Момент прибытия стал понятен по снижению самолетов и мельтешению внизу, в относительной близости от нас, сочной летней зелени. Нормальных лесов тут, конечно, нет, поскольку кругом степь да холмы, а вот лесопосадки вдоль дорог да сады здесь, судя по всему, разрослись изрядно. Когда мы после приземления надели танкошлемы, расшвартовали танки и выгнали их из грузовых кабин, увидели, что в этом самом Тирасполе все ну очень древнее, хотя оставшаяся с советских времен ВПП была длинная и вполне себе в хорошем состоянии. И авиатехники вокруг нас хватало, в основном здоровенные вертолеты Ми-26 и Ил-76 ВТА, которые прибывали сюда практически в режиме конвейера. Естественно, кругом опять были сплошные ВДВ, и в голубых беретках и без оных. И заняты они были, в основном, разгрузкой своей техники и боеприпасов, а на огневых позициях вокруг аэродрома я рассмотрел пару таращившихся в небо своими стволами и антеннами ЗПРК «Панцирь С-1». Выходит, тут у них все было более чем серьезно. Так уж получилось, что в Тирасполь мы прибыли 18-го, всего часа через три-четыре после официального заявления Правительства РФ о начале операции «по принуждению к миру», то есть, получается, успели на самое интересное. И по всему выходило, что наше начальство этот вариант продумывало заранее. Выходит, знали, чего эти натовские клоуны выкинут? Все может быть… Пока мы разгружались на стоянке, появился некий крайне представительный полковник Гондопас в новенькой фуражке, представившийся начальником штаба ОГРВП и приказавший следовать за его «уазиком». Правда, с отбытием мы немного задержались, пока наши боеприпасы и прочий расходный материал с помощью приднестровских бойцов грузили в прибывшие вместе с этим подполковником «Уралы». К нашей колонне присоединились два «Тигра» со спецназовцами (по номерам и маркировке броневиков я понял, что это ребятишки из 45-й отдельной гвардейской бригады спецназа, той, что из подмосковной Кубинки), и мы начали «выдвижение к предполагаемой линии фронта». Пройти нам предстояло меньше сорока километров, что по российским меркам не расстояние. Мы пристроились в хвост колонне десантных «Ракушек», БМД и автомашин и уже под вечер вышли к мостам через Днестр, а потом проехали через Бендеры. Уж не знаю, специально так было задумано или чисто стихийно получилось, но мы прошли через город по центральным улицам и, в итоге, получилось действо в духе не то очередного парада на 9 Мая, не то еще почище. Похоже, что все население Бендер (а может, и всего Приднестровья), от стариков до малых детей, оказалось на улице и стояло вдоль дорог и улиц, приветствуя нас. Что тут сказать, столько цветов я никогда в жизни не видел, а уж чтобы эти цветы кидали на броню и при этом лезли целоваться-обниматься (из-за этого мы несколько раз останавливались) – это было вообще непредставимо. У моих пацанов, Перепечко и Бергера, прямо-таки слезы на глаза выступили, да и я еле сдержался. Было полное впечатление, что на дворе забытый ныне 1944-й год, а мы в данный момент освобождаем то ли хитрожопых болгарских братушек (которые, как известно, в течение XX века умудрились раза четыре спустить в нужник великие идеи панславизма и славянского братства), то ли сербских друзей (которых нам всегда очень жалко, но которые при этом, по здравом размышлении, всегда сами виноваты в своих бедах, ибо неизменно хотят усидеть на двух стульях сразу, есть у них такая национальная болезнь), и все было очень волнительно. А ликующий народ словно не обращал внимания на бухающую за горизонтом канонаду и многочисленные следы недавних то ли боев, то ли обстрелов. Проезжая через Бендеры, мы видели несколько свежих пожарищ и дома с выбитыми недавним артобстрелом окнами и поврежденными крышами, а уж у мостов через Днестр мы рассмотрели и много чего куда более нехорошего – недавно сгоревшие дома, гаражи, сараи и боевую технику, вкупе с валявшимися по обеим берегам обломками нескольких вертолетов. Тем не менее мы, уже практически в темноте, без проблем прибыли к фронту, хотя фронта как такового здесь, судя по всему, не было – все-таки не Сталинград. Все боевые действия привычно шли вдоль дорог, и перенесшие боевые действия на территорию Молдовы ВС ПМР, похоже, пока не имели конкретного приказа наступать на Кишинев. Единственным напоминанием о том, что все-таки идет война, была недалекая и суматошная автоматическая стрельба и стоявшая вокруг в большом количестве кое-как рассредоточенная боевая техника. Какой-никакой авианалет обошелся бы ВС ПМР и ОГРВП весьма дорого, но здесь про это, похоже, особо не думали. Замаскировав у дороги наши танки с броневиками с радиохозяйством, я приказал личному составу отдыхать, а сам двинул в местный штаб, следуя за все тем же полковником Гондопасом. Непосредственное руководство операцией размещалось в свежепокрашенном в камуфляжные цвета КУНГе на шасси ЗИЛ -131, рядом с которым стояла пара БТР-60ПУ. Кроме бравых вояк с эмблемами наших миротворцев из ОГРВП там же присутствовало несколько деловитых офицеров в аквамариновых беретах ВДВ и какие-то непонятные ребята с замашками отчетливых профессионалов в камуфляже и брезентовых «горках» без намека на какие-либо знаки различия. Судя по тому, как в КУНГе было накурено, заседали отцы-командиры давно. При этом среди прочих десантников выделялась рослая и очень симпатичная темноволосая деваха с короткой стрижкой и погонами капитана. – Знакомьтесь, – сразу же представил Гондопас меня, обращаясь прежде всего почему-то к девахе, еще до того как я успел толком рассмотреть собравшихся и открыть рот. – Майор Романов, 102-я отдельная танковая рота, на рассвете его Т-14 вместе с вашими «Спрутами» будут поддерживать наше наступление. – Капитан Киренская, – представилась деваха и добавила: – Александра Федоровна. Отдельная противотанковая батарея 1141-го артполка ВДВ. В приглушенном свете синеватой лампочки я наконец разглядел, что нос у десантной капитанши был вполне себе курносый, а ее зеленые глаза смотрели на меня как-то иронически и вместе с тем оценивающе. – Петр Алексеич, – ответил я, делая над собой усилие, чтобы не заржать. Собрались, блин, в одной прокуренной комнате сразу и Романовы и Керенские, хоть последние и через «и». Только Ульянова с Брошнтейнами, Розенфельдами, Апфельбаумами и прочими Губельманами не хватает… Тогда здесь точно был бы «город Петроград в семнадцатом году». Прямо-таки нарочно не придумаешь… Хотя, по-моему, кто-то из собравшихся в КУНГе офицеров все-таки подумал о том же самом и беззвучно хрюкнул за моей спиной. Дальнейший «совет в Филях» был недолгим и чего-то, чего я бы не знал до этого из переданных начальством еще в Гвардейском бумажных и электронных документов, мне на нем не сообщили. А декорации вырисовываись примерно такие: с раннего утра 18 июня румыны и молдаване «объявили войну не на живот, а на смерть пророссийским «сепаратистам» и атаковали предместья Бендер, начав бомбежки и обстрелы по всей линии разграничения между Молдовой и ПМР. Одновременно была попытка высадить у Бендер довольно крупный вертолетный десант. Первый натиск ВС ПМР и ОГРВП к полудню 18 июня отбили, а потом началась российская военная операция, и противник отступил от Бендер. В данный момент противник силами менее одной бригады при полусотне единиц брони стоял километрах в четырех впереди нас, занимая позиции у шоссейной дороги западнее деревни Новые Анены, куда накануне вошли спецназовцы ВС ПМР. Впрочем, судя по многочисленным характерным отметкам на разложенной на столе в штабном КУНГе крупномасштабной карте, которые располагались не только у Кишинева, но и у Рышкан, Бельцов, Унген и Комрата, наши разведгруппы или подразделения спецназа сейчас работали в тылу противника практически по всей территории Молдовы. Оно и понятно, надо же кому-то ударную авиацию на цели наводить и прочее. Далее полковник Гондопас сказал, что во второй половине дня противник уже не пытался всерьез атаковать, лишь периодически проводя что-то вроде разведки боем вдоль шоссе силами нескольких танков и бронемашин, каждый раз теряя по несколько единиц техники. При отражении этих попыток ВС ПМР потеряли танк Т-64БВ и несколько БМП и БТР, причем часть приднестровской техники вроде бы была подбита ПТУР «Джавелин». Вражеская авиация частично нейтрализована, частично уничтожена, зато противника постоянно долбает наша авиация, которая докладывает, что часть румыно-молдавских сил постепенно отходит от Новых Анен к Кишиневу. То же происходило и на других направлениях, что подтверждали наши БПЛА и спутниковая разведка. С рассветом ВС ПМР и подразделения ОГРВП должны были начать атаку в том же направлении вдоль шоссе на Кишинев. Ну а мы с орлами из ВДВ должны были в этом деле их всемерно поддерживать. При этом нашей главной заботой были французские «Леклерки» в количестве аж шести штук, которые все еще стояли на своих, четко обозначенных на наших электронных и бумажных картах позициях, за условным вражеским передним краем. Седьмой «Леклерк» в сумерках участвовал в очередной, совместной с румынскими танками и прочей легкой броней «разведке боем» и буквально накануне нашего прибытия был подбит из ПТРК 9Л 135 «Корнет-М», сгорев вместе с экипажем. Соответственно, нам с капитаном Киренской поставили задачу выбить «Леклерки», если они вздумают атаковать, или не дать им отойти, если они будут отступать. При этом начальство (я так понял, что имелось в виду не командование ОГРВП в Тирасполе, а Минобороны в Москве) категорически требовало, чтобы один, а лучше два или три французских танка были захвачены «с минимальными повреждениями». Хотя тут, видимо, надо было инструктировать не столько нас, сколько пехоту, у которой, как я успел понять, хватало ручных противотанковых средств, включая последние версии «Корнета» – они из чистого любопытства что угодно сожгут, а уж потом будут разбираться, то ли они сожгли. Но по скучающим лицам остальных собравшихся в КУНГе офицеров я понял, что они свои текущие задачи давно знают чуть ли не наизусть, а весь этот разговор рассчитан исключительно на меня и капитана Киренскую, как людей новоприбывших. Далее полкан сказал, что атака назначена на 5.00 и до того момента мы можем отдохнуть. Далее нам сообщили здешние радиопозывные и прочие мелкие детали, после чего большинство командиров покинуло КУНГ, а Гондопас вместе с краснолицым приднестровским полковником Кирильцом остались «думать думу» уже на пару. – Ну что, дадим прикурить французикам? – спросил я десантную капитаншу с интонацией гусара-партизана Дениса Давыдова, вылезая на свежий воздух. – Вы на ваших «Спрутах» уже с чем-нибудь подобным сталкивались? Вокруг была светлая летняя ночь. Даже запах горелой солярки и выхлоп одного из только что отъехавших от штаба БТР-60ПУ не могли заглушить окружающих нас растительных ароматов. Хотя это и неудивительно, коль уж вокруг сплошь фруктовые сады да виноградники. Где-то далеко впереди продолжали изредка стрелять короткими очередями и явно для очистки совести и успокоения нервов пускать осветительные ракеты, проку от которых в наш век тепловизоров и инфракрасных прицелов было как карасю в реке от зонтика. Где-то за штабными машинами и БТРами гнусаво-картавый голос (похоже, радио, или что-то вроде того) еле слышно пел что-то вроде: – …да-да-да, но щас не об этом, разливай портвейн… Кого это, интересно, тыркнуло вспомнить именно в эту ночь давно забытые песни «Ундервуда»? – С «Абрамсами», – ответила бравая десантная офицерша, после некоторой паузы, когда мы удалились на достаточное расстояние от ЗиЛа с КУНГом. – Ого, и где это? – искренне удивился я. Ей-богу, ни о чем подобном я не слышал. – Сначала в Сирии, а потом, в прошлом году, в Ливии, – ответила Киренская. – И как? – Странный вопрос, раз я жива и разговариваю с вами, а их, как легко догадаться, похоронили, если, конечно, было чего хоронить… – Как же это вас, Александра Федоровна, в танкисты занесло? – немедленно поинтересовался я. – Ведь в Рязанском, насколько я знаю, девушек вроде учат, в основном, на специалистов ПДС, или я что-то пропустил? – Сейчас от желающих стать офицерами ВДВ отбоя нет и отбор круче, чем в космонавты, а женская специализация значительно расширилась. Тем более что, поскольку наши 2С25 считаются вовсе не танками, а противотанковыми САУ, мы все, если вы успели заметить, числимся не танкистами, а артиллеристами. Кстати, а это вас вчера по телевизору показывали? – Это в связи с чем? – Ну, на награждении, в Кремле… – А, это… Ну да, было дело… Сказав это, я удивился тому, как это она умудрилась рассмотреть в телевизоре мою рожу?! Я там мелькнул на какие-то секунды, и, к тому же, у меня было полное ощущение, что я все время стоял к камере боком. Может, камер там было несколько, или эта Киренская смотрела развернутую версию церемонии где-нибудь в Интернете? Уточнять я не стал, тем более что наш дальнейший разговор особо не заладился – и у меня и у капитанши головы были явно заняты другим. Пока мы топали к расположению своих подразделений, успели разве что немного обсудить дальнейшие действия. Получалось, что техника ПМР и несколько десантных БМД будут имитировать активность на дороге, а уж за ними пойдут шесть «Спрутов» капитана Киренской, которые сейчас стояли в полукилометре впереди нас, а за ними и мы. И если французы все-таки сдуру контратакуют, мы, похоже, понадобимся только в том пиковом случае, при котором «спрутовцы» сами не справятся. А в это мне верилось как-то слабо, особенно после знакомства с их боевитой командиршей. В конце концов в «Спруте» пушка практически такая же, как у нас, те же 125 мм, с такими же боеприпасами, плюс автомат заряжания и прочее. Конечно, у них оптика с электроникой похуже и броня никакая, но зато «Спрут» машинка весьма резвая, иди попади в нее на полном ходу, за рупь за двадцать. – Ну, ни пуха вам, товарищ майор! – сказала Киренская, когда мы дошли до моих замаскированных танков, прерывая мои размышления. – К черту, товарищ капитан! – в тон ей ответил я, и на том мы разошлись, козырнув друг другу, хотя делать это в темноте было вовсе не обязательно. Забравшись в свой Т-14, я коротко проверил исправность прицельно-навигационной системы. Все было в порядке, именно так, как мой наводчик Витя Бергер об этом и доложил. Потом я опросил командиров остальных танков. У них тоже все было в порядке и с техникой, и с «облико морале», как и у связистов с рэбовцами. Правда, Юлька Малова несколько обиженным тоном доложила, что у нее с подчиненными сегодня практически нет работы, поскольку супостата сейчас давят глобально, стационарными комплексами из Крыма и авиацией. Из-за этого у противника паника и шухер, на той стороне фронта все пытаются связаться друг с другом, но все так же тщетно, а помехи в работе мобильной связи и телевидения наблюдаются по всему югу Европы. И якобы «партнеры по ЕС и НАТО» уже вовсю истерят и требуют от румын срочно заключать перемирие на любых условиях, поскольку «жить без связи совершенно невыносимо». Политики и депутаты Европарламента уже несколько раз за прошедшие сутки стонали на тему того, что молдаване и румыны «своими безрассудными действиями ставят под угрозу жизнь всех граждан ЕС» – например, вдруг кому-нибудь плохо станет, а «неотложка» из-за помех, которые в радиоэфире ставят русские (но виноваты-то в этом все равно румыны!), вовремя не сможет приехать. Это же прямо-таки геноцид и форменное зверство! Все это наша Малова якобы услышала, поймав какие-то круглосуточные общеевропейские новости. Я поблагодарил ее за ценную информацию и еще раз обдумал предстоящее нам дело. Пока все было вполне штатно. Проблемы могли возникнуть потом, если, к примеру, ситуация сложится так, что мы достаточно быстро расстреляем все снаряды в наших автоматах и из-за этого придется выходить из боя. И если что-то пойдет не так, нам точно придется перезаряжать автоматы наших боевых модулей в здешних непростых условиях – то есть самим выгружать боекомплект из грузовиков, проверять-снаряжать и самим же грузить в танки, при минимуме наличного состава. А это изрядная канитель даже в теплично-полигонных условиях, и сейчас мне бы этого очень не хотелось. От подобных занудных мыслей не было никакого спасения, спать не хотелось, и я все-таки решился сходить вперед, к линии боевого соприкосновения, посмотреть на обгоревший «Леклерк», подбитый ПТРК накануне. Пришлось взять автомат и портативную рацию, и разведчики (уж не знаю, из ОГРВП или ВС ПМР) без проблем сопроводили меня до места, мимо нескольких замерших вдоль шоссе подбитых и сгоревших румынских танков и бронемашин. При этом, проходя через расположение батареи «Спрутов», я самих 2С25 не заметил, хотя тамошний часовой нас и окликнул, как и положено по уставу. Покрытое паутиной сгоревшей маскировочной сети «чудо французского танкостроения» живо напоминало то ли утюг, то ли сундук с массивной, тоже сундукообразной башней, длиной в две трети корпуса, на фоне которого даже наш Т-14 смотрелся более чем изящно. Невезучий «Леклерк» уже догорел, но еще не остыл. Вокруг него было довольно жарко и остро несло горелой синтетикой. Башню с «Леклерка» не сорвало, а вот боезапас в его автомате заряжания, похоже, все-таки сдетонировал – вышибные панели на крыше башни над боеукладкой отсутствовали, а сама башня выглядела сильно перекошенной, даже ствол пушки вроде бы слегка выгнулся, словно удочка, если я, конечно, все правильно разглядел в темноте. При этом башенные люки остались наглухо задраенными, а вот боевое отделение (естественно, вместе с танкистами) явно выгорело изнутри. Жар и внутренний взрыв покоробили башенный погон, и теперь слегка повернутая влево огромная башня «Леклерка» выглядела не только кривой, но еще и как будто вдавленной в корпус. Большего мне в темноте рассмотреть не удалось, тем более что вокруг уже возились какие-то то ли технические «спецы», то ли съемочная группа. Хотя много ли можно наснимать с темноте (пусть даже и светлой и южной летней ночью) – большой вопрос… Я вернулся к своим танкам с подтвержденным в очередной раз убеждением, что неуязвимой техники не бывает, даже если она и стоит чертову уйму евро. Спать и вообще отдыхать мне по-прежнему не хотелось. И до самого «урочного часа» я сидел в своем Т-14, периодически проверяя связь. В 4.30, когда ночное небо над головой начало понемногу светлеть, я в очередной раз проверил рацию, приказав экипажам занять свои места. Потом вышла на связь Алекс (т.? е. капитан Киренская), а за ней и Мегатрон (т.? е. наш штаб, говоривший голосом полковника Гондопаса), подтвердивший общую полную готовность. За этим потянулись долгие минуты ожидания. Наконец в 4.55 началось что-то вроде артподготовки – через нас пролетело десятка два 152-мм снаряда. Впереди несколько раз чувствительно бабахнуло, а потом заревели моторы и мимо нас по шоссе и по сторонам вдоль него прошел, давя кусты и виноградники, с десяток БТР-70/80 и несколько БМП-1, которых соповождали два обвешанных налепухами контейнеров ДЗ Т-64БВ и пяток БМД-2 и БМД-4. – Все по местам! – отдал я приказ и тут же, переключившись на штаб, отрапортовал: – Мегатрон, я Мин Херц. К бою готовы! – Мин Херц пока на месте, Алекс вперед! – передало начальство. Впереди нас дружно заревели моторы, но определить местоположение явно идущих вперед «Спрутов» можно было разве что по сизым облакам выхлопа – похоже, стоявшие среди виноградников 2С25 были хорошо замаскированы. А мы продолжали ждать. В предутреннем сумраке был виден только недалекий поворот обсаженной деревьями и плодово-ягодными кустами дороги со сползшим в кювет сгоревшим румынским БТР ТАВ-77, за которым скрылись наши крайние атакующие бронемашины. А через пару минут впереди начали стрелять, сначала очередями, а потом ударили и танковые пушки. И судя по поднявшемуся к небу черному дыму, там что-то загорелось. – Мегатрон, я Мин Херц, что там у вас? – запросил я штаб. – Зашевелились, падлы! Появились танки противника, похоже, контратакуют. Алекс действуй, Мин Херц, вперед! – приказал голос Гондопаса у меня в наушниках. – Зига, Зверь, Сэмэн, я Мин Херц, всем потихоньку вперед! Впереди танки противника, быть готовыми открывать огонь без команды, по визуально обнаруженным целям! Санса, Мелисандра, внимательно следить за радиоэфиром и оставаться на месте! – Так точно! – ответили мои командиры чуть ли не в один голос. Вслед за этим четыре наших «Арматы» окутались соляровой вонью и, рыча двигателями, двинулись вперед, развернувшись по фронту. Я и Дима Камышев шли слева от шоссе, а машины Купцова и Важакова – справа. Опять невольно возникла ассоциация с детскими рассказами Леонида Соболева про оборону Одессы, а конкретно мне почему-то вспомнился «батальон четверых». Вот и мы сейчас примерно так же – четырьмя машинами против всей румынской армии. Хотя здесь я явно себя переоценил, ведь мы здесь не одни, и румыны тоже не в одиночку действуют. Что тут сказать – скромнее надо быть, товарищ майор. По мере продвижения вперед справа от нас мелькнули дома того самого села Новые Анены, где сейчас, судя по вспышкам и неровному мельканию трассирующих пуль, шла стрельба из стрелкового оружия. Отвлекаться на этот населенный пункт мне приказа не было, тем более что сквозь зелень садов я видел только дырявые крыши и капитальные заборы нескольких крайних домов села, а между шоссе и селом на относительно небольшом пространстве стояло штук пять сгоревших или подбитых накануне румынских танков (среди которых выделялась здоровенная туша «Леклерка», к которому я недавно ходил) и десяток обгоревших докрасна корпусов БТР, надо полагать, тоже в основном румынских. А впереди нас продолжали стрелять, и довольно интенсивно. Метров через двести я увидел рассредоточившиеся по сторонам дороги наши БТР и БМП и либо укрывшуюся за ними, либо залегшую пехоту. И бронемашины и пехотинцы интенсивно палили перед собой. Куда конкретно они целились – я не понял. Справа у самой дороги стоял приднестровский Т-64БВ, который не стрелял, но медленно поворачивал башню влево. Что-то его экипаж впереди увидел… «Спрутов» я пока не наблюдал, хотя уходившие вперед вдоль дороги следы гусениц и смятые кусты и виноградники указывали на то, что они, похоже, вырвались далеко вперед. Пройдя еще метров двести, я увидел на дороге горящий приднестровский БТР-70 с открытыми люками, от которого несколько фигур в разномастном камуфляже оттаскивали на руках пару неподвижных тел. Рядом, прикрывая их, вели интенсивный огонь две БМД-4. Впереди них просматривался второй Т-64БВ и три БМД-2.