– Их надо как-то разгрызать? Официант схватился за сердце. Мистер Ренар вновь снизошёл на грешную землю, ткнув пальцем в ряд вилок слева от меня, самой маленькой следовало извлечь улитку и съесть её с выражением высочайшего блаженства на лице. Видимо, мои актёрские таланты были не на высоте, потому что смотреть, как я, перемазанный зеленью и маслом, отважно выковыриваю очередную упирающуюся улитку, сбежалась половина кухни. Если они думали, что мне непонятен французский, то зря, я прекрасно всё понимал. – О сен Дени, кто пустил это чучело в приличное заведение? Всем известно, что британцы жуткие варвары! Да он же буквально издевается над нашей кухней, даже младенец знает, как есть эскарго! Мон дьё, кто-нибудь, поставьте ему миску на пол, парню так привычнее! Представляю, как он будет запихивать суфле в рот, черпая его прямо немытыми руками! Вы только посмотрите, что он творит с несчастными улитками?! Это же геноцид какой-то! Мон ами, вызывайте полицию, такой тип способен есть десерт мясницким ножом! – Будем считать, что первое знакомство с французской кухней прошло не совсем удачно, но ты справишься, – приободрил меня мистер Ренар. – Наверное, пора отдыхать. Он демонстративно вылил содержимое бокала обратно в бутылку и передал её мне, предварительно заткнув пробкой. А сам быстрыми шагами направился к болтающей прислуге. – У нас был тяжёлый день, – громко объявил он, выхватывая шпагу из трости. – Кто-нибудь непременно желает дать мне возможность отвести душу? Французских хохмачей как сдуло, словно сахарную пудру с круассана. Мы забрали ключи на рецепции, и я весьма смутно помню, как добрались на второй этаж, в огромный номер-люкс, где уже горел камин, на столике стояла ваза с фруктами, а ноги утопали в высоком ворсе персидского ковра едва ли не по щиколотку. Кровать с балдахином была настолько велика, что на ней можно было бы уместить паровой кеб. Я рухнул, едва успев раздеться, и греческий бог Морфей поцеловал меня в лоб… Когда я проснулся, мой учитель в задумчивости сидел у камина. Угли давно прогорели, на столике стояла та же початая бутылка бордо – он выпил меньше половины и, судя по затуманенному взору, не спал всю ночь. – Я много думал, мой мальчик, и пришёл к неутешительным выводам. Во-первых, Крейзи Лизу, несомненно, подставили, во-вторых, речь идёт об особо изощрённом и заранее спланированном убийстве, а в-третьих, даже если нам удастся найти преступника, крайне маловероятно, что мы сумеем доказать его вину. – Не может быть, сэр, – недоверчиво зевнул я, уютно потягиваясь под одеялом. Вылезать не хотелось абсолютно, даже в лучших отелях Парижа явно экономили на дровах. – Твоя юношеская вера в победу добра над злом всегда вызывает умиление. – Я не льщу вам. Я правда думаю, что вы самый лучший сыщик на свете! – Знаю, – без тени улыбки кивнул он. – Но что хуже всего, в этой некрасивой ситуации крайними можем оказаться именно мы. Не делай удивлённое лицо! Да, мы ни в чём не виноваты, но это Париж, детка… Честно говоря, меня стала уже чуточку раздражать эта фраза. Слишком многое ею оправдывалось и типа прямо вот так многозначительно объяснялось. – Посмотри, – Лис резко встал с кресла и отдёрнул тяжёлую штору, – видишь тех двоих жандармов под нашим окном, а там ещё двоих на противоположной стороне? Так вот, они простояли всю ночь, не сводя глаз с окон нашего номера. – Э-э, что, за нами следит полиция? – не понял я, но честно встал и посмотрел. Да, четверо служителей закона, встретившись со мной взглядом, вежливо коснулись двумя пальцами козырьков форменных фуражек. Учтивость – отличительная черта французов, я невольно ответил столь же любезным кивком, желая всем доброго утра. – Мне тоже с ними поздороваться? – Необязательно. Одевайся, через десять минут мы спустимся на завтрак. Как бы ни легли сегодня карты, но мы отыграем эту партию до конца. – Сэр, а у нас не получится между делом посетить Лувр? – Само собой, Майкл, как ты только мог усомниться?! – искренне удивился мистер Лис, всплеснув руками. – Надо быть полным глупцом, чтобы, расследуя тайну кровавого убийства в центре Парижа, не посетить по дороге Нику Самофракийскую или не улыбнуться Моне Лизе! Я бы никогда себе такого не простил. Вот скажите на милость, шутит он сейчас или говорит серьёзно? Единственное, что я всегда мог противопоставить моему язвительному наставнику, так это холодную британскую невозмутимость. С каковою я и прошествовал в ванную, где, совершив (произведя, исполнив?) все необходимые гигиенические процедуры, предстал перед моим учителем полностью готовым к препровождению на завтрак с целью утреннего приёма пищи. – Я готов, сэр. – Ты кое-что забыл, мой мальчик. – В лапах Лиса сверкнуло шпажное лезвие, вытянутое им из трости. – Никто не отменял твоих тренировок. Шарль был бы искренне огорчён. Защищайся! Но только не вздумай разбить тут что-нибудь. Легко сказать… Вы когда-нибудь пробовали драться в помещении, набитом бесценной роскошью, словно будуар персидского султана? Мне оставалось лишь бегать и уворачиваться. – Не трогай вазу! Это богемский хрусталь! А это стул эпохи императора Наполеона. Да, им тоже отмахиваться нельзя! И люстру не раскачивать, и мебель не ломать, и бокалы не бить. Вот только попробуй у меня кидаться подушками. Это же гусиный пух из Нидерландов! Единственное, против чего не было возражений, это мой же дорожный саквояж. Мистер Ренар легко проткнул его в шести местах, но стоило мне извлечь свою экспериментальную дубинку, как он гордо поднял шпагу остриём вверх, словно салютуя победителю. – Туше! Разумеется, я отобью в сторону твою стальную нитку с иглой, но тут есть возможность запросто словить разряд тока через лезвие клинка. Не будем более рисковать, мы ещё пригодимся друг другу. Пресвятой электрод Аквинский, всё? Я с трудом выдохнул, кажется, буду жить… На завтрак вниз мы спустились рука об руку, как двое благородных британских джентльменов. Я бы сказал, как элегантный дядюшка и слегка вспотевший племянник. В ресторане нам предложили тот же самый столик, обслуживал тот же самый седовласый гарсон, но… – Сэр, – шёпотом спросил я, с ужасом глядя на свою тарелку, – они это всерьёз?! – Есть, чтобы жить, а не наоборот, – с мягкой полуулыбкой напомнил мистер Ренар, принимаясь за свою порцию. – По крайней мере, это вкусно и питательно. Ага! Всего один мини-круассан, одно перепелиное яйцо всмятку, одна чайная ложечка джема и крохотная, словно из кукольного набора для девочек, чашечка кофе. Лично мне хватило полторы минуты, чтобы, тщательно прожёвывая, спороть весь завтрак, а в желудке по-прежнему было пусто. В тоске оглядываясь на соседние столы, я убедился, что подавали здесь всем одно и то же, так что, наверное, встретить в Париже не то чтобы толстого, а хотя бы сытого француза уже считалось бы большой удачей. Но в каждой стране свои порядки, и, видимо, ничего с этим не поделаешь, пока мы здесь, нам придётся голодать. Лис сострадательно посмотрел на меня и молча отдал свой круассан. По-моему, я проглотил его, даже забыв сказать «спасибо»… На улицу мы вышли во всеоружии, он с тростью-шпагой, я с экспериментальной дубинкой. Привычного лондонского дождя не было, светило по-осеннему уютное солнышко, а воздух дышал утренней прохладой. Первым делом мой учитель подошёл к тем самым жандармам: – Чудесная погода в Париже в это время года, не правда ли, офицеры? Двое жутко засмущались, но признали, что да, на днях вообще была жуткая жара, до восемнадцати градусов по Цельсию. – Мы с секретарём сразу отметили, как французские власти заботятся об иностранных гостях. Позвольте вам выразить нашу глубокую благодарность! Вы ведь простояли здесь всю ночь только ради нашей безопасности? Французы заметно покраснели, но столь же любезно уверили нас, что да, они честно хранили наш покой за стенами отеля «Риц». – Кстати, в каком отделении служит мой добрый приятель, сержант Санглер? Знаете такого? Уверен, что он всё так же добр, сентиментален и мил, как в годы нашей светлой юности. На лицах бедных жандармов читалась сложная гамма чувств. Похоже, они не знали, что капитан (!) Санглер из комиссариата близко знаком с моим учителем, но были абсолютно точно уверены, что эпитеты «добрый, сентиментальный и милый» несколько неточно обрисовывают его истинный характер. Между тем Лис раскланялся и, отойдя на десяток шагов, тихо свистнул. – Салют, скупердяй-командор! – Малолетний уличный бродяжка с говорящим именем появился рядом, словно вынырнув из-под булыжной мостовой. – Салют, нахал, – кивнул мистер Лис, доставая монету в два су. – Нам нужна паровая повозка и утренние газеты. – Вы даже не успеете дать хорошего пинка своему английскому секретарю, месье, – хмыкнул Гаврош, и действительно минуту спустя мы уже катились по парижской брусчатке, усыпанной жёлтыми листьями каштанов и клёнов. Париж вставал рано, улицы были полны народу. Лис быстро листал прессу, но, похоже, о деле Крейзи Лизы больше ничего не сообщалось. Старик-извозчик спал на ходу, тыкаясь мягким храпом в свои же колени, чудом не пропуская повороты и не сбивая прохожих. Но, хвала святому электроду Аквинскому, он хотя бы не пел во сне. До жандармского комиссариата за Нотр-Дам мы добрались без приключений. Следили ли за нами? Не знаю, но в любом случае нас встречали. Не менее десятка вооружённых стражей порядка выбежало из здания, стоило нашей повозке припарковаться поближе. Лис отпустил Гавроша, расплатился за проезд и первым ступил на тротуар, усыпанный кленовыми листьями. Я шагнул следом. На нас с подозрением и недовольством смотрели десятки глаз. Что-то теперь будет… – Ренар, рыжая каналья! – В дверях управления показался здоровущий сутулый кабан из «близких к природе». – Наверное, ты совершенно лишился мозгов, если припёрся в мой город после того, что сделал?! – Санглер, дружище, – мой учитель широко распахнул объятия, – а чего уж такого я сделал? Расскажи нам, ведь здесь все свои! – Сволочь, – мигом опомнился кабан, прикусив язык. – Я тоже по тебе скучал! – Убью… В общем, как вы, наверное, уже догадались, мы беспрепятственно прошли внутрь, и капитан жандармов принял нас в своём кабинете. Санглер конечно же не был сентиментальным милашкой, скорее он выглядел горячим и скорым на рукоприкладство типом, что, возможно, при его работе минусом не считалось. Заместитель, немолодой мужчина, которого нам даже не представили, принёс кофе, за что был в грубой форме послан заниматься делами. Мистер Ренар же сразу начал с главного: – Дружище, ты взял не ту лису. Крейзи Лиза, бесспорно, воровка, мошенница и преступница, но не убийца! Помрачневший кабан ответил не сразу. Долгую минуту он молчал, то ли собираясь с силами, то ли пытаясь держать себя в руках. Потом открыл ящик внутреннего стола и достал черно-белую фотографию молодого, подтянутого кабанчика в форме. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы отметить их родственные черты. – Мой племянник Этьен. Мог сделать блестящую карьеру, я помогал ему. – Это он убит? – догадался я. Капитан рассеянно кивнул, Лис положил лапу ему на плечо: – Я всё понимаю, Санглер. – Чёрта лысого ты понимаешь… вечно лезешь не в своё дело… Она виновна-а! – Так ты хочешь наказать Лизу или всё-таки истинного убийцу? – бесстрашно глядя в налитые кровью кабаньи глаза, тихо спросил мой учитель. – Дай мне все бумаги по делу, выпиши пропуск в тюрьму, и я обещаю тебе найти того, кто действительно убил твоего племянника. – Нет! – За два дня, – невольно добавил я и пылко кивнул.