Айсберг оторвался от льдины. Святые угодники, помогите! В голове у Монтальбано прокрутились на бешеной скорости сто возможных вариантов ответа, но ни один не показался ему убедительным. Он открыл рот, слова застряли где-то на подходе. А начальник между тем продолжал. – Я все понял, – только и сказал он. Лед, полученный лабораторным путем. – Надеюсь, вы как-нибудь расскажете мне, зачем так подло и низко обманули порядочного человека, доктора Латтеса. – Я не хотел… – наконец-то смог выдавить из себя Монтальбано. – Если бы решение оставалось за мной… но я вынужден, против своей воли, вернуть вам расследование. Я вам так скажу: если на этот раз дадите маху, пеняйте на себя! И держите меня в курсе. Всего наилучшего! «Всего наихудшего» было бы уместнее. Оплошал так оплошал! Сквозь землю бы провалиться! Но есть положительный момент: Латтес больше не будет совать нос в его семейные дела. Кстати, в начальственном гневе проскочило важное признание, а именно: начальник полиции вынужден вернуть дело комиссару. Не по своей воле. Значит, кто-то вмешался, но кто? А главное – зачем? Поскольку начальник полиции уже позвонил, можно спокойно отправляться на обед к Энцо. Монтальбано подходил к порту, совершая ставшую привычной послеобеденную прогулку, когда его осенило. Нужно подтолкнуть Джованнини раскрыть наконец Мими обстоятельства дела, чтобы подтвердились все подозрения. Сделав большой круг, он направился к «Ванессе» и поднялся на борт. – Есть кто-нибудь? – Кто там? – ответил из салона голос капитана. – Комиссар Монтальбано. – Проходите-проходите! Комиссар спустился вниз, капитан еще обедал. Диджулио прислуживал за столом. – Ой! – воскликнул Монтальбано. – Так вы еще не пообедали? Может, зайти позже? – Да ради бога, я уже закончил. Выпьете со мной кофе? – С удовольствием. – Садитесь. – Синьоры Джованнини нет? – Есть. Она отдыхает. Если нужно… – Нет-нет, пусть отдыхает! Слышал, у вас были проблемы с топливом? – Да, но это была ложная тревога. – Мечтаете скорее покинуть порт? – Если завтра утром нам выдадут тело бедняги Шайкри, как обещали, мы похороним его и к вечеру снимемся с якоря. Диджулио принес кофе. Помолчали. Монтальбано стал рыться в карманах. Он что-то искал и принялся выкладывать на стол все, включая бумаги, которые дал ему Катарелла. На первом листе крупными буквами напечатано: «Процесс Кимберли». Комиссар не успел прочесть, о чем речь, но что бы там ни было, на капитана это должно произвести впечатление, поскольку папка с таким названием лежит в сейфе у Джованнини. В самом деле, когда взгляд капитана упал на стол, Монтальбано заметил, как забегали его глаза. Наконец комиссар вытащил из кармана пачку сигарет и засунул все обратно. Спарли явно задергался: – Если хотите поговорить с синьорой, я могу… – Ну что вы! – широко улыбнулся Монтальбано. – Не стоит. Я зайду позже. Всего хорошего! Он вышел на палубу и спустился на набережную. Спарли не двинулся с места. Надо бы узнать, что это за процесс Кимберли, если капитан так нервно реагирует. Но сначала – прогулка, а когда вернусь в комиссариат, почитаю. Он сел на свой любимый камень, и мысли о Лауре подступили с такой силой, что причиняли реальную физическую боль. Возможно, мысли эти, накопившись, обрушились в одночасье, ведь какое-то время ему удавалось не думать о ней, погрузившись в расследование. Но теперь он тосковал, и это было мучение, кровоточащая рана. Нет, звонить ей нельзя, он не должен. Хотя кое-что можно предпринять. Он подъехал к администрации порта. Перед входом стояли охранник и два моряка, о чем-то беседовали. Монтальбано проехал немного вперед, так, чтобы в зеркало заднего вида было видно входящих. Простоял четверть часа, куря сигарету за сигаретой. Вдруг, в момент просветления, ему стало стыдно. Что ты здесь делаешь? Зачем? Ты не позволял себе такого в шестнадцать, а тебе, дорогой, пятьдесят восемь! Пятьдесят восемь, Монтальбано! Вспомни об этом! Ты в своем уме?! Это старость толкает тебя на такие поступки! Грустный, пристыженный, он завел машину и поехал в комиссариат. Только он сел за бумаги, приготовленные Катареллой, как зазвонил телефон. – Ах, комиссар! Матерь Божья, вам звонит синьор Латтес, он… – Меня нет! Он крикнул это так громко, что Катарелла чуть не оглох. – Царица небесная, комиссар! Аж в голове зазвенело! Комиссар бросил трубку. Объясняться с Латтесом выше его сил. Что он ему скажет? Какое оправдание себе найдет? Что сглупил, не послушал совета Ливии? Процесс Кимберли – это… Телефон снова зазвонил. – Я очень извиняюсь, комиссар, но здесь синьорина, она говорит, ей нужно поговорить. С вами лично, с вашей собственной перс… – По телефону? – Нет, она ждет в приемной. Времени нет, нужно срочно прочесть эти бумаги. – Скажи, чтобы зашла завтра утром. Процесс Кимберли – это… Чертов телефон! – Комиссар, вы уж не серчайте, но синьорина говорит, это очень срочно. – Кто она? Синьорина сказала, как ее зовут? – Да. Ванесса Диджулио. Семнадцать Он совсем не удивился. Скорее испытал удовлетворение, потому что был уверен: рано или поздно девушка объявится и все ему объяснит. Удивительно было другое: Катарелла впервые за свою жизнь правильно произнес имя!