– В смысле, какая форма? – не понял парень. Девушка окинула его насмешливым взглядом, а потом негромко произнесла: – У-у-у, как всё запущено… Ладно, начнем с самого начала. Любимый, скажи мне, а что такое в твоем понимании власть? Только через три часа, после того как утомившаяся после долгой лекции и последовавшего затем бурного вознаграждения голенького лектора Эрика тихонько заснула у него на груди, Алекс сумел слегка привести в порядок мозги, буквально вскипевшие после того, что рассказала ему девушка. Он всегда считал себя демократом. Ведь это же самый правильный и честный вид политического устройства государства, при котором все люди равны и могут сами разумно и правильно решать свою собственную судьбу… Нет, идиотом он не был. И прекрасно видел, что из себя представляет на самом деле то, что называется демократией в его мире. Но это ж просто пока… Просто люди ещё не доросли, одержимы страстями, их дурят плохие вожди и продажные политики. А вот когда они исчезнут… ну куда-нибудь… сами собой… ну как это поется в гимне Украины – «как роса на солнце»… вот тогда-то и наступит та самая настоящая, правильная демократия. Так что когда Эрика ехидно прищурилась и спросила, а почему тогда за те две с половиной тысячи лет, прошедшие со времен Платона[69], этого таки не произошло, и сколько ещё, по его мнению, осталось времени до того, когда, наконец, случится то, на что он так надеется, – ответить ему оказалось нечего. Тем более что он точно знал, что вполне, на её собственный взгляд, риторическое предположение девушки о том, что «даже через сто лет и, не дай бог, ещё одну мировую войну ничего всё равно не изменится», было убийственно точным. Уж кто-кто, а он-то знал это наверняка! Ну а потом пошла конкретика… И сейчас он лежал и вспоминал, что и сам когда-то читал о чем-то подобном. Ну, когда ещё был тем веселым и беззаботным молодым парнем, у которого в жизни не было почти никаких забот, кроме того, как познакомиться с девушкой и побыстрее закруглить неприятный ему разговор с мамой. И поэтому у него было полно времени на то, чтобы лазать по Интернету и читать всякую белиберду, не относящуюся напрямую к технологии разложения полипептидов или режимов обработки поверхностей зеркала орудийных затворов. Вот тогда он как-то и вычитал, что среди американских президентов тридцать процентов являются теми или иными родственниками друг друга. Нет, такие случаи, когда президентами становились отец и сын или, там, когда едва не случилось, что сначала в этом кресле посидел муж, а потом его начали усиленно подпихивать под его жену, случались редко. Но вот те или иные родственные связи весь этот слой просто пронизывали. Более того, если взять всю американскую верхушку, то есть конгрессменов, сенаторов, судей Верховного суда, министров, губернаторов и прокуроров вкупе, то там эта цифра родственников вообще доходила до семидесяти или восьмидесяти процентов. Точную цифру он не помнил… Не все они были именно кровными родственниками. Многие, как, например, тот же Арнольд Шварценеггер, который вошел в клан Кеннеди, женившись на родной племяннице Джона Кеннеди – Марии Шрайвер, попали в правящие кланы США через браки. Но – родственниками. Ибо только вхождение в клан гарантировало вхождение во власть. Шварценеггер это прекрасно понимал. Не войди он в клан – хрен бы ему что обломилось, несмотря на всю его популярность! И то, что он почти сразу после окончания своей политической карьеры развелся с «любимой супругой», пусть и косвенно, но очень весомо подтверждало все эти мысли… А как вам такой факт, что начиная со Средних веков список тысячи самых могущественных и влиятельных семей Европы обновился всего лишь на тридцать процентов? То есть более двух третей подобных семей сохраняли свое могущество на протяжении пятисот лет. Несмотря на все войны, бунты и революции! Так что, похоже, если покопаться в родственных связях современных премьеров, канцлеров и президентов, то даже у самых «демократичных» из них где-то там, в тайной глубине, точно отыщется какой-нибудь дядюшка, дедушка или свёкор двоюродной сестры жены троюродного брата, через которого все они окажутся связаны с той самой тысячей… А от рассказа Эрики о том, как из демократических Афин был изгнан герой Саламина и спаситель Греции от персидского нашествия Фемистокл[70], на Алекса прям его временем повеяло. Как, блин, всё знакомо! А ведь это случилось две с половиной тысячи лет назад. Две. С половиной. Тысячи. Лет. Назад! Это что же, значит, Эрика права и всякий там черный пиар, манипулирование и закулисная борьба элитных группировок с массовым подкупом избирателей – неотъемлемая черта демократии? А сама демократия – это никакое не народовластие, а всего лишь один из «стандартных» механизмов осуществления власти всё той же элитой? Наряду со всякой там монархией, олигархией и иже с ними. Не точно такой же, как они, нет, но один из… Ну, типа, как всякие пятерка «БМВ», «Мерседес» Е-класса и «Ауди А6», конечно, отличаются всякими там «уникальными наборами опций» и «эксклюзивным дизайном», но, по сути, являются типичными седанами немецкой «большой тройки». И их предназначение заключается в том, чтобы с комфортом доставить жопу своего обеспеченного владельца из одной географической точки в другую. То есть никакой принципиальной разницы… Иначе почему все эти системы регулярно меняют друг друга на протяжении двух с половиной тысяч лет? А реально, скорее всего, и куда более. Иначе почему народ, первым «доросший», как это пафосно утверждалось в его изначальной реальности, до демократии, не вцеплялся обеими руками и ногами в неё, такую правильную и хорошую, а раз за разом «ввергал себя во тьму» монархий, олигархий и так далее? Заснул он уже под утро. А утром Эрика уехала… Глава 9 Алекс толкнул дверь и вошел внутрь кнайпы. После улицы в зале было темновато, но почти пусто. Так что герра Циммермана он обнаружил сразу. Тот сидел в дальнем углу, за небольшим столиком, лицом к стене, сгорбив спину и опустив плечи. На столе перед ним лежала шляпа, отсутствие которой на её законном месте открыло окружающим всё так же коротко стриженные, но ставшие уже совершенно седыми волосы. Да уж, за прошедшие с момента их расставания три с половиной года старый адвокат, похоже, изрядно сдал. Парень почувствовал, как у него запершило в горле. Ему в жизни встретилось не так уж много людей, к которым он испытывал теплую душевную привязанность, и герр Циммерман был из их числа… Поэтому он не стал сразу подходить к его столику, а устроился за соседний, буркнув подскочившему подавальщику: – Кружку Klosterbrau[71], – для разговора нужно было успокоиться. В этой кнайпе он появился не случайно. Ещё когда Алекс планировал свой переход в прошлое, то составил некий план того, что ему в этом самом прошлом нужно сделать, чтобы устранить «косяки» и ошибки, доставившие в покидаемом им будущем столько неприятностей. Дело было в том, что идея с «гибелью во время пожара», добившись главной цели – «обрубить хвосты», убрав, так сказать, с «доски истории» такую фигуру, как «герр Хубер», создала и целый сонм проблем. И как раз вследствие них у него, в покинутом им будущем, во многом и возникли все неприятности, связанные с доступом к некоторым счетам, на которых хранилась весьма существенная часть его денег. Но время заняться устранением этих трудностей у Алекса появилось только сейчас. Да и желание этим заниматься тоже, если честно. Потому что ещё месяц назад Алекс был совсем не уверен в том, что вернётся в будущее. Несмотря на то, что подобное решение сулило ему большие проблемы. Да и вообще не до того ему было… Но в настоящий момент подобная уверенность у него уже появилась. Ну после того разговора с Эрикой… Вследствие чего он наконец-таки и собрался вплотную заняться решением всех имеющихся проблем. В чём ему и должен был помочь герр Циммерман… Уполовинив кружку и немного успокоившись, Алекс поднялся и, подойдя к столику, за которым сидел герр Циммерман, негромко спросил: – Можно присесть, старина? Старый адвокат поднял на него тяжелый взгляд и несколько мгновений удивленно разглядывал незнакомца, затем недоуменно покосился на почти пустой зал, после чего пожал плечами и буркнул: – Я не купил этот стол. Алекс присел, отхлебнул из кружки и негромко произнес: – Тяжелые времена… Владелец адвокатского бюро «Мориц Циммерман и партнеры» утрюмо покосился на него. Эх, что этот совсем ещё молодой (ну, по сравнению с ним) человек может знать про тяжелые времена? Вот его поколению они достались по полной. Несмотря на то что Швейцария не участвовала в Великой войне[72], ужасы, творившиеся во время её, потрясли самые основы человеческого сознания во всей Европе. Чудовищные мясорубки Вердена и Соммы, в которых, будто в чудовищных гекатомбах, перемалывалось по четыре-пять тысяч жизней в день! А ведь они тянулись неделями… Боевые газы, после которых даже выжившие выглядят выходцами из ада – с выжженными глазами, кровавыми язвами, превращающими лицо в маску из голого мяса, и хрипящими звуками, исторгаемыми из сожжённых легких. Смерть с небес, обрушивавшаяся на мирно спящие города из чудовищных утроб огромных небесных Всадников апокалипсиса под названием «дирижабли». Вследствие чего теперь ни один, даже самый далекий от театра военных действий уголок даже самой большой европейской страны не мог считать себя в безопасности… Да и у многих швейцарцев были друзья, родственники и знакомые как в Германии и Австро-Венгрии, так и во Франции и Италии. И многие из них не пережили этой чудовищной бойни. Да и кое-кто из швейцарцев успел и повоевать, вступив волонтером в одну из воюющих армий… Старик вздохнул. Сидящий перед ним неожиданный собеседник явно не воевал. Слишком молод. И потому осознать всю чудовищность того, что творилось, вряд ли способен. Юность – наивна и гибка. Так что даже попытайся он ему что-то объяснить, из этого, скорее всего, ничего не получится. Потому что юность воспринимает даже самое страшное и ужасное, но творящееся где-то далеко и давно, а не рядом с ним, ну, или, во дворе либо на соседней улице, всего лишь как очередную страшную, но увлекательную сказку, наподобие тех, что ещё совсем недавно, несколько лет назад, читала мама, укладывая спать… – Один мой друг, – негромко продолжил Алекс, – человек, у которого я очень многому научился, за что ему безмерно благодарен, как-то сказал мне: «Будущее – темно, и хорошего в нем будет мало. Мир меняется и в худшую сторону. Ну, кто ещё десять лет назад мог представить себе отравляющие газы и дирижабли, заваливающие бомбами мирные города?» – он замолчал, поднял кружку и, демонстративно не торопясь, сделал из неё большой глоток, после чего поставил кружку на стол и с легкой улыбкой окинул взглядом… м-м-м… вероятно, открывшаяся ему карти… то есть скульптура была лучшим претендентом на победу в номинации «Полное охренение». – Гхы… – первый звук герр Циммерман сумел выдавить из себя спустя долгие десять секунд: – Гхырр… Кхым… – Он схватился за свою кружку, как утопающий за соломинку, и сделал большой глоток, после чего шумно выдохнул и изумленно прошептал: – Герр Хубер, это вы? – Я, старина, я, – улыбнулся Алекс и, отсалютовав ему своей кружкой, добавил: – Но теперь меня зовут герр До'Урден. – Кхм… – старый адвокат шумно вздохнул, после чего прочувственно произнес: – А я знал, верил! Я вот как чувствовал, что вы живы. Поэтому и не стал инициировать аннулирование патентов… – и тут же поспешно добавил: – В конце концов, о факте вашей смерти меня никто официально не уведомлял. Алекс улыбнулся и кивнул, подозревая, впрочем, что нежелание герра Циммермана аннулировать его патенты вызвано не столько выказанной уверенностью в том, что он не погиб, сколько тем процентом, который адвокатское бюро «Мориц Циммерман и партнеры» получало с каждого поступившего на его счёт платежа. Тем более что в последнее время эти суммы совершенно точно начали расти. Вследствие того, что именно в последние год-полтора в строй начали вступать очередные предприятия, построенные по запатентованным Алексом технологиям… – Я понимаю, старина, – парень слегка наклонился вперед и похлопал старого адвоката по плечу. – Успокойтесь. Я – жив, так что вы всё делали правильно. Спустя ещё пять минут герр Циммерман сумел-таки взять себя в руки и успокоиться настолько, чтобы перейти к деловым вопросам. – То есть теперь вы можете не опасаться тех отвратительных людей, которые так упорно преследовали вас после того происшествия с этим эмигрантом из России? – деловито уточнил и, дождавшись от Алекса утвердительного кивка, продолжил: – И, я надеюсь, вы заранее озаботились получением всех необходимых документов, которые удостоверяют ваше право на владение патентами. – А вот здесь есть некоторые проблемы, старина, – вполне естественно скривился Алекс. Потому что далее пошла чистая игра. Ибо ничем подобным он ни хрена не озаботился. Потому что не собирался возвращаться… Нет, кое-что за прошедшее время сделать удалось. Пока он активничал в СССР, Зорге (ну, или, скорее всего, ИНО) поднял связи и сумел найти нужных людей, способных изготовить вполне достоверно выглядящие фальшивки. Впрочем, судя по всему, это было не так уж и сложно. В конце концов, Швейцария ещё до революции стала настоящей Меккой для эмигрировавших из Российской империи революционеров. Недаром именно эта страна стала отправной точкой того самого «пломбированного вагона»[73], в котором весной семнадцатого полторы сотни политэмигрантов во главе с самим Владимиром Лениным отправились прямо через воюющую с Россией Германию устраивать в своей сражающейся стране социалистическую революцию. Так что связи здесь у большевиков точно имелись. И нужные люди нашлись… Вот только эти документы были именно «вполне достоверно выглядящими». И не более. Потому что ни по каким учётам они, увы, не проходили. И внести их туда не было никакой возможности. Ибо оформлены они должны были быть ещё до дня зафиксированной смерти правообладателя. А с того момента прошло уже слишком много времени, чтобы шансы влезть в архивные записи выглядели сколько-нибудь реальными. – Вот как? – старый адвокат мгновенно подобрался, а его взгляд сделался колюче-недоверчивым. – И какие же? – Понимаете, старина, – вздохнул Алекс, – в тот день меня снова попытались убить, это произошло… Врал он вдохновенно. Нет, не наобум. Легенда была тщательно разработана и обкатана с помощью Зорге и-и-и… скорее всего, далеко не его одного. Во всяком случае, парень сильно сомневался в том, что столь многоходовую комбинацию его, фигурально выражаясь, столь глубокого внедрения в, так сказать, юридическую ткань текущей реальности, которую Рихард ему изложил, немец разработал в одиночку. За предложенным планом сразу чувствовался как минимум опыт долгой подпольной работы и тщательного планирования. А может, и вообще многолетней деятельности на ниве разведки. Алекс когда-то читал, что на сторону большевиков во время революции перешло много народу из числа тех, кто занимался этим в русской армии. Вроде даже какой-то генерал был… Так почему бы им не приложить к этому руку? В конце концов, задачи типа «внедриться» и «получить доступ к документам» для разведки вполне типичны и совершенно никак не связаны ни с какой фантастикой типа портала в будущее. – Хм… вы мне рассказали весьма увлекательную историю, герр Ху-у-м… До'Урден, – старый адвокат усмехнулся. – Прям повеяло теми забавными историями о вашей жизни с той вдовушкой во Фрибуре. Как там, то бишь, её звали? – Мадемуазель Фавр, – усмехнулся Алекс. – И это было в Базеле. Да и рассказывал я вам не так уж и много. И совсем неинтересно. Вы просто деликатно поинтересовались, почему я такой измученный, вот я вам и поплакался. Потому что находился уже на грани истерики. – Кхм… да-да, точно, – герр Циммерман слегка смутился. – Припоминаю, – он помолчал ещё некоторое время, а потом вздохнул: – И всё равно, исходя из изложенного, я ничем не смогу вам помочь. Я просто обязан дать запрос… – Старина, – Алекс протянул руку и, накрыв ею лежащую на столе ладонь старого адвоката, слегка сжал её. – Я всё понимаю. И свою глупость, и вашу честность, и профессиональные требования, но, чёрт возьми, есть же ещё и логика и простая человеческая порядочность! Это же мои патенты! Моя собственность… – ну-у-у, по большому счету это было не так. Практически всё, что парень записал на своё имя, было когда-то, в другой реальности, открыто совершенно другими людьми. Но в рамках той правды, которую знал герр Циммерман, дела обстояли именно так. Правд же всегда много. Это истина одна. Но она – категория Бога, и человеком непознаваема по определению… И вот в рамках известной старому адвокату и принадлежащей текущей реальности правды именно Алекс являлся владельцем всех тех патентов, к оформлению которых и приложило руку адвокатское бюро «Мориц Циммерман и партнеры». – Да, но… – несколько растерянно начал тот. Однако Алекс не дал ему продолжить. – Послушайте, Мориц, друг мой… надеюсь, я могу вас так называть, а если я предоставлю вам ещё одно и очень веское доказательство того, что я и есть тот самый герр Хубер, которого вы так хорошо знали? В таком случае вы поможете мне? Герр Циммерман на мгновение задумался, а затем раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но Алекс, повинуясь странному наитию, прервал его, выкатив несколько неожиданный даже для самого себя аргумент: – Вспомните, именно люди, которые предпочли законность истине, и распяли Христа. После этих слов герр Циммерман, похоже, всё-таки собиравшийся отказаться от озвученного парнем предложения, замер, потом прикрыл рот и нахмурился, затем задумчиво потер подбородок, покосился на Алекса, снова потер подбородок, а затем решительно хлопнул ладонью по столу. – Вы правы, герр… х-х-м… До'Урден, – он слегка смутился и пробормотал: – Извините, пока не привык… – после чего продолжил уже твердо: – Вы – правы. Господь велел нам стремиться к истине, а не скрываться от своей ответственности за принятыми самими людьми законами и установлениями. Так что если вы предоставите мне очень веское доказательство того, что вы именно герр Хубер, хотя особых сомнений в этом у меня уже нет, но пусть будет так… так вот, я пойду на преступление и помогу вам! – Ну, я бы этого так не назыв… – поспешно начал Алекс, но старый адвокат прервал его, сурово заявив: – Позволить уж мне самому решать, как правильно назвать то, что я собираюсь сделать… – несколько пафосно, но твердо заявил старый адвокат. И по этой реакции парень понял, что не стоит становиться на пути у охватившего того приступа самоуничижения, а посему лишь молча склонил голову. После чего владелец адвокатского бюро «Мориц Циммерман и партнеры» торжественно закончил: – Ведь именно мне отвечать перед Господом за свои деяния, – и горделиво уставился на Алекса. – Хорошо, герр Циммерман, я понял, – уважительно произнёс парень. – Извините. Что же касается доказательства… вы сможете оставить свою практику на срок от недели до десяти дней? – Хм… – герр Циммерман задумался. – Сейчас нет. Для этого нужно кое-что предпринять и раскидать текущие дела на младших партнеров. Да и это сделать можно будет не ранее чем через месяц. На следующей неделе у меня важное слушанье в суде и через три недели ещё одно… Как я понял, нам с вами нужно будет куда-то съездить? – Да, – кивнул Алекс, – не очень далеко. В Андорру. Каждая профессия накладывает на человека свой неизгладимый отпечаток. Это называется профессиональной деформацией. У опытного врача при взгляде на красивую девушку может промелькнуть мысль: «А под глазами опухлости, почки шалят…», архитектор, рассматривая изумительный по красоте средневековый собор хмурится, думая: «Конрфорсы поплыли и углы уже не симметричны, блин, куда архнадзор смотрит?», опытный водитель, усаживаясь в автобус, цокает языком: «Баллоны пневмоподвески – того, на последнем издыхании», и ничего плохого в этом нет. Потому что все мы видим мир через призму собственного жизненного опыта. Просто не замечая этого… И план, которому парень следовал в настоящий момент, был составлен с учётом того, что для проработавшего всю жизнь адвокатом герра Циммермана самым достоверным доказательством на подсознательном уровне будет считаться правильно юридически оформленный документ. – Хм, хотел бы я знать, что тогда для вас далеко… – усмехнулся старый адвокат. – Герр Циммерман, я же приехал из САСШ, – широко улыбнулся Алекс, прекрасно понявший, что старик не упустил возможности очередной раз «проверить» собеседника. Тот усмехнулся и, подтверждая это понимание, заявил тоном, весьма далеким от смущения: – Ах да, простите, запамятовал… До Андорры они добрались только в начале ноября, сначала доехав дневным поездом до Лиона, затем пересев на ночной поезд до Тулузы, в которой Алекс нанял таксомотор, на каковом они с герром Циммерманом почти три дня трюхали до Андорры-ла-Велья. Несмотря на то, что до неё от Тулузы было в два с половиной раза ближе, чем до Тулузы же от Лиона. Ну такие тут пока были дороги. И автомобили… Впрочем, это время прошло не зря. Они провели это время в беседах и воспоминаниях. Так что к тому моменту, когда старенький «Рено», натужно ревя мотором, начал взбираться по горной дороге к перевалу д'Энвалира, старый адвокат уже окончательно уверился: рядом с ним на заднем диване автомобиля сидит именно его старый знакомый герр Хубер. Вследствие чего справку, выданную банком Banc Sabadell Credit Andorra[74] и увенчанную заслуживающими уважение печатями и всем набором соответствующих подписей, подтверждающую то, что данный счет открыт был именно герром Хубером и что его нынешний пользователь владеет им совершенно законно, герр Циммерман принял с достоинством, но при этом всем своим видом подчеркивая, что для него это уже простая формальность… По возвращении из Андорры Алекса ждал сюрприз. Зорге, заранее предупрежденный телеграммой, встретил его на автомобиле, на вокзале в Люцерне. Перехватив у Алекса его роскошный, винтажный, дорожный саквояж из шикарной телячьей кожи с массивными бронзовыми застежками, он вежливо поприветствовал Алекса: – Рад видеть вас в добром здравии, господин До'Урден. Всё прошло хорошо? – Да, спасибо, Рихард, всё отлично. – Рад за вас, – коротко кивнул Зорге и молча протянул ему бланк телеграммы. В которой было всего пять слов: «Буду через четыре дня. Эрика» – Когда пришла телеграмма? – взволнованно уточнил Алекс, почувствовав, как у него мгновенно пересохло во рту. – Позавчера, – коротко отозвался тот. Алекс нервно потер лоб. За полтора месяца, прошедшие после отъезда Эрики, он много думал об их взаимоотношениях и пришёл к выводу, что народная мудрость насчет того, что всё, что ни случается, – к лучшему, имеет глубокий смысл. Сами посудите – даже если бы у них всё было хорошо и их будущее казалось совершенно безоблачным, через четыре месяца ему по-любому придется уйти в будущее. Ну вот как ни крути… Сталин и компания совершенно точно не дадут ему жить спокойно. А как иначе-то, имея в руках такую «золотую палочку», как он? Вон уже у них какой пухлый пакет пожеланий и просьб накопился. А ведь основной поток пойдёт перед самым переходом… Правда, эффективность работы этой самой «палочки», судя по уже случившимся косякам и пролётам, пока ниже всякого разумного предела, но даже и при таком низком уровне нельзя отрицать, что нынешний СССР по сравнению не только с любой из прошлых реальностей, но даже и с его изначальной прибавил очень заметно. И это пока. По окончании первой пятилетки прибавка станет ещё более существенной. Как вам, например, такой «довесочек» – почти шесть дополнительных миллионов тонн стали, которые СССР получит до тысяча девятьсот сорок первого года? Да на весь флот, буде он, естественно, окажется построен именно в тех объемах, каковые были запланированы в тех предложениях, которые он привез, нужно максимум миллион тонн! Так что остальные пять с половиной уйдут на танки, артиллерию, авиа… хм… чего это он в милитаризм ударился? То есть в первую очередь, конечно, на автомобили, мосты, паровозы, крекинговые колонны, турбины электростанций и всё такое прочее. А вооружение… ну, на вооружение тоже хватит… Так вот, возвращаясь к нашим баранам, Сталин ему сачковать не даст. Не мытьем так катаньем, но заставит пахать на себя, любимого, и на весь Советский Союз в целом. И лучше ему продолжать это делать добровольно, чем начинать кочевряжиться, после чего получить по мозгам и всё равно этим заняться. А возвращаться ему всё равно пришлось бы. Эрика же осталась бы здесь… Так что идти в будущее ему пришлось бы по-любому. Ну и как ему об этом рассказать Эрике? Нет, можно, конечно, не рассказывать, но тогда как объяснить девушке, что влюбленный в неё и, что гораздо хуже, любимый ею человек вот так взял и куда-то исчез на год с лишним? Что она подумает? Кем будет его считать? Как отреагирует на его внезапное появление через год? Или даже не внезапное. Допустим, он скажет, что ему надо уехать по делам домой в Перу. А если бы она захотела поехать с ним? Ну, там, познакомиться с его родителями, например… А что – если у них всё нормально и дело идет к свадьбе, так вполне вероятный вариант. И что делать? Всё рассказать? Тоже не лучший вариант. Потому что это значит превратить Эрику в мишень. Ну вот не верил он в то, что она сможет не выдать такую тайну ни словом, ни жестом. Да и даже если сможет – сам факт того, что она после его исчезновения будет вести себя спокойно, скажет всё уважаемому Иосифу Виссарионовичу лучше любых его жалких уверений в чем бы то ни было. Нет, оставим в стороне его, уже непонятно настоящую или мнимую кровожадность и рассмотрим ситуацию непредвзято. Может ли Сталин, зная всё то, что он теперь знает, – и о войне, и последующем противостоянии и распаде страны, позволить себе оставить лицо, знающее про портал в будущее, который даёт значимые шансы всё это изменить, без жесткого контроля? Нет, как честный и порядочный человек оно, конечно, понятно… но как руководитель огромной страны, потерявшей в войне с государством, в элиту которого вот этот самый внезапно образовавшийся носитель подобного секрета входит априори, по праву рождения, так сказать, может? То-то и оно… А уж что будет с будущим, если Эрика, узнав всё, решит исполнить свой долг «перед семьёй и страной», обеспечив австрийской и немецкой элите, которая вот буквально через несколько лет, после того самого «аншлюса»[75], кстати весьма горячо поддержанного австрийцами, станет элитой нового единого государства под названием Третий рейх и почти вся в будущей войне будет на стороне своего земляка Гитлера (хотя, возможно, кто-то нехотя или, там, скрепя сердце), доступ если не к порталу, то хотя бы к знаниям, которые хранятся в его башке, – вообще страшно представить. Да та реальность, в которой его встретили флаги со свастикой над швейцарскими муниципалитетами покажется доброй детской сказкой… Так что ему не страдать, а радоваться надо тому, что у них с ней ничего не сможет сложиться! «Прости, но продолжать встречаться с тобой, зная, что мы всё равно никогда не сможем быть вместе, для меня слишком тяжело» – и всё! Все проблемы решены. Но… как-то не радовалось. Эрика приехала около четырех часов вечера. Алекс услышал её мотоцикл ещё на подъезде и успел спуститься из кабинета в холл. Когда она вошла, его сердце пропустило удар, а потом бешено заколотилось. Девушка обворожительно улыбнулась и, подбежав к нему, спрятала голову у парня на груди и замерла… Спустя бесконечно долгие полминуты она подняла голову и, обдав его жарким взглядом своих чудесных глаз, тихо прошептала: – Здравствуй, любимый. У меня есть пять дней. Ты рад?.. Пять дней пролетели как один миг. Но когда Эрика уехала, Алекс впал в депрессию. Он не понимал, что ему нужно делать! Вернее, не так – понимал. Мозгами. Но душа всеми силами противилась подобному пониманию… Через два дня после её отъезда он впервые в жизни напился. Нет, парень и раньше, бывало, позволял себе, так сказать, излишества. Студенческая жизнь, она такая. Многогранная, так сказать. Но вот так: вдрызг, в умат, в хлам – первый раз… А потом полночи блевал и приставал к Зорге, рассказывая о том, как ему плохо, какая Эрика хорошая, и слезно прося объяснить, что же ему делать. Снизошёл ли Зорге до объяснений, Алекс не помнил, но с утра Рихард был, как обычно, безупречно выдержан, а на прикроватном столике жертву вчерашних излишеств ждал стакан холодной воды и таблетка фирменного байеровского аспирина[76]. Как бы там ни было, но наиболее распространенный в России способ релаксации вполне себе сработал. Хотя, скорее, по принципу лечения кашля слабительным. Помните такой анекдот? В котором практикант говорит изумленному подобной «терапией» врачу: «Так сработало же! Вон, стоит в углу – кашлянуть боится». Вот и Алексу следующие три дня было совсем не до депрессии. Он с трудом отходил от жестокой интоксикации. А когда отошел – то решил, что лучшее средство от подобного – работа. Тем более что ему было чем заняться. Да и, в конце концов, если… ну, или, вернее, когда он окончательно расстанется с… мм-м… ну-у-у… графиней фон Даннерсберг, смысл возвращаться в прошлое у него окончательно исчезнет. Так что надо озаботиться тем, чтобы в будущем у него более не возникало ситуаций, когда он не смог получить доступ к своим собственным деньгам. Или как минимум, чтобы максимально уменьшить вероятность их возникновения. Чтобы ну вот никаких, даже самых логичных причин отправляться в прошлое не осталось. Совсем. Визит в Berner Kantonal bank прошёл на удивление мирно. То ли в этом времени в банке ещё не действовали те самые «высокие корпоративные стандарты», которые так попили ему кровь практически во всех «будущих», в которых он успел побывать, то ли подействовало присутствие герра Циммермана, но все изменения по счетам и новым условиям перечислений удалось сделать быстро и без малейших проволочек. Согласно сделанным изменениям, данный банк становился теперь уже не основным держателем его денег, а в первую очередь агрегатором, осуществляющим накопление указанных в новом договоре объемов денежных средств с последующим их перечислением на счета в других банках. Часть денег Алекс решил всё равно оставить в Швейцарии, но при этом озаботился, чтобы будущие «высокие корпоративные стандарты» новых банков не помешали ему получить к ним доступ. Это потребовало разработки некоего несколько замудренного механизма, включающего в себя участие ещё нескольких адвокатских бюро и нотариальных контор, но зато обещало в будущем избавить парня если не от всего, то от большей части геморроя. Обещало… поскольку, как оно там повернется на самом деле, пока сказать было нельзя… Вследствие чего следующие полтора месяца Алекс мотался по Европе, открывая счета, заключая договора и оформляя у нотариусов доверенности. А потом в его жизни снова возникла Эрика… Это произошло сразу после Крещения[77]. За время своих путешествий парень успел всё разложить по полочкам. Ну когда вечерами ложился в холодную кровать в номере очередного отеля и потом часа три-четыре не мог заснуть, пытаясь разобраться с тем, что же ему делать… Во-первых, совершенно понятно, что надо разрывать отношения. Тем более что всё складывается одно к одному. До перехода осталось всего ничего, так что это вскоре придется делать по-любому. И лучше сделать это честно, а не просто трусливо сбежать в будущее. Во-вторых, возвращаться в прошлое больше не нужно. И прагматичных причин для этого теперь, дай бог, не будет, и на хрен ему знать, что у его любимой совершенно другой муж, дети и вообще всё в ажуре? Ну почти… В той-то семье, в которой она родилась и выросла, тоже, как выяснилось, всё отнюдь не так идеально, как она рассказывала. Алекс как-то порылся в старой светской хронике и обнаружил, что папаша Эрики оказался ещё тем ходоком. Да и характерец у него, как писалось, также был не приведи боже… Недаром когда Эрика рассказывала про свою семью, то очень изящно обошла этот вопрос, заявив, что мама отца «полюбила», а вот сама в сердце отца всего лишь «смогла занять подобающее место». Но, несмотря на всё это, их семья, по меркам «высшего света», считалась почти образцовой. Да и детей папаша, похоже, любил искренне… Так что графиня фон Даннерсберг явно хорошо подготовлена к подобной «семейной жизни». Вон как про «долг» втирала. Ну, если мыслить логически… В конце концов, сейчас не какое-то там Средневековье. Алекс читал, что даже всякие там великие князья ещё перед революцией вполне себе женились на разных актрисках и разведенках и ничего, даже если и были какие-то скандалы, потом всё равно всё с рук сходило. Или с актрисками это какой-то английский король? Его вроде как из-за этого даже от престола заставили отречься… М-да, похоже, кому-то сходило, а кому-то и нет… Ладно, идём дальше – в-третьих, дураку ясно, что всё всегда в жизни решают деньги. Алекс знал это совершенно точно. Вот за ними ещё можно было вернуться. Но теперь-то с ними у него будет намного лучше, чем прежде. Так что деньги есть – и всё остальное будет. И любовь, и приключения… да и вообще, в будущем точно жить интереснее. Вот купит он себе личный самолёт и будет летать по разным интересным местам. В то же Перу слетает. А то вон сколько Эрике рассказывал, а сам… Так, всё, выкинули из головы всякие эмоциональные заморочки, выкинули, я сказал! Любовь придумали, чтобы за секс не платить. А он может и заплатить. У него, гы-гы-гы, есть теперь чем. Благодаря всему тому, что он сделал за последнее время, в новом будущем Алекс совершенно точно получит доступ почти ко всем своим деньгам. Если не вообще ко всем… Тем более что их ещё и будет куда больше, чем раньше. За время этого цикла его пребывания в прошлом им со старым адвокатом удалось пристроить патенты ещё нескольким фирмам, которым в другом варианте истории герр Циммерман совершенно точно ничего продавать бы не стал. Ибо в том положении неопределенности, которое образовалось после «гибели» герра Хубера, старый адвокат вряд ли бы решился на что-то ещё, нежели сидеть тихо и «стричь купоны» с уже имеющегося. Так что Алекс там, в будущем, скорее всего, миллиардером станет. И таких баб он теперь миллион купит, если захочет… Так что рвать, рвать отношения, однозначно! Так что когда парень, заслышав треск мотоциклетного мотора, спустился в холл – он был спокоен и уверен в себе. Всё обдумано, взвешено и решено. Так что он будет холоден, логичен и непреклонен… Но едва только в проеме открывшейся двери возник стройный девичий силуэт, как все эти взвешенные и логичные мысли мгновенно вылетели из его головы. И Алекс замер, а потом просто шагнул вперед и, притянув Эрику к себе, крепко обнял…