Буквально через минуту перед ним уже стояли два молодых парня в камуфляжной форме ВС ПМР с лейтенантскими погонами, один пониже ростом, светловолосый, второй высокий и рыжий. Блондинистый Елин (позывной – Рубин) командовал танковым взводом из трех Т-64БВ, а в подчинении у рыжего Коробкова (позывной – Хутор) был мотострелковый взвод на четырех БМП-1. Оба взвода на данный момент были резервом комбрига. – Значит, так, хлопцы, – сказал Онучкин лейтенантам, пододвигая по столу поближе к себе включенный тактический планшет. – Мамалыжники силами до десятка единиц тяжелой брони прорвались на западную окраину. Сейчас они, судя по всему, попрут в очередную атаку, и наше положение может сильно ухудшиться. В общем, надо быстренько контратаковать и показать им, почем нынче фунт лиха. Это особенно тебя касается, Витек… И комбриг кивнул в сторону танкиста Елина. – Легко, товарищ генерал-майор! – пообещал Елин. – Тогда сейчас бегом в подразделения. Атака сразу же по готовности. А ты, Сергей, возьми дополнительно побольше гранат к РПГ и ракет к ПТУРам. Там все может завариться очень серьезно… – Так точно! – дисциплинированно козырнул Коробков. – Ваша задача – выйти на западную окраину, выбить или вытеснить за околицу румынскую броню, после чего развернуться и закрепиться там и далее взаимодействовать с первым батальоном. Связь обычным порядком. Все ясно? – Так точно! – ответили лейтенанты. – Ну тогда с богом, сынки, – вздохнул Онучкин и, глядя на выходящих из здания почты, где размещался КП его бригады, лейтенантов, подумал, что, возможно, видит этих парней в последний раз… Приднестровская контратака началась через пятнадцать минут после этого разговора. Правда, противник не сразу заметил, что она началась, хотя перед этим артиллерия ВС ПМР довольно точно кинула по ближнему тылу румын полсотни 122-мм снарядов, после чего тамошняя «движуха», которой накануне так боялся майор Фатихов, прекратилась. По крайней мере – на некоторое время… Тройка свежепокрашенных в зелено-черно-коричневый камуфляж Т-64БВ двинулась к западной окраине Гыски по узким параллельным улицам. Четыре пятнистые БМП-1 с пехотой на броне двинулись за ними, держась на расстоянии метров пятисот позади танков. С румынской стороны обнаружить их движение на фоне зелени садов и многочисленных пожаров было крайне сложно. То есть прорвавшиеся в Гыску румынские и французские танкисты могли что-то видеть, но по-прежнему не имели возможности связаться со своим штабом по рации. Командирский Т-64БВ лейтенанта Елина, раз за разом давя гусеницами поваленные на дороге столбы, вишни, яблони и прочие дрова, уверенно пер вперед. При плотно закрытых люках в недавно снятом с хранения танке стоял ощутимый запах свежей краски, из-за чего экипаж был в состоянии легкого обалдения. В свой командирский ТКН-3 Елин хорошо видел, какой серьезный урон нанес селу предшествующий румынский артобстрел. И справа и слева на всем протяжении сельской улицы что-то горело, за толстыми стеклами танковых перископов и прицелов сквозь буйную зелень мелькали основательные каменные заборы и одноэтажные частные дома, некоторые совсем разбитые, а кое-какие относительно целые, лишившиеся только оконных стекол или части крыш. При этом отсутствие в пределах видимости трупов внушало танкистам некоторый оптимизм – вдруг местное население пострадало несильно. Хотя живых вокруг тоже особо не просматривалось. Только один раз, обогнав на повороте елинский танк, слева по улице в направлении окраины пробежали вдоль забора четверо пээмэровских солдат в разномастном камуфляже. Один пер заряженный РПГ-7, а остальные тащили в руках и заплечных мешках дополнительные гранаты. Гранатометчики свернули в какой-то узкий проулок и растворились среди зелени садов раньше, чем танкисты успели среагировать на их появление. В остальном все было как-то рутинно. Румыны конкретно в сторону приднестровских танков и БМП пока что не стреляли, похоже, движение по центру села какой-то бронетехники все еще было для них полной неожиданностью либо они искренно полагали, что там ездят свои. А те, кто мог рассеять эти заблуждения, были немы и глухи. Конечно, румынская артиллерия и минометы изредка били в сторону села, но целили куда-то южнее, видимо, по позициям расставленных среди окрестных виноградников противотанковых орудий. Это был «беспокоящий огонь» в чистом виде, и внутри танков разрывов этих отдельных снарядов было почти что не слышно. – Впереди тачка! – подал голос по ТПУ механик-водитель командирской «шестьдесятчетверки» младший сержант Вася Шостак, сидевший за рычагами в своей «конуре» за стоявшими торчком в автомате заряжания по периметру погона башни снарядами. – Что еще за тачка? – переспросил Елин, уже видя, что впереди прямо перед обвешанной коробками ДЗ лобовой броней и пушкой танка действительно возникает что-то грязно-белое. – Да вон, сам же видишь! – уточнил мехвод. Спасибо, что не сказал что-нибудь вроде «разуй шары», подумал Елин. Солдаты армии ПМР последних призывов, как и весь нынешний, родившийся в мутные времена, когда и им и их родителям, по замыслу различных представляющих «золотой миллиард» теоретиков, уже вроде бы вообще не полагалось не то что рождаться и размножаться, но и вообще жить на свете особо не стоило, «молодняк» так или иначе неизбежно проявлял в своей речи и поступках некоторые врожденные особенности, характерные для провинциальных гопников. Это была общая проблема постсоветского пространства, порожденная «болванской» системой образования, а также всеобщей и планомерной быдлизацией народонаселения 1990-х годов. Увы, но с последствиями этого глобального бедствия уже не могли бороться ни поседевшие от такого горя педагоги, ни видавшие все суровые армейские прапорщики. Впрочем, Елин и сам вышел из таких причерноморских гопников. Только он был чуть постарше и успел нахвататься на краткосрочных офицерских курсах в Тирасполе кое-каких танкистских «верхушек», что повышало его авторитет в глазах подчиненных, но отнюдь не делало его слишком образованным человеком. Переспрашивать мехвода во второй раз Елин не стал. Да, действительно, впереди показалась тачка. А если перевести с разговорного на общечеловеческий – легковая автомашина. Очень старые «Жигули», «пятерка» или «семерка», универсал. Скособочившаяся машина стояла прямо посреди дороги, со спущенными шинами и распахнутыми настежь дверями. Стекла «жигуля» были либо начисто выбиты, либо покрыты сеткой крупных трещин, а в капоте и кузове тачки можно было рассмотреть десятка полтора рваных дыр разного диаметра. Слева от машины просматривалась свежая воронка от снаряда или мины. Ехали-ехали, а тут в пяти метрах от них бахнуло – да так, что вынесло железные ворота во двор, перебило трубу газовой магистрали (слава богу, что подача газа была перекрыта накануне, иначе пожаров в селе было бы значительно больше) и разобрало на кирпичики изрядный кусок забора… На земле, в двух шагах от водительской двери «жигуля», среди каких-то разлетевшихся в беспорядке баулов рыночно-челночных форм и расцветки неподвижно лежал лицом вниз раскинувший руки толстый мужик в серой, перепачканной чем-то красно-коричневым майке и синих трениках. Земля под мужиком тоже была влажной и коричневатой… На заднем сиденье слева в машине просматривался кто-то еще, тоже без явных признаков жизни, судя по темным брызгам на остатках заднего стекла. А вот и первые жертвы. Елин не смог сразу вспомнить, были ли у кого-то из его взвода родственники здесь, в Гыске… Между тем Т-64 остановился, свистя и ворча двигателем на холостом ходу. – Командир, чего дальше робыть? – поинтересовался Шостак. – Давим, что ли, или как? – А оно нам надо? Уйди вправо, лошара, делов-то, – ответил Елин на понятном механику-водителю языке, и танк, объезжая машину и покойников с грацией слона в посудной лавке, вломился в чей-то сад, сминая забор и валя фруктовые деревья. – Плохо видно, – деловито доложил наводчик командирского танка сержант Данил Рамонь, бритый налысо (этого обстоятельства сейчас не было видно из-за великоватого танкошлема) юноша, чьи руки от кистей до плеч украшали «высокохудожественные» татухи (среди этих нательных изображений преобладали такие очень уместные элементы молдавско-бессарабского фольклора, как драконы и какие-то псевдовосточные иероглифы и орнаменты), пока танк пробирался через заросли, и добавил: – Вот подберется сейчас к нам вплотную какой-нибудь злобный огр или гоблин с РПГ, и писец. Мы же его, в натуре, в упор не заметим… – Начальство сказало, что не должно у них тут быть никаких гоблинов в засаде, разве только наши гоблины чегой-то напутают, – как мог успокоил Елин свой экипаж и, желая слегка разрядить обстановку, спросил: – Пацаны, а кстати, какая, по-вашему, должна быть самая распространенная румынская фамилия? Только не говорите, что Ротару… – Пэрдэ Безтрэску? – предположил пошлый Рамонь. – Не, наверное, Спозаранку или что-то типа того, – предложил обладавший несколько более развитой фантазией (по слухам, он что-то такое иногда покуривал, в свободное от службы время) Шостак. – Вообще-то мне наш учитель Аурел Никодимович как-то говорил, что Руссу, – предложил отнюдь не свой вариант Елин. – Командир, у твоего Аурела Никодимыча еще лет десять назад крышу конкретно сорвало, такое впечатление, что он с девяностых мохнатых годов не просыпается или вообще в какой-то параллельной матрице живет, раз частенько Горбачева и Снегура вспоминает, – ответил Рамонь и добавил по сути дела: – Не-е, Руссу ни разу не смешно, слишком просто, а вот Занавэску, Стамэску или Форточку – это прикольнее… Экипаж при этих словах сдержанно захихикал. – Рубин, я Агат, – возник в наушниках танкошлема Елина голос младшего лейтенанта Годячко, командира одного из двух Т-64БВ елинского взвода. – Командир, вы зачем свернули, мля? – Тактический маневр, Агат, не давить же покойников… – Вон оно как… Тады понял тебя, Рубин. Да, вот еще че: докладываю, я метрах в трехстах, справа от вашей кормы. Впереди, метрах в шестистах передо мной, вроде какая-то движуха. Может, танк копошится или что-то типа того. Мне че-то плохо видно, там дом горит… – Агат, понял тебя, – ответил Елин и тут же передал остальным танкистам и мотострелкам: – Изумруд, Агат, Хутор, я Рубин, всем внимание! Похоже, впереди танки противника! Огонь открывать без команды, сразу после обнаружения и идентификации целей! Учтите, что начальство перед атакой гарантировало, что нашей брони впереди нет! Как поняли? Оба экипажа его взвода и «бэхи» мотострелков ответили, что да, все поняли. В командирском танке этим летним утром было жарко и душно, но от предвкушения первого в жизни настоящего боя Елин неожиданно вспотел в самых неудобных местах. При всем этом лейтенант прекрасно понимал, что сегодняшняя война – это совсем не то, к чему их, то есть роту танкистов ВС ПМР, готовили годами или даже десятилетиями. Разумеется, Елин был слишком молод и о войне 1992 года мог судить только по живописным рассказам ветеранов, многие из которых еще служили в приднестровской армии на командных должностях. И их рассказы о тех временах (как правило, поведанные публике в состоянии разной степени алкогольной интоксикации) были невыразимо героическими. Как они ходили с охотничьими ружьями на БТР молдавского ОМОНа и прочее – прямо-таки сплошные матросы Железняки со штыком и гранатой, из давным-давно забытой революционной песни… А еще лейтенант Елин знал, что их танки – это те самые Т-64БВ, чисто случайно оставшиеся здесь еще от советской 14-й армии, с которых все эти десятилетия аккуратно счищали ржавчину (танки, если за ними должным образом присматривать, вообще ржавеют крайне медленно). Ну а боевую технику в ПМР берегли, что да, то да. Но раз в год выводили штук пять «шестьдесятчетверок» (очень редко их было восемь-десять) из 19 имевшихся в армии Приднестровья на плановые учения, где и стреляли на полигоне по щитам, в присутствии высшего командования ВС ПМР и ОГРВП, неторопливо, чинно и степенно, по большей части с места, экономя при этом боеприпасы и моторесурс. А потом, после выставления оценок шли на банкет, где торжественно пили водку, коньяк и вино за проявленную «ворошиловскую меткость». Не то, что здесь и сейчас. Правда, Елина не могло не радовать то обстоятельство, что в древних, избежавших списания в рамках протоколов разных ДОВСЕ Т-64БВ все вроде бы по-прежнему вполне себе работало, а у румын танки были еще хуже, чем эти приднестровские раритеты. Тем более что свои немногочисленные Т-72М румыны уже очень давно порезали на металлолом. Ну а у органически нищих молдаван танков вообще не водилось. Меж тем, командирский Т-64БВ опять протаранил чей-то забор и выбрался на узкую сельскую улицу. За стеклами елинского ТКН-3 снова замелькали дома, заборы, столбы, ветви деревьев. И вновь в поле зрения лейтенанта попали печальные следы недавнего и неточного артобстрела. Воронки, разбитые попаданием мины или снаряда дом, сарай и гараж с сидевшей у распахнутых, смятых ворот, среди россыпей строительного мусора, колотого шифера и разбитых и целых трехлитровых банок с чем-то явно съестным, женщиной с растрепанными светлыми волосами и залитым кровью лицом. Точнее сказать, это был уже бесспорный труп – без левого уха, глаза и сопутствующего куска черепа, увы, не живут. На ногах убитой женщины были галоши, почему-то ярко-розового цвета, и вдруг Елину показалось, что она голая. Присмотревшись, он понял – нет, не голая, просто ее платье или халат лопнул на груди и сполз под зад мертвого тела. Левее тела женщины среди битого кирпича и прочих живописных обломков лежало еще два трупа – мужика в майке и трусах, которого Елин не сумел толком рассмотреть, и толстой старухи в пестро-цветастом то ли халате, то ли ночнушке, из спины которой торчал неровный кусок чего-то явно металлического… Потом покойники наконец остались позади проехавшего мимо них танка, но Елин, на которого даже чужая смерть подействовала угнетающе, понял, что, похоже, в этом селе сегодня поубивало ну очень много совершенно случайного на начавшейся войне народу… Звук раздавшегося через секунду выстрела в танке был почти не слышен. Зато Елин четко увидел метрах в четырехстах на улице впереди себя, среди яблонь, справа от дырявой крыши какого-то голубенького дома характерный белый дым и вспышку. Шелест болванки он тоже не услышал, но она явно ушла сильно выше командирского Т-64БВ. В эту же секунду проворный Рамонь начал поворачивать башню в сторону выстрела. А мехвод синхронно с ним свернул немного влево, явно стремясь сбить прицел вражескому наводчику. При этом командир танка еще не успел ничего сказать. Длинный ствол 125-мм Д-81ТМ уперся в сизый соляровый дым, поднявшийся над яблонями. Похоже, румыны пытались маневрировать, но самого вражеского танка видно не было. Елин разглядел за заборами и кустами только темное пятно и что-то, похожее на пушечный ствол с эжектором на конце, торчавший среди деревьев. – Цель танк! Огонь! – скомандовал Елин. А что это могло быть, кроме танка? Бахнул выстрел, танк ощутимо тряхнуло, вокруг поднялось облако пыли и листьев, и в цель полетел подкалиберный 3БМ9. Залязгал автомат заряжания, и секунд через десять в цель ушла вторая, точно такая же болванка. – Ну, с почином нас! Попали, командир! – радостно доложил Рамонь. Елин уже и сам видел, что попадание было хорошее – взрыва как такового не было, но нечто темневшее среди яблонь загорелось, сразу и хорошо. – Молорик, наводчик, – ответил Елин и приказал механику: – Вась, давай потихоньку вперед. Т-64 медленно двинулся в указанном направлении, стряхивая стволом на лобовую броню листву и ветки с деревьев. Между тем до Елина долетел звук еще нескольких, относительно недалеких пушечных выстрелов, но в его поле зрения не было никого, а значит, лупили не по ним. – Рубин, я Агат! – возник в наушниках елинского шлемофона голос Годячко. – Я правее вас. Только что уничтожил танк противника, но вижу еще два! Двигаются в вашу сторону! Справа! – Понял тебя, Агат! – отозвался Елин и тут же приказал Рамоню: – Наводчик, доверни правее! – Йе! – ответил наводчик, совсем не по-уставному. Скорее это напоминало какой-то индейский или карибско-пиратский клич. Мерно загудел электропривод башни, и ствол орудия пополз вправо. И это было вовремя. Потому что сначала справа по елинскому Т-64 два раза выстрелили. Снаряды ушли куда-то назад, с явным перелетом. И, судя по тому, что они взорвались, обсыпав корму и башню танка забарабанившими по броне комьями земли и еще бог знает чего, оба были осколочно-фугасными. Минуту спустя справа, метрах в трехстах, обнаружилось дрожание деревьев и кустов и облака сизого, солярового дыма. А еще через полминуты из палисадника, снося собой забор и какие-то постройки, на узкую сельскую улицу выскочил пятнистый, зелено-коричнево-песочный танк довольно идиотского вида. Машина более всего напоминала нарисованный каким-то лишенным фантазии халтурщиком Т-55, которому не знающий матчасти живописец зачем-то сильно удлинил корму, пририсовал лишний, шестой, каток в ходовой части и нелепые, угловатые металлические бортовые экраны с выштамповками. Башня танка тоже напоминала аналогичную деталь Т-55, но с какими-то дополнительными листами и ящиками. Отдельным украшением башни был белый трехзначный номер и довольно крупная круглая красно-желто-фиолетовая кокарда, в данном случае живо напоминающая мишень. Собственно Елин без труда опознал в танке противника «Бизонул», он же TR-85М-1, или М-2, считающийся основным танком ВС Румынии. Порождение безумного «великорумынского танкостроительного гения» времен Чаушеску – пожалуй, самая странная в истории мирового танкостроения попытка улучшить с помощью западных деталей и агрегатов советский Т-55, в ходе которой полученный «продукт», неожиданно для румын, оказался хуже оригинала. Картинки из Интернета с этими танками и прочей румынской бронетехникой лейтенанту Елину, как и другим офицерам ВС ПМР, все время показывали на разных штабных инструктажах в дни, предшествовавшие этой войне. Румынские танкисты успели отреагировать первыми, их 100-мм пушка плюнула огнем и белесым дымом, и метрах в десяти от лобовой брони елинского танка поднялся столб взрыва, снова обсыпавшего машину обломками кирпичного забора, комьями земли и сорвавшегося с лобовой брони Т-64БВ несколько хлипких контейнеров с блоками ДЗ. Похоже, и этот снаряд был фугасным. Рамонь снова довернул башню и выстрелил, не дожидаясь командирской команды «огонь». Последовал взрыв, от которого окружающий пейзаж на какое-то время утратил резкость. А потом над румынской машиной вспухло красивое, красно-черное облако взорвавшегося топлива. Из башенных люков «Бизонула» вывалились двое танкистов в пятнистом камуфляже серо-желтых тонов (куртка на спине одного из них горела) и стальных шлемах немецкого образца. Елин надавил спуск башенного ПКТ, и под его отрывистое тарахтение, оба вражеских танкиста немедленно кувыркнулись на землю, где и затихли, похоже, без признаков жизни. – Между первой и второй перерывчик небольшой! – усмехнулся Рамонь. В этот момент Елин увидел за горящим танком белесую вспышку нового выстрела, но похоже, били не по ним. И что-то двигалось прямо за горящим, только что подбитым румынским танком. – Механик, стой! – приказал Елин. Т-64БВ остановился, порыкивая на холостых оборотах. И вовремя. Потому что из-за подбитого «Бизонула» выскочил второй такой же танк. Точная копия первого TR-85M. Только с другим башенным номером. И ствол его орудия поворачивался в их сторону. Рамонь припал к своему ТПД-К1, беря гада на мушку. Но в этот раз экипаж Елина не успел уничтожить вновь возникшую цель. Прежде чем Рамонь успел выстрелить, в «Бизонул» попала болванка, прилетевшая откуда-то слева. – Рубин, я Изумруд! – прорезался в наушниках танкошлема Елина старший сержант Миша Тетеров, командир третьего танка их взвода, до этого момента помалкивавший в тряпочку с самого начала контратаки. – Мы попали! Танк противника уничтожен! – Мои поздравления, Изумруд! – ответил Елин, разглядывая свежеподбитый танк. На этот раз пламени над румынским TR-85М вроде бы не было, но зато из всех его щелей шел густой черно-сизый дым. И по этому дыму стреляли из автоматов откуда-то из-за кормы елинского Т-64, что именно там было видно и в кого стреляла пехота, лейтенант так и не расмотрел. – Рубин, я Хутор! – вдруг вновь ожила рация, на сей раз голосом командира мотострелков Коробкова. И голос это показался Елину весьма взволнованным. – Хутор, что там у тебя? – Рубин, по нам тут бьют чуть ли не в упор! Одну «бэху» подбили, мля! – Хутор, вы где? – Если вы рядом с двумя горящими румынскими танками, то мы метрах в пятистах правее и чуть позади вас!