– Коба, откуда эти материалы? – Народный комиссар тяжелой промышленности СССР Георгий Орджоникидзе ввалился в кабинет своего старого друга и соратника, с которым он познакомился ещё во время отсидки в Баиловской тюрьме в далеком тысяча девятьсот седьмом году, в крайне возбужденном состоянии. Сталин, в этот момент что-то напряженно писавший за столом, поднял голову и посмотрел на него. – Что случилось, Серго? – Нет, ты мне скажи, откуда взялись эти материалы? – горячо повторил гость, шлепая на стол перед хозяином кабинета туго набитую толстую папку. – А почему ты спрашиваешь это у меня? – Потому что и Рыков, и Менжинский в один голос утверждают, что эти материалы поступили из твоего секретариата. – И что? – Да то, что ко мне буквально прибежал Губкин и, захлебываясь от восторга, сообщил, что с помощью этих технологий мы можем на треть увеличить выход рабочего топлива и почти наполовину – авиационных и высокооктановых автомобильных бензинов. Так откуда ты их взял? – А зачем тебе это знать, Серго? – усмехнулся Сталин. – Каждый должен на своем месте делать всё, что в его в силах, для укрепления мощи и силы нашей страны. И окончательной победы социализма в мире. Разве у тебя малоответственный участок работы? Вот и занимайся им. Орджоникидзе несколько мгновений буравил сидевшего перед ним человека напряженным взглядом, а затем тяжело вздохнул и ссутулился. – Значит, оттуда… Коба, как же мы от них отстали! И, черт возьми, продолжаем отставать! Вот это, – он кивнул подбородком на лежащую на столе папку. – Двадцать лет. Не меньше! Сталин отложил ручку и, подхватив лежащую на столе рядом с пепельницей тлеющую трубку, затянулся, после чего упер в старого друга тяжелый взгляд. Мощный вброс информации о новых технологиях взбаламутил не только всё партийное и советское руководство, но и научные и инженерные круги. Хотя к самой информации был допущен очень ограниченный круг людей, но как только процесс освоения полученных технологий перешёл в стадию непосредственной реализации, пусть хотя бы и на экспериментальном уровне, слухи начали распространяться со скоростью лесного пожара. Так что старый друг Серго, ввалившийся в его кабинет в подобном возбуждении, был вовсе не одинок. Здесь уже успели побывать и вышеупомянутый Рыков, и Енукидзе, и Кржижановский, и многие другие… – Серго, если все будут причитать, как это делаешь ты, – мы их никогда и не нагоним! – веско произнес Сталин, рассматривая старого друга так, как будто увидел его впервые. Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле. Потому что тот молодой, горячий и даже слегка помешанный на справедливости парень как-то совсем незаметно превратился вот в этого, немолодого, грузного, хотя и по-прежнему по-кавказски живого… хм-м… а как его можно назвать? Председатель ВСНХ? Ну-у-у… не поспоришь. Вот только он как-то постепенно стал воспринимать этот важнейший для страны орган, который доверили ему партия и народ, как свою собственную вотчину, в которой только он имеет право карать и миловать. И яростно набрасывался на любого, кто посмел как-то покритиковать или, паче того, предложить как-то преобразовать его уже постепенно становившееся огромным и неповоротливым монстром «удельное княжество». А как яростно он оберегал свой статус негласного «куратора» с ЗСФСР[59], требуя любые назначения и перестановки в Закавказье непременно согласовывать с ним. Когда это у него началось? Почему он этого в нем раньше не замечал? Или начало вылезать его происхождение?[60] – Ты не понимаешь! – несколько патетически воскликнул Орджоникидзе. – Думаешь, дело только вот в этом? Когда мы заказывали на Западе станки и заводы, то думали, что получим самое современное оборудование, а на самом деле, – он яростно взмахнул рукой, – они продали нам свое старье![61] Нам всё придется переделывать, всё… Кле, Бозишвили[62], как они, наверное, смеялись, когда подписывали с нами контракты! За такие деньги сбыть нам своё устаревшее дерьмо… Сталин встал и, подойдя к окну, некоторое время смотрел на буйную зелень Старой площади. После чего негромко заговорил: – Ты не прав. Они действительно в основном продали нам всё самое современное. Но современное из числа того, что уже находится в серийном производстве. А вот новые разработки нам никто предлагать не стал. Между тем эти разработки идут у них постоянно. Непрерывно. Как только они начинают строить новый стапель, новый проходческий щит, новую крекинговую колонну, так сразу же, буквально в тот же день, начинают работать над новым образцом. Не прекращая при этом совершенствовать и старый, понимаешь, Серго? – Сталин резко развернулся. – А у тебя есть люди, которые должны заниматься тем же самым, а? У тебя, Серго? – Ты сам знаешь, какой у нас дефицит кадров, – зло отозвался Орджоникидзе. – Там, где у них, – он мотнул головой, – сидят три инженера, у меня, дай бог, – один техник! Где я тебе возьму людей, где?! – Ты, видно, забыл, что в феврале семнадцатого нас в партии было всего двадцати четыре тысячи. Двадцать четыре, Серго! На всю страну! А в октябре нас стало уже триста пятьдесят. Потому что мы работали, а не жаловались… – Я не жалуюсь! – горячо вскинулся Орджоникидзе. – Но есть вещи, которые быстро сделать невозможно! Откуда я возьму тебе инженеров и техников, откуда? Рожу? Так если собрать в одном месте девять беременных женщин – всё равно не получится родить ребенка за один месяц! – А что ты сделал, чтобы найти их? – Это ты мне говоришь? – вскипел председатель ВСНХ СССР. – Мне? Я пытаюсь как можно шире привлекать старых спецов, но ОГПУ постоянно вставляет мне палки в колеса! И никакой поддержки в этом вопросе я от тебя почти не получаю! А теперь ты пеняешь мне на то, что я плохо ищу кадры? Хозяин кабинета усмехнулся. – Скажи мне, Серго, ты слышал когда-нибудь такую фамилию – Макаренко? – Макаренко? – Орджоникидзе наморщил лоб. – Это ты о завотделом промышленности из Одесского… – Нет, – не дал ему закончить Сталин. – Это я о руководителе детской трудовой колонии ОГПУ имени Дзержинского. И бывшем начальнике такой же колонии имени Горького, что под Харьковом. Ты знаешь, что выпускники из его колонии выходят сплошь мастерами высокой квалификации – токарями, слесарями, инструментальщиками, сборщиками, техниками-агрономами. В семнадцать лет, Серго! Бывшие беспризорники, воры, малолетние бандиты… Вот тебе кадровый резерв, из которого ты уже за три-четыре года можешь получить отличного инженера, конструктора, проектировщика. Причем прошедшего и через голод, и через холод, и через тиф, и через разруху, знающего, как подводит живот, когда ты не ешь третий день. И поэтому преданного советской власти, давшей ему профессию, позволяющую всегда иметь кусок хлеба и, главное, надежду на счастливое будущее. А теперь ответь мне, Серго, – почему этим занимается ОГПУ, а не ты? И почему у нас в стране всего две таких колонии, а? – Макаренко? – председатель ВСНХ озадаченно покачал головой. – Я проверю… И если всё это так, то й-а-а… я этим займусь. – Хорошо, – Сталин сделал паузу. – А ещё ты совсем перестал заниматься марксистской теорией, Серго. Забросил политучебу… – Да какая теория?! – вскинулся Орджоникидзе. – Тут на сон дай бог четыре часа остается. Не поверишь – уже забыл, когда последний раз вино пил! – И всё равно зря, – хозяин кабинета направил на своего собеседника указательный палец со слегка желтоватым от постоянного курения ногтем и наставительно произнес: – Потому что если бы ты не манкировал теорией и внимательно отслеживал международное положение, то уже давно бы знал, что очень скоро – там, – Сталин махнул рукой в сторону окна, – разразится очередной экономический кризис. И весьма сильный. Вследствие чего десятки, если не сотни тысяч инженеров, мастеров и квалифицированных рабочих окажутся на улице, будучи выкинуты туда капиталистами, закрывающими свои, ставшие в кризис убыточными, производства. А ведь это те самые кадры, по поводу недостатка которых ты мне вот только что плакался. Причем они не только окажутся доступными для найма, но ещё и нанять их можно будет намного дешевле, чем в любое другое время… И скажи мне, Серго, у тебя есть план, как и где их использовать? Есть перечень мест и должностей, где они оказались бы нам полезны, а вот нанести серьезного вреда не смогли бы? Есть программа, как нашей промышленности подготовиться к их массовому использованию, – ну, там, как организовать изучение иностранных языков нашими специалистами, число потребных переводчиков для самих иностранцев, количество мест на курсах русского языка для тех из них, кто захочет или кому точно станет необходимо знание языка, и откуда взять для них нужное число преподавателей? Орджоникидзе несколько мгновений молча смотрел на своего старого друга и товарища по подполью, потом опустил глаза и тяжело вздохнул… Когда дверь за старым приятелем по революционной молодости закрылась, Сталин подошел к столу и, сняв трубку прямого телефона, бросил в нее: – Десять минут никого не пускать. – Понял, Иосиф Виссарионович… – отозвался секретарь. Хозяин кабинета положил трубку на рычаг и, повернувшись, вышел в небольшую дверь, ведущую в его комнату отдыха. Здесь был установлен сейф, в котором он хранил папки с, так сказать, личными делами тех «персоналий», которые попаданец там у себя, в будущем, счел достойными своего и его внимания. Здесь были многие – советские и зарубежные государственные и партийные деятели, известные писатели, инженеры и изобретатели, конструкторы и ученые, кумиры публики из числа актеров и драматургов, знаменитые летчики, полководцы, полярники, а также шпионы, перебежчики, предатели, убийцы, уголовные авторитеты и так далее… Войдя, хозяин кабинета включил свет и, плотно прикрыв дверь, открыл сейф и достал очередную папку. Следующий посетитель пока был не слишком известен, а между тем, судя по тому, что содержалось в переданных материалах, он неплохо проявил себя и на экономическом фронте, и на службе в органах. Одно то, что он всю войну провел на посту народного комиссара государственной безопасности СССР, в глазах Сталина характеризовало этого молодого, но перспективного человека с самой лучшей стороны. Как раз такого он и искал для того, чтобы поручить ему одну очень специфическую задачу… Ну а главная причина всей той бучи, которая сотрясала высшие советские и партийные круги, а также научную и инженерную элиту СССР, в настоящий момент торчала в кабинете народного комиссара по военным и морским делам и была занята тем, что вместе с наркомом разглядывала некий рисунок. – Значит, пулеметная танкетка… – задумчиво произнес Фрунзе. Это была уже восьмая их встреча. Первые две прошли в присутствии Сталина, причем на второй они обсуждали флот. И именно Фрунзе придумал, каким именно образом снять большую часть возражений моряков по поводу непременной «заточености» вооружения кораблей на противодействие авиации. – Не вижу проблемы, – усмехнулся он, поглаживая бородку, которую снова отпустил в больнице, когда лежал после на этот раз удачной операции язвы желудка. – Возьмем пару авиаполков, потренируем их против морских целей, а где-то в конце лета или осенью проведем крупные учения. Там все всё и увидят. А на первой из тех, что прошли с глазу на глаз, народный комиссар по военным и морским делам осторожно и так… завуалированно поинтересовался, почему в качестве главного контрагента в советском руководстве пришельцем из будущего был выбран именно Сталин. Алекс тогда мысленно улыбнулся. Потому что буквально за день до этого подобный же вопрос задал ему и Киров… – Дело в том, Михаил Васильевич, что, как вы знаете, вашей стране довольно скоро предстоит вступить в схватку со страшным врагом, который к моменту нападения на СССР успеет подмять под себя практически всю Европу. Не знаю, успели вы изучить материалы по той войне… – В очень небольшой части, – отозвался Фрунзе. – Ну так вот, можете пока поверить мне на слово – война будет страшная. И на первый взгляд безнадежная. Но мы ее выиграем. И именно во главе со Сталиным. Так что, когда, благодаря моей собственной ошибке, всё пошло кувырком, и я принял решение попытаться как-то исправить ситуацию, то решил не рисковать… Раз он смог один раз – сможет и второй. И так и вышло. Так что, возможно, кто-то справился бы и лучше, но я в этом не уверен. А очередной раз вымостить своими благими пожеланиями дорогу в ад мне как-то не очень хочется. – Фрунзе несколько мгновений сверлил Алекса напряженным взглядом, а потом заметно расслабился и кивнул. Похоже, он только что принял для себя некое важное решение… – Нет, понятно, что это очень перспективное направление[63]. Но, насколько я понимаю, в наиболее развитых странах танкетки считаются дополнением к танкам, а не заменой их? – Да, – согласно кивнул Алекс, отвлекаясь от воспоминаний. – Но дело в том, что более-менее нормальный танк, серийное производство которого стоит разворачивать, СССР в настоящий момент создать просто не может. Да он пока и не нужен. Для тех задач, которые стоят перед советскими танковым войсками в данный момент, танкетка подходит куда лучше, чем те же «Т-18». – Вот как? – народный комиссар СССР по военным и морским делам усмехнулся. – И что же это за задачи, для которых она подходит лучше, чем, скажем, уже отработанный и производящийся советской промышленностью пушечный танк «Т-18М»? Не говоря уж о новых, только разрабатываемых образцах. – Обучение, – улыбнулся Алекс. – Причем не только танкистов, но и пехоты, действиям против танков. Час эксплуатации этой танкетки, по расчетам, должен обойтись приблизительно в три-четыре раза дешевле, чем у «Т-18». За счет меньшего расхода топлива, меньшей частоты текущих и средних ремонтов, стоимости боеприпасов для огневого обучения и так далее… Плюс к этому она будет иметь куда больший ресурс. По предварительным расчетам раза в четыре-пять. То есть ее спокойно можно гонять в хвост и в гриву, не особенно опасаясь того, что в острый момент мы окажемся без бронетехники, потому что она исчерпала ресурс и стоит в ожидании ремонта… – То есть для обучения достаточно танкеток? – весьма скептически спросил Фрунзе. – Процентов на восемьдесят – да, – кивнул Алекс. – Я ещё в своём будущем читал, что немцы, когда сбросили с себя версальские ограничения и энергично занялись созданием армии, вообще поначалу обшивали фанерой корпус автомобиля, придавая ему вид танка, и учили свои войска на таких эрзацах… А для оставшихся двадцати процентов пока хватит и тех «Т-18», которые уже были произведены. Сколько их наклепали? Под пять сотен штук? Вот пока и достаточно. У поляков и финнов и близко подобного нет. И в обозримом будущем не будет. А более вам никто пока и не опасен. Для всего же остального предлагаемая машина подходит куда лучше. В том числе и потому, что в производстве она должна обойтись почти в два с половиной раза дешевле, чем «Т-18». Причем освоить ее производство в данный момент советской промышленности не составит особенного труда. Подвеска и трансмиссия здесь – от «Т-18». Правда, серьезно модернизированные, но не полностью новые же… Двигатель – на первые образцы можно ставить всё тот же мотор, что и на танк. Так как танкетка будет весить раза в полтора меньше, чем «Т-18», даже этот уже откровенно устаревший двигатель прослужит на ней куда дольше. Ну а на последующие пойдет тот, что будет выпускаться на новом автомобильном заводе в Нижнем Новгороде, который скоро начнет строить Генри Форд. То есть от обычного серийного автомобиля. А вы, как я думаю, прекрасно знаете, что чем большей серией выпускается любое техническое устройство, тем меньше стоит каждый отдельный экземпляр… Оба этих двигателя одной схемы – рядные четырехцилиндровые, а моторный отсек у предлагаемой танкетки запроектирован достаточно просторным. Так что при переходе с одного мотора на другой изменения в нем потребуются минимальные… И вообще у этой конструкции, по существу, только три полностью новых элемента – компоновка, гусеницы и необитаемая пулеметная башня с перископическим прицелом. Все остальные «кубики», из которых ее будут собирать, промышленность уже производит или вот-вот начнет производить. Причем самые важные – вне зависимости от того, будет производиться эта танкетка или нет. Что же касается нового, то у гусениц полностью новым будет в первую очередь материал – для танкетки они будут изготавливаться из стали Гадфильда. Но я думаю, что когда производство развернется, такие же гусеницы пойдут и на замену для «Т-18», да и для всех последующих танков. То есть опять же, производство этой стали всё равно придется осваивать вне зависимости от того, что будет решено по этой танкетке. Потому что без этого достичь более-менее внятной «ходимости» гусеничных лент не удастся. В моей истории вы эту проблему пытались решить, пойдя по пути колесно-гусеничных танков, но там оказалось много своих подводных камней… Так что единственный ключевой момент, который напрямую связан именно с этим образцом, – это производство необитаемых башен с перископическим прицелом. Но тут уж придется попотеть. Необитаемые башни запроектированы для всей последующей линейки. К тому же перископические прицелы нам также скоро сильно пригодятся для всех остальных типов танков – от легких, являющихся развитием этой линейки, до средних и тяжелых. Ну, когда мы начнем их производить… – Поня-ятно… А чем для нас важна новая компоновка? Скорее всего, Фрунзе уже изучил материалы по бронетанковой технике. Ну, или как минимум достаточно внимательно просмотрел. Однако он сразу, ещё перед началом разговора, попросил Алекса рассказывать ему всё так, будто он ничего не знает. – Понимаете, Александр, – пояснил он, – мы с вами находимся как бы на разных полюсах. Я полностью в курсе современных представлений на роль и место танков и бронеавтомобилей в будущей войне, а также современного уровня их развития, вы же, ничего не зная про современность, знаете, как именно проходила та будущая война. Причем, как я уже успел понять, ваше знание гораздо обширнее того, что имеется в привезенных вами материалах. Ведь оно основывается не только на знаниях ваших военных консультантов, но ещё и на субъективных личных впечатлениях – ну, там, рассказах дедов, просмотренных фильмах, прочитанных книгах, разговорах с друзьями (компьютерных играх, «рубиловах» на интернет-форумах – мысленно усмехнувшись, добавил про себя Алекс). И мне очень интересно, что именно вы будете выделять как важный параметр, а на что, наоборот, не будете обращать особенного внимания. То есть что полезно, что второстепенно, что важно, а что не стоит и выеденного яйца. Я уверен, что подобный перечень важного и неважного у нас с вами серьезно отличается. Вот, например, когда мы с вами обсуждали артиллерию, для меня было большим удивлением узнать, что большинство полевых артиллерийских орудий будущей войны всех армий будут оснащены дульным тормозом. Даже наша самая массовая полевая пушка… как её там… «ЗиС-3»! У нас же сейчас оснащение дульным тормозом орудий считается категорически неприемлемым! Вследствие того, что вырывающиеся из него газы сильно демаскируют орудие… Так что Алекс уже немного освоился с ролью некоего… ну-у-у… точно не «военного гуру», но как бы более-менее компетентного комментатора, хотя и всё равно считал своим долгом постоянно напоминать, что он не столько озвучивает свои мысли, сколько транслирует чужие. Как и сейчас: – Вынужден напомнить, Михаил Васильевич, что я всё-таки не военный и уж тем более не конструктор, и могу только передать вам слова тех, кто объяснял всё это мне. Так вот, дело в том, что легкие танки с противопульной броней довольно скоро практически исчезнут. К будущей войне основные танки воюющих держав будут представлять из себя мощные, тяжелые машины с толстой броней в десятки, а далее и в сотни миллиметров толщиной и могучими орудиями калибра от семидесяти пяти и до ста двадцати двух миллиметров, но при этом с высокой подвижностью, заметно превышающей таковую у любого современного легкого танка… Фрунзе едва заметно охнул. – Однако делать подобные танки сейчас не только нет никакого смысла, но ещё и вредно. Причем сразу по нескольким причинам. Во-первых, дорого. Жутко, бешено дорого! У промышленности Советского Союза пока ещё нет технологий, которые могут уменьшить стоимость таких танков до приемлемой для бюджета СССР величины. Во-вторых, и не нужно. Нет, и ещё лет шесть-восемь не будет целей и тактических задач, для решения которых понадобятся подобные танки. Потому что все задачи, которые будут ставиться перед танковыми войсками года эдак до тридцать шестого, точно можно будет решить куда более легкими и дешевыми машинами. Ну и, в-третьих, как я уже сказал, ещё и вредно. Потому что даже напрягись СССР и создай сегодня действительно хороший танк с характеристиками, которые окажутся вполне достойными в том сорок первом, о котором знаю я, это приведет лишь к тому, что в вашем сорок первом страна столкнется с совершенно другой немецкой техникой. Вполне адекватной подобному нашему танку. А скорее всего, и превосходящей его по всем показателям. Увы, разведку никто не отменял, а уровень технологического развития у немцев даже к сорок первому всё равно будет заметно превышать наш… – Хм, аргументы веские… – задумчиво произнес Фрунзе. – Но легкая бронетехника с противопульным бронированием всё равно будет нужна, – продолжил между тем Алекс. – В качестве бронетранспортеров, тягачей и транспортеров переднего края, а также как база для самоходных зенитных, артиллерийских и минометных установок. А вот для нее подобная компоновка – с двигателем, сдвинутым вперед и вбок, очень удобна. Нужно тебе увеличить объем десантного отделения – добавляешь пару катков в подвеску – и пожалуйста, получите. Нужно разместить габаритное орудие – аналогично. Нужно вместительный кузов для размещения радиостанций и приборов наблюдения для передовой штабной группы или команды артиллерийских корректировщиков либо передовых авиационных наводчиков – опять ничего не мешает поработать с задней частью корпуса как тебе удобно. – Вот как? Действительно разумно, – Фрунзе снова окинул рисунок задумчивым взглядом, после чего отложил его и взял другой. – А это? – А вот это – следующее поколение, – улыбнулся Алекс. – Несмотря на то что оба этих варианта очень похожи, новая модель – машина совершенно другого уровня. Планируется, что к тому моменту, когда будет запущена в производство эта модель, промышленностью будут освоены несколько новых ключевых технологий. Во-первых, торсионная подвеска. Во-вторых, новый двигатель. В переданных мной предложениях есть пункт о закупке лицензии на новый автомобильный двигатель у фирмы «Додж»[64]. Они запустили его в производство в прошлом году. Почему именно его? Потому что СССР купил и сумел успешно освоить производство этого двигателя и в той истории, которая случилась без моего попадания. Но гораздо позже. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году. А здесь его предлагается купить уже в следующем. Так что времени для его освоения будет достаточно. В-третьих, его корпус планируется уже сварным. В-четвертых, так же планируется, что он уже будет радиофицированным. То есть на нем уже можно будет отрабатывать тактику управления танками в бою, не сильно отличающуюся от таковой времен Второй мировой войны. – Радиостанции будут на каждом танке? – несколько озадаченно спросил Фрунзе. – На каждом танке, самолете и желательно в каждой стрелковой роте, ну, или как минимум батальоне. И вообще, насколько мне объясняли, вопросы связи, управления, разведки и боевого взаимодействия в целом – самые ключевые в будущей войне. Лучше сделать вполовину меньше пулеметов, танков и пушек, но насытить войска радиостанциями, оптическими приборами и системами разведки. Толку будет гораздо больше, а потерь, наоборот, меньше… Но пока не создана промышленная основа хотя бы для выпуска требуемой элементной базы – об этом можно только мечтать. Так что пока мы с вами занимаемся, так сказать, «грубым железом». Ладно, вернемся к нашему танку – ещё у него будет более мощное вооружение, состоящее из крупнокалиберного пулемета и спаренного с ним пулемета винтовочного калибра. И – да, подобный танк был построен в моей изначальной реальности[65]. Но в сороковом. А здесь, у нас, я рассчитываю на то, что его построят максимум в тридцать четвертом. И на него сразу же сядут отлично подготовленные на тех первых танкетках танкисты. Это будет уже полноценный пулеметный танк, способный бороться и с пехотой, и с артиллерией, и даже с бронетехникой вплоть до легких танков. Что обеспечит превосходство танковых войск СССР в боестолкновениях со всеми противниками, с которыми нам придется воевать, на период где-то до тридцать седьмого года. И ещё на его базе можно будет сделать вполне приличную плавающую машину… – Хм… – Фрунзе задумчиво кивнул. – Хорошая перспектива. А третий? – Третий? – Алекс улыбнулся. – Третий – это вершина этой линейки. Он станет базовым для следующей серии, в которой, кстати, легкий танк уже будет совсем не основной машиной. Основными здесь будут легкие самоходные орудия, зенитные самоходные установки, бронетранспортеры, самоходные минометы и так далее. Танк же планируется выпустить небольшой серией и, скорее, в качестве маскировки. Мол, тенденция советского танкостроения остается неизменной и предусматривает дальнейшее совершенствование легкого пулеметного танка… Ну и как экспортный товар. От предыдущего варианта он будет отличаться только более крупными размерами, чуть более толстой броней и дизельным двигателем. Да-да, именно на нем и будет нарабатываться опыт эксплуатации в войсках машин с дизельными двигателями. – Дизельным? На танке? – удивленно произнес народный комиссар по военным и морским делам. – Более девяноста процентов танков, которые были построены после Второй мировой войны, имели дизельные двигатели. Ещё небольшая часть – газовые турбины. Бензиновые двигатели на бронетехнику в будущем практически не ставятся. Даже на легкую. – Хм, – снова хмыкнул Фрунзе. – Ну-у-у… вам лучше знать. А какой двигатель у него будет? – Этот вопрос требует проработки. Есть вариант закупить лицензию на двигатель у швейцарской фирмы «Заурер». Поляки именно их двигатель, выпускаемый в Польше по лицензии, поставили на свой 7ТР, лицензионную копию шеститонного «Виккерса», который англичане представят в будущем году. Кстати, довольно популярная модель. Построенные англичанами машины, а также образцы, созданные по лицензии и-и-и… ну-у-у… так сказать, «по мотивам», состояли на вооружении более чем у десятка стран. Только в СССР их наклепали более одиннадцати тысяч… Так вот, использование этого дизеля сделало польский танк первым дизельным танком в мире. Но у швейцарского двигателя вертикально расположенные форсунки. Поэтому у него довольно большой вертикальный габарит. Так что, возможно, лучше будет купить лицензию у «МАН». У них довольно широкая линейка дизелей разной мощности. Ну, или заказать швейцарцам разработать специальную, танковую головку блока цилиндров. Но это вы уже будете прорабатывать сами… И сначала эти двигатели будут ставиться на грузовики и артиллерийские тягачи. А вот уже после получения опыта эксплуатации и устранения всех выявленных замечаний их можно будет воткнуть и в эту линейку. – Разумно, – кивнул нарком и, встав, несколько раз прошелся по кабинету. – Но мне вот что непонятно. В кораблестроении вы активно ратуете за покупку лицензий и всемерную опору на, так сказать, мировой опыт. А в танкостроении я вижу совсем другое. Почему? – Ну-у-у… – этот вопрос поставил Алекса в тупик. Нет, с дедком из Военно-морского музея он что-то подобное тёр, а вот с «уважаемым Семёном Лукичом» они этот вопрос предметно не обсуждали. Так, всякие оговорки и упоминания были, но не более. Парень задумался. – Знаете, эти вопросы мы как-то в таком разрезе не обсуждали, но-о-о… я сейчас попробую скомпилировать… – тут брови Фрунзе, услышавшего незнакомое слово, изогнулись домиком, но Алекс этого не заметил, продолжив, – то что я слышал по этому поводу, но не просто, а так сказать, через призму того, чему меня учили как инженера-химика, – парень сделал короткую паузу, собираясь с мыслями, и начал: – Дело в том, что кораблестроение нам без иностранной помощи не поднять от слова совсем. Да и с нею… ну, в том объеме, в котором Советский Союз её получил в уже состоявшемся для меня варианте истории, тоже получилось не очень-то. Посудите сами – у нас умудрились принять на вооружение три варианта сто тридцати миллиметровых орудий с разными видами нарезов – мелким, нарезами АНИМИ, нарезами, разработанными НИИ-13. Три! Одного калибра и близкие по своим тактико-техническим показателям. И для каждого требовались свои снаряды, свои таблицы стрельбы и так далее… – Не может быть?! – поразился Фрунзе. – Увы, – Алекс развел руками. – Вот такой у нас с флотом творился бардак… Более-менее нормальные корабли мы научились строить только после войны. Но именно более-менее. Лидерами мы в кораблестроении так никогда и не стали. Как минимум в надводном. А вот с предлагаемым объемом «вливания», во-первых, куда большим, чем было, и, во-вторых, из несколько других источников, есть хороший шанс и успеть к войне получить именно те корабли, которые для нее и требуются, и вообще дать нашему кораблестроению хорошего пинка, чтобы оно и после войны не сильно отстало от лидеров. А флот после войны будет очень важным инструментом в игре за глобальное доминирование, – тут Михаил Васильевич сделал брови домиком во второй раз. – Что же касается бронетехники, то, помнится, Семён Лукич… ну, то есть тот человек, который меня консультировал, упоминал, что покупать-то пока особенно и нечего. Нет, в тот раз купили действительно лучшее из имеющегося на тот момент. Но всё это к началу войны устарело от слова совсем. Так что главным, на что пригодилась построенная на основе закупленных лицензий и образцов техника, было – наработка заводами и конструкторскими бюро опыта адаптации иностранной конструкции под возможности советской промышленности и внедрения в производство новых образцов, а также получение опыта эксплуатации бронетехники в войсках и обучение личного состава. Но с предлагаемой линейкой всё это можно сделать ничуть не хуже и куда дешевле! И без затрат дефицитной валюты. Ну и зачем тратиться? Фрунзе задумчиво кивнул.