этот его сарай домиком онаниста, – вставила Лайла, перехватывая взгляд Нат, и они вместе захихикали. – Я помню тот вечер, когда мы внесли этот стол сюда, – сказал Дэн, поворачиваясь к Эндрю. – И нам с тобой надо было нести эту штуку, как бы не догадываясь, что это такое. Мы оба перед этим напились пива, и ты уронил его на ногу Конору. Как же он взбесился! – Теперь уже все смеялись. – Скакал по заднему двору на одной ноге, ругаясь и обзывая нас идиотами и тупыми ослами… – Он всегда начинал вести себя очень по-ирландски, когда злился, – улыбнулась Джен. – Но его вспыльчивость была как тропический шторм, правда ведь? Буря, ветер, гроза, а через пять минут уже все тихо. – М-м-м. В отличие от некоторых людей. – Эндрю метнул в Нат косой взгляд, сопровождаемый кривой усмешкой. – О боже, да! Уж эти ссоры, в которые ты ввязывалась с Конором… – принялась смеяться Джен. – Ну, он всегда так любил покомандовать, – запротестовала Натали. – Он? Покомандовать? – Теперь Эндрю и Дэн тоже смеялись, даже губы Лайлы дрогнули. – А потом, после этого, ты часами дулась… – сказал Эндрю, обнимая Нат за плечи. – Неправда! – раздраженно ответила она, но не оттолкнула его руку, и именно в этот момент Джен увидела, что затея собрать их всех вместе все-таки не обернулась катастрофой. Она подлила гостям еще кофе, Лайла, тихонько напевая себе под нос, приготовила еще несколько коктейлей, но к тому моменту, когда снова села за стол, выглядела так, что вот-вот расплачется. – Что такое, детка? – спросила Джен, протягивая руку и дотрагиваясь до ее щеки. Лайла взяла ее руку и задержала в своей. – Я просто вспоминала, – сказала она, опять садясь за стол. – О боже. Ты помнишь, как он проделывал эту штуку в колледже… Это всегда меня убивает… – Она замолчала, но Нат знала, куда она клонит. – С книгами, ты имеешь в виду? – На глаза у нее тоже навернулись слезы. – Записки, которые он имел обыкновение оставлять для Джен? – Лайла кивнула, шмыгая носом. – Он приходил и забирал у меня список книг на неделю, а потом шел в библиотеку и находил те книги, которые тебе, Джен, надо было читать, а затем оставлял в них маленькие записки для тебя в надежде, что ты возьмешь тот экземпляр, который он выбрал. – И иногда так и получалось, – улыбнулась Джен. – Это делало хождение в библиотеку гораздо более интересным. Когда Зак наконец спустился к завтраку, он застал их всех промокающими глаза. Джен быстро поднялась на ноги и принялась хлопотать вокруг него, накладывая еду. Когда же Зак спросил у Лайлы, что случилось, она просто промурлыкала: «Ничего, малыш» – и поцеловала его, и, похоже, его это удовлетворило. У Джен сложилось впечатление, что он был не самым лучшим из партнеров, но она могла понять, в чем состоит его привлекательность. Когда он зевнул и потянулся, его фуфайка задралась, обнажая кубики брюшного пресса, а под ними – четко обозначенные кости таза. Лайла перехватила ее взгляд, приподняла бровь и ухмыльнулась, а Джен засмеялась и отвернулась. – Ты так и не досказала свою историю, – сказала Лайла. – О мужчине, которого встретила. В которого влюбилась. Почему он не присутствует на нашем счастливом маленьком воссоединении? – Николя, – протянула Джен, обмахивая лицо рукой, делая вид, что это жар от печи залил его краской. – Ну, он оказался таким, сами знаете. Французским. – То есть? – Неспособным к верности. Не то чтобы совсем неспособным, просто считал, что верность – это нечто ненужное. Если можно так выразиться. Я мирилась с этим некоторое время, но в конце концов решила, что не могу. Я упаковала свои вещи и перебралась сюда. Я не знала, куда мне еще приехать. Это было пару месяцев назад. Но, приехав сюда, я поняла, что не могу здесь оставаться. Этот дом не может быть тем местом, где я начну все с чистого листа, он может быть только временным пристанищем. – Почему? – спросил ее Эндрю. – Что не так с этим домом? Ты могла бы работать здесь как фрилансер, то есть… Я знаю, это эгоистично с моей стороны, но продавать этот дом?.. Как-то неправильно. – Я знаю, как ты к нему относишься, Эндрю. Знаю. Но я не могу здесь оставаться. Это неподходящее место, чтобы растить ребенка. Все ошеломленно застыли, перестали пить и уставились на нее. – Ребенка? – переспросил Эндрю. – Да, – ответила Джен, и на губах ее заиграла робкая, застенчивая улыбка. – Разве я не упоминала? Я беременна. 14 мая 1995 г. Дж. Я тут думал о ЖПВЭ (Жизни после выпускных экзаменов), и вот. Вот что, я думаю, нам надо сделать: 1. Уехать из колледжа (очевидно). 2. Переехать в Лондон, заработать немного денег. 3. Поселиться вместе. 4. Поехать на некоторое время в Азию. Таиланд, Вьетнам, ну ты понимаешь, в таком духе. Преподавать английский, принимать галлюциногены. 5. Вернуться в Британию, заработать еще немного денег. 6. Пожениться. 7. Переехать во Французский дом. Я буду изготавливать красивые предметы мебели в амбаре. Ты будешь переводить на французский великие произведения литературы. 8. Нарожать кучу детей. Что ты думаешь? Люблю тебя. К. P.?S. Наслаждайся «Немецкой идеологией»[9]. По мне, так это нечто убийственное. Глава восьмая Через двор, в переделанном амбаре, Дэн, понурив голову, сидел на расположенной на антресоли кровати. Он набрал номер Клодии. Звонок был переброшен на голосовую почту. Он спрашивал себя, поговорила ли она уже с мужем или, может, говорит с ним прямо сейчас? Он представил их себе в разгар скандала, слезы текут по ее идеально очерченным скулам, щекам и шее. В его воображении она выглядела невозможно красивой даже в самых напряженных обстоятельствах, включая расставание с мужем. Дэн никогда в жизни не встречался с ее мужем, тот никогда не приходил на съемочную площадку. Он надеялся, что у него не слишком вспыльчивый характер: он был директором какого-то благотворительного фонда. К тому же он был немцем, а значит, по правилам, у него в жилах должен быть лед. Но как на самом деле, кто знает? Дэн снова набрал номер Клодии, прослушал ее голос, низкий и хриплый, предлагающий, сначала по-немецки, а затем по-английски, оставить сообщение. Он не стал этого делать. Дэн открыл свой чемодан, который не успел до конца распаковать накануне. Его костюмы уже висели в стенном шкафу. Он привез хорошие костюмы, от Пола Смита и Ричарда Джеймса (ему нравилось носить одежду английских модельеров, никаких Гуччи или Дольче и Габбана). Но дальше костюмов дело не пошло, со всем этим пивом, вином и обедом, разговорами с Лайлой и Натали. Его рубашки, смятые, остались лежать в чемодане. Он спустился по лесенке вниз. Повесил куртку-пилот от «Эй-Пи-Си» из стопроцентной кожи ягненка на спинку стоящего в углу комнаты рабочего кресла и занялся своими туалетными принадлежностями, аккуратно выстраивая их на полке в душевой: туалетную воду от Марка Джейкобса, чудодейственную маску с кислотами от «Рен», восстановительный шампунь от «Лаб сериес», кондиционер от «Керастаз», бритву «Жиллетт фьюжн». Свое обмундирование для бега и кроссовки он оставил в чемодане; маловероятно, что ему удастся выбраться на пробежку в такую погоду. Обычно он придерживался нормы в пять миль ежедневно, минимум пять дней в неделю. В том бизнесе, которым он занят, каким бы нелепым это ни казалось, внешний вид имеет значение, даже если ты стоишь по другую сторону камеры. Поэтому он старался поддерживать форму. И он знал, хотя никто никогда ему этого не говорил, что выглядит сейчас лучше, чем в двадцать пять лет. Тогда он был таким худым, таким непрочным. Сейчас его костяк был по-прежнему узким, но на костях наросло мясо, мускулистое и жесткое. Его темные волосы начинали седеть, но ему это нравилось, его это устраивало, потому что придавало ему некую серьезность, которой всегда не хватало его лицу, бледному, моложавому и чуть веснушчатому. Он услышал, как хлопнула дверь, раздался смех. Лайла со своим пижоном рука об руку шагали по снегу к дровяному сараю. Дэну хотелось бы знать, что, помимо очевидного, она находит в этом парне. И ему было интересно, что подумали бы они все о Клодии. Девушки почувствовали бы ревность, она была так молода, так неотразима. Но понравилась бы она им? Он не был в этом уверен. Она была красива и талантлива, страстна и эксцентрична, но не отличалась особой сердечностью. Она была из тех женщин, которые нравятся мужчинам и умеют с ними обращаться. Дэн снова потянулся к телефону, снова позвонил Клодии и снова выслушал сообщение автоответчика. Он стоял перед французскими окнами и, прищурившись, смотрел на яркое солнце. Трудно в этом признаться, но он всегда предпочитал плохую погоду. Было что-то скучное в ярком солнечном свете. Тем не менее скоро все переменится; ветер набирал силу, собирались тучи, под стать мрачному настроению Дэна. Он старался убедить себя, что это ощущение беспокойства и несчастья связано исключительно с Клодией. Он сделал глубокий вдох, встряхнул руками, покрутил плечами, стараясь расслабиться. Надо вернуться в дом и чего-нибудь выпить. Было почти что Рождество, выпить с утра – нормальное дело. Но он не хотел возвращаться в дом, потому что это беспокойство… оно не было связано только с Клодией. Тот маленький укол страдания, который он ощутил, когда Джен говорила о своем муже… он точно знал, в чем тут дело. Тысяча девятьсот девяносто шестой год. Ему было двадцать три года. Он встретил ее в Ричмонде, на вокзале. Он не знал точно, чего ожидать, но помнил даже сейчас, шестнадцать лет спустя, чувство волнения, напряжение в животе. Они спустились к реке и повернули налево, прошли под мостом и обогнули поле, полное карамельного цвета коров породы Джерси, с огромными, подернутыми влагой карими глазами. Была ранняя весна, зябко, погода менялась. Небо, хотя и голубое, имело бледный, морозный оттенок. Они немного поговорили об остальных, а затем, внезапно, Джен взяла его за руку и, встав перед ним на тропинке, сказала: – Это не может случиться, ты знаешь, что нет. Я всегда была влюблена только в одного человека. И всегда буду. Я знаю, это кажется глупым, но мы действительно редкие птицы, два человека, которые предназначены друг для друга, только друг для друга. Вот такие мы, Конор и я. Я никогда не полюблю никого другого.