Короче говоря, умная Марина взяла и обо всем договорилась сама. О воздушном шаре и парашюте для главы семейства. И даже о самолете. Вышло это в четыре раза дешевле. И хлопотать не надо. И на день рождения Марина и радостный Толик вручили конверт. Только в нем не деньги были, а оплаченные квитанции и счета. И красивые билеты! Это вам, дорогие друзья! Мы обо всем позаботились! Ну и все. Описывать разочарованные лица даже не буду. И слова повторять, которые выпившие хозяева потом кричали вслед Толику и Марине, тоже не буду. Может, они все-таки полетели на воздушном шаре. Или на белом катере уплыли – не знаю. Но дружба кончилась. Как-то сошла на нет. А дядя Толя, которому было всего-то тридцать с небольшим, завел свою семью. И теперь ему есть о ком заботиться. Своих трое. Так что иногда бесполезно объяснять человеку, что его просто используют. Это очень обидно и больно понимать. Но билет на воздушный шар или на белый катер можно посоветовать подарить прихлебателю – и все станет понятно очень быстро… Король Фарук украл у Черчилля часы А когда его разоблачили – ужас какой и позор! – он глазом не моргнул и сказал, что часы нашел. Только не добавил, что в кармане у Черчилля. Вот, казалось бы, пустяк какой. Мелочь, право. Подумаешь, часы украл. Может, он клептоман, бедняжка. Что-то с психикой. Тем более когда этого короля свергли, во дворце обнаружили полным-полно наворованных вещей. Он даже зубную пасту крал. И саблю с медалями. Саблю и медали он украл из гроба одного военачальника. Пошел на похороны и украл. Вернее, нашел. В гробу. И взял себе. Конечно, каждый может ошибиться и дурной поступок совершить. Но этого Фарука правильно свергли. Он горячо приветствовал Гитлера в начале войны. И даже послал ему приветственную телеграмму со словами восторга и одобрения. И все остальное становится совершенно ясно: никакой он не клептоман. И не ошибку он совершил. Обычный вор. Плохой человек. Ошибка однократна. И человек в ней всю жизнь кается. И Гитлера не приветствует телеграммами. А вместе со всеми с фашистами воюет, как сын Цветаевой – он тоже часы украл на заре юности. А потом попал на фронт и стал воевать, как все. И геройски погиб в девятнадцать лет. Так что не в часах дело. Не в одной ошибке или заблуждении. С этим королем все, кстати, кончилось довольно хорошо – он уехал в Монако и там проматывал остатки своего состояния баснословного. И соблазнял женщин. И, возможно, продолжал красть – дурные люди не меняются. Меняются только те, кто совершил ошибку. У кого душа хорошая по сути. И к таким людям надо относиться мягче и добрее. Прощать. Интимные отношения — это не «неприличные отношения». Это самые сокровенные отношения между людьми, самые близкие, самые тонкие и нежные. Обычно между любящими людьми такие отношения. И разрушение отношений начинается с нарушения интимности. Это закон. Самое страшное нарушение интимности – это измена. Но не с измены все начинается. Начинается все с обсуждения с другими людьми своего близкого человека. С обсуждения тех секретов и тайн, которые известны только вам. И не обязательно клясться и божиться, что вы ничего не расскажете, а потом рассказывать. По умолчанию мы храним секреты и тайны, даже если нас не просили это делать, а мы – не обещали. Даже если это не считается секретом. Это все равно интимная информация. Которой можно поделиться только с врачом или с другим порядочным специалистом в случае необходимости. Но просто обсуждать с другими особенности близкого человека нельзя. Даже если наш ребенок доверил нам что-то – не взяв слова, что мы никому не расскажем. А мы тут же рассказали, смеясь. Или в сети выложили, приглашая других посмеяться. Это зря. Это разрушает тонкие связи, которые нас соединяют с близким. Это начало краха отношений. И спустя пятнадцать лет не надо ломать голову: почему ребенок от нас отстранился? Потому что доверие его было предано, а интимность нарушена. Как он узнал об этом? Не знаю. Почувствовал. Невозможно объяснить, как люди узнают, что их слегка предали. Слегка выставили на всеобщее обозрение их маленькие тайны и секреты. Слегка нарушили интимность… Но как-то чувствуют и узнают. И муж или жена, которых обсуждают с друзьями или родственниками, потом тоже нарушают интимность. Или уходят. Потому что тонкие узы порваны давно, и не ими. А теми, кто считал возможным нарушать молчаливую договоренность – не предавать друг друга. Но это же не предательство! Нет. Это просто нарушение интимности. Но и измена не предательство. А просто нарушение интимности. Почему же тогда так больно? Почему так хочется назвать предателем того, кто изменил? Кто нарушил интимность? А потому, что нарушение интимности – это всегда больно. Сильно или не очень, но больно. Рвутся тонкие узы не сразу, а постепенно. И надо спросить себя: для чего я это рассказываю? Кому? Чего я хочу добиться? Чужие уйдут, свой останется. Но и он потом непременно уйдет, если его доверие было предано. А как он об этом узнает – какая разница… Муж и жена стали раздельно питаться Вот дошло до такого. Сначала были ссоры и примирения. Потом ссор не стало. И примирений тоже. Они стали спать в разных комнатах; комнат было две, как раз хватило. Они вместе прожили двадцать лет. А потом стали раздельно питаться. Это окончательное охлаждение, это совсем разрыв – когда люди раздельно питаются. Они не говорили о разводе. Просто каждый жил своей жизнью. Муж познакомился с приятной женщиной в санатории, куда ездил один, и с ней переписывался. Она его понимала. А жена ни с кем не познакомилась. Она просто жила и молчала. О чем говорить, когда все сказано и все ясно. Когда тебя больше не любят. И ничего не хотят решать… И вот однажды утром она стояла на кухне в халате. Надо было на работу собираться. Стояла и на маленькой, почти кукольной сковородочке жарила яичко. Одно. Правильно – яйцо. Но сковородочка и яичко были крошечными, как и жена. Уменьшительные они были, эти предметы… Крошечная женщина с не очень красивой «химией», в халате, жарила одно-единственное яичко на сковородочке. И муж зашел в кухню, налить себе чаю. Он тоже собирался на работу. И вообще – собирался он. Уходить. И жена так грустно и виновато посмотрела на него. И спросила, протягивая сковородочку: «Будешь яичко?» Он все вспомнил. Бывали времена, когда только одно яйцо и было на двоих. И из вещей – одна сковородка, две вилки. Стакан. Одеяло солдатское. Общага. И жена была молодая, веселая студентка в халатике. И смотрела не затравленно и виновато, а весело и даже игриво. Как маленький пони, из-под челки… Он отставил сковородку и обнял жену. И стал говорить, что с ним что-то такое было нехорошее. Помешательство какое-то. Затмение нашло. Он не знает, что это было. И он просил прощения и, может быть, плакал – жена не видела: он был высокий, а она – маленькая. И сковородочка стояла на плите с золотым кружком яичка. Все бывает в жизни. Но иногда можно одуматься и все вспомнить. И прижать к себе близкого человека, особенно если он маленький. Близкие иногда – маленькие. Да и мы тоже. Любовь – это уменьшительное. Но она только кажется маленькой иногда… Нынешний президент Америки в девяностые имел крупные проблемы. Очень крупные. Он был должен миллиард долларов. Кругленькая сумма! И на улице он увидел бродягу. Бомжа. Указал на него и сказал: «Этот бродяга богаче меня на миллиард долларов!» Так что мы богаче некоторых богачей. Потому что главное богатство – не быть должным. Особенно миллиард долларов. А небольшие долги можно постепенно заплатить; это все же не миллиард. Поменьше. Не быть должным – это тоже богатство. Роскошь. Свобода. Когда все, что нам принадлежит, – именно наше, а не чужое. Так что желаю вам расплатиться с долгами, если они есть. И не иметь их; оставаться свободными и богатыми. Можно сказать, миллиардерами! А будущий президент отдал долги – и вот стал президентом. Плохим или хорошим – не знаю точно. Но деньги у него есть! Пусть и у нас будут. Каждому достанется кусочек счастья Кому-то – большой. Кому-то – маленький. Но достанется каждому. Даже если ни на что не надеешься, но без злобы и зависти смотришь, как другие едят угощение. Ливень нас загнал в пиццерию – пахнет очень вкусно. Тепло. Уютно. Но пиццу мне нежелательно есть. А минеральную воду – желательно. Вместо пиццы. И мы сели за столик с минеральной водой – не будет же мой близкий человек есть пиццу, пока я воду пью. Это как-то нехорошо. Вот точно так же нехорошо, как то, что я увидела тотчас. Две девушки забежали, совершенно мокрые. Молоденькие такие, даже не девушки, а девочки. Их тоже дождь застиг. И одна девочка, упитанная, плотная, заказала себе кусок пиццы, пирожное, салат и чай. А вторая, мокрая как мышка и такая же крохотная, ничего не заказала. Сказала стеснительно: «У меня денег нет. Я маме отдала!» Робко сказала и тихо, чтобы никто не услышал. Только подруга. Но все отлично слышно в маленьком помещении. Они сели за столик. И плотная девочка начала есть. Есть и чаем запивать, отдуваясь. Я так изумилась, что даже не знала, что делать. Не подходить же к чужому столику, не раздавать же советы, не покупать же пиццу, чтобы дать девочке-мышке, – это унизительно. Я знаю. Я сама была бедной студенткой. И мокрая девочка-мышка сидела и смотрела, как плотная девочка – морская свинка подкрепляется. Может, и не морская. Просто – свинка. Потому что она без зазрения совести пила и ела с большим аппетитом. Свой большой кусок пиццы ела. И облизывала пальцы. А мышка отводила глаза и старалась смотреть по сторонам, чтобы не смутить приятельницу. Не выдать свое желание откусить кусочек… Она теребила ремешок рюкзачка, смотрела на свои мокрые туфли, на стены, на прилавок… И тут из-за стойки вышел прекрасный юноша. Принц. Он там месил тесто и раскатывал круги для пиццы. Красивый принц! Немножко угловатый. Немножко руки и ноги ему еще велики. Немножко прыщики на подбородке. Но видный парень. Красивый. Просто очень юный. Наверное, он там подрабатывает. Студент, наверное. И он подошел к мышке-девочке и элегантно подал ей кусок пиццы на тарелке. И чай. И сказал: «Ваш заказ готов!» Этак поклонился, как настоящий принц. И улыбнулся девочке. А она – ему. Она стала лепетать, что ничего не заказывала. А принц отвечал, что это за счет заведения. И от него лично. Просто чувствовалось, как между ними искра пробежала. И юноша прямо весь светился. И девочка тоже. А плотная девочка даже есть перестала. И смотрела довольно завистливо. Она тоже поняла, что теперь другой девочке дают кусочек счастья. Вот прямо сейчас. Прямо при ней! А с ней не поделились… Дождь кончился, и мы ушли – надо было спешить. Принц вернулся к работе и все смотрел на мышку. И на вторую девочку, которая без удовольствия доедала пирожное. Чизкейк, вот как оно называется. Дорогое! Можно было подруге купить чаю и кусочек пиццы, правда? Вместо пирожного-то… Но каждый все равно получит свой кусочек счастья. Я верю в это. И своими глазами вижу. Каждый получит. Кто пока просто терпеливо сидит и ждет, пока другие едят. И не догадываются угостить… Похороните свою бедность Так одна женщина поступила. Она получала вполне приличную зарплату. И могла бы жить хорошо. Но молодость ее прошла в тяжелых условиях. Она всю жизнь прожила в бедности, унизительной бедности. Когда ничего было нельзя. Когда каждую копейку надо было считать. Когда каждая вещь необходимая покупалась за счет других; надо было выбирать. Лекарство маме – или ботиночки братику. Яблоко сестричке или булка хлеба на всю семью… И вещи она не носила, а донашивала. И потом, повзрослев, покупала одежду в «секонд-хэнде» или на рынке – все самое дешевое и убогое. Страх бедности преследовал ее. Каждая покупка внушала тревогу. Она просто боялась жить хорошо. И по-прежнему покупала самую дешевую одежду и самую дешевую еду. На всем экономила. Копила деньги, но их пожирала инфляция. Она умом это понимала, но ничего поделать не могла. Пока не похоронила свою бедность. Просто-напросто взяла все эти страшненькие убогие вещицы, которые хранила на черный день. Сложила в большую коробку. И закопала в лесу, под деревом, на закате солнца. Постояла грустно, вспомнила хорошие моменты, поблагодарила вещи за то, что они ее выручали когда-то. Повернулась и ушла. И стала жить хорошо, нормально, счастливо. Все изменилось к лучшему. Надо расстаться с печальным прошлым, если оно вредит настоящему и ставит под сомнение будущее. Если оно цепляется и тащит вниз. Отравляет жизнь мрачными воспоминаниями и не дает дышать и жить нормально. Не обязательно так радикально действовать. Можно просто сложить все в коробку, все, что напоминает о плохом, – и убрать с глаз долой. «Положить в долгий ящик» – так раньше говорили. На дачу увезти, в гараже «позабыть», сложить на антресолях. Убрать подальше. Или вовсе выбросить решительно – кому как душа подскажет. И прошлое отвяжется. Постепенно забудется. Останется только хорошее – ведь и его было немало. Но бедность и страх надо похоронить иногда. И навсегда распрощаться с мучительными воспоминаниями… Картину «Купчиха за чаем» все знают; приятно на нее смотреть. Хотя продукты вредные, купчиха слишком полная, да и никакого нет драматизма или трагизма. Просто полная женщина пьет чай со сластями. И арбуз ест. Где подвиги и преодоление жизни? А сама картина – преодоление. И другие радостные, красочные картины Кустодиева – преодоление и победа. «…я иногда удивляюсь своей где-то внутри лежащей, несмотря ни на что, радости жизни, – просто вот рад тому, что живу, вижу голубое небо…» – так писал художник. Он прожил мало – всего сорок девять лет. И большую часть своей жизни жестоко страдал – у него была опухоль позвоночника. И сначала рука отнялась; были жестокие боли. Потом ноги отнялись. И вторая рука еле двигалась. Тогда особо лечить не умели, хотя сделали операцию. Но болезнь не отступила. И художник лежа писал свои яркие и красочные картины. Он не мог гулять, ездить на отдых, любоваться видами природы. Он говорил, что все картины – у него в голове. А он их оттуда срисовывает. Для людей. Для радости и счастья. И еще больше поражает, что «Купчиху» он писал в 1918 году, во время голода, разрухи и ужасов Гражданской войны. Когда ни чаю, ни хлеба простого не было. А кошек ели, если удавалось поймать. Можно было апокалиптические ужасы рисовать, тем более когда ты калека, прикованный к постели. И все болит у тебя. И есть хочется. Но он писал полных женщин-красавиц, русскую провинцию, ярмарку… Этого не было в мире, но было в его голове. И все хорошее из головы он показывал людям – смотрите, жизнь бывает прекрасной! Все вернется, и снова будет хорошо, потому что оно есть. И я его помню и вам показываю! Плохие и страшные времена прошли. И художник ушел в другой мир, может быть такой, какой он видел в своей голове, – там был его личный рай. И мы его тоже увидели. Вот на этих радостных и теплых картинах, созданных тяжелобольным человеком в страшные времена. Он тоже всем помог и дал возможность видеть добро и верить, что оно вернется. Оно есть. Ненависть матери – это зависть Трудно поверить и в ненависть. И в зависть. Это темная и тайная тема. О ней мало говорят – не принято о таком говорить. Одной девушке мама много чего говорила. Оскорбительного. Обидного. Обесценивала успехи дочери. Дескать, это временное явление. Ты все равно не справишься. Делала колкие замечания по поводу внешности. Это она делала из любви, конечно. В воспитательных целях – она так дочери и объясняла. Пока однажды не довела кроткую и послушную дочь до крика. Дочь купила себе платье. Заработала и купила. Хорошее платье. А мама сказала, что платье не идет к некрасивым ногам и отсутствию талии. И вообще – к чему эти платья? Все равно они не помогут наладить личную жизнь. Ничего не выйдет, хоть в соболью шубу завернись. И дочь заплакала и крикнула: «Мама, за что ты меня ненавидишь?» – может, она надеялась, что мама обнимет ее и извинится. И скажет, что любит. Просто хочет добра! Не знаю. Но мама сказала в ответ тихим яростным голосом: «За то, что тебе не надо даже краситься утром – ты можешь так и идти, ты молода! За то, что тебе не надо часами у парикмахера сидеть – ты просто можешь расчесать волосы, они у тебя густые и блестящие. За то, что тебе не надо ходить на массаж, у тебя ничего не висит. К сожалению. За то, что тебе не надо на косметолога тратить всю зарплату. Ставить уколы и подтяжки делать. За то, что ты никаких усилий не прилагаешь, чтобы на тебя смотрели мужчины. За то, что все это ты не заслужила! Все тебе даром досталось!» Мать еще долго перечисляла причины ненависти. Вернее, зависти. И добавляла: «Ты еще пожалеешь и наплачешься!» – хотя дочь ничего плохого не делала, о чем можно было жалеть… Дочь ушла из дома и сняла жилье. Так бывает. Есть завистливые матери, которые не могут стерпеть расцвет дочери. На место любви приходит зависть и конкуренция. Но конкурировать с молодостью и красотой невозможно; можно только обесценить и разрушить то, что есть у другого. Отравить радость и счастье. Здесь можно только дистанцироваться. Только постараться вспомнить хорошее, если оно было. И поменьше давать информации о себе и о своих делах. Темные чувства завладели близким человеком. А зависть толкает на дурные слова и поступки. Так бывает. Незаслуженная тайная ненависть – это всегда зависть. У вас бывают предчувствия? Они заставляют тревожиться, мучиться, наполняют сердце тоской и гнетут душу. Бывало, среди ночи просыпаешься от предчувствия. Или днем оно сожмет дыхание… Предчувствия трудно доказать. Но у каждого чувствительного человека они были. И потом происходило то, что мы предчувствовали.