Люцерн производил впечатление одного большого кафе. Раскинувшись на берегу озера и по сторонам вытекающей из него реки, городок ухитрился заставить все набережные столиками и зонтиками, зонтиками и столиками. Исключение составляли только маленькие причальчики, к которым приваливали прогулочные теплоходы. В остальном город напоминал Выборг — и размерами, и архитектурой, и обилием воды, и остатками древних укреплений. Правда, места для архитектуры в Люцерне было маловато, а потому многие красивые дома забрались на окружающие скалы и отроги. Пока Олег с Роксаланой подкрепляли свои силы, любуясь вершинами вдалеке и байдарочниками совсем рядом, он понял, что в старые добрые времена здешние жители пили не по-детски. Только длительным и тяжким запоем можно объяснить тот факт, что один из перекинутых через Рейн мостов вышел не просто кривым, но еще и стоял не от берега к берегу, а наискосок, почти вдоль реки! Протрезвев, строители, видимо, немало удивились и соорудили от того же места еще одну переправу, на этот раз перпендикулярную к берегу, а предыдущее сооружение так и осталось изумлять гостей, укрытое черепичной крышей и украшенное цветами. Во время очередной пьянки мастера промахнулись уже с башней, поставив ее не на линии крепостной стены, а шлепнув прямо в воду, метрах в тридцати от берега. Так она там и осталась, одинокая и ненужная — без стен, без бойниц, на отшибе и с подмоченными ногами. Еще ведуна удивили лебеди. Жирные и ленивые, они бродили по набережным и плавали вдоль оных, совершенно не обращая внимания на людей, чувствуя себя полными хозяевами. От брошенного куска булки птицы гордо отказались. Видимо, употребляли исключительно пирожные и шоколад. Перекусив, путники помчались дальше — сперва вдоль озера, потом по узкому зеленому ущелью между двумя отрогами. — Странная страна, — заметилась, оглядываясь, Роксалана. — По площади немного меньше Московской области, по населению немного больше. Но при этом большая часть Швейцарии — совершенно дикие, безлюдные территории. В иные места нога человека столетиями не ступала. — Это как? — Горы, — пожала плечами девушка. — Горы, скалы, обрывы, трещины. Либо высоко, либо холодно, либо света нет, либо земли. В общем, пригодность для проживания — на уровне лунного кратера. Пригодных для людей мест — ну, как в самой Москве. То-то у них все начищено, как у кота в одном месте. Потому что и чистить им… не больше, чем у кота. — Долго нам еще до Брюннена? — Минут двадцать. В проспекте сказано, рыбалка там очень хорошая. — Откуда здесь рыбалка? — усомнился Середин. — Я вот только что с Онеги. У нас там рыбаки на двух моторках трое суток за достойной рыбкой гонялись. Привезли двух белужин, одна на сто кило, другая на полтораста. Морда спереди моторки торчала, хвост сзади по воде волочился. Это я понимаю — рыбалка. А здесь? — Здесь пойманную рыбу обратно выпускают, — хмыкнула кудряшка. — Так что можешь не облизываться. Завялить все равно не дадут. Ущелье плавно завернуло вправо, и «Гольф» вылетел на дороги Брюннена. Именно дороги — курортный городок вальяжно раскинулся на просторе между озером и трехгорбой горой. В первый момент показалось, что из Швейцарии они попали в российский поселок. Дома здесь не теснились, а стояли друг от друга в десятках метров, окруженные газонами, цветочными клумбами, кустарниками, а то и могучими деревьями. Отдельные группки домов собирались в небольшие «анклавы», вокруг на сотни метров тянулись луга, потом начинался новый «анклавчик» из двух, трех, пяти домов — и опять зеленели сочные некошеные поля. Роксалана сбросила скорость, запетляла по дороге от одного сгустка домов к другому. — Ты чего змейкой катаешься? — поинтересовался Олег. — Вывески на русском ищу. В Швейцарии теперь много русских или хотя бы тех, кто нормальную речь понимает. Нужно рядом с таким магазинчиком или в таком отеле остановиться. Приятнее ведь, когда все вокруг тебя понимают, правда? — Да уж, хорошо бы, — кивнул Середин. Они крутились уже примерно четверть часа, когда Роксалана вдруг нажала на тормоз. Ведун повернул голову и увидел в витрине магазинчика большой плакат, написанный красным и зеленым фломастером: «Швицаркие ножи Швицаркие часы Швицаркие платки Швицаркие шоколад Швицаркие франки Швицаркие белье» — А что такое «франки»? — не понял Олег. — Здешние деньги. — Девушка заглушила двигатель. — Тут многие магазины рубли теперь берут. Эти, наверное, еще и меняют. Посиди здесь, у меня там женский разговор. Вернулась она минут через пять, бросила ему на колени небольшой пакетик: — Отель напротив. «Альфа». Говорят, вполне приличный. Даже русские не брезгуют. — Она завела машину, газанула, круто развернулась и затормозила возле покрытого светло-серой штукатуркой трехэтажного дома с остроконечной черепичной крышей. — Бери вещи, пошли. Только к стойке не подходи. За таксиста сойдешь. Через несколько минут они уже вошли в комнату на втором этаже, почти неотличимую от той, в которой Олегу довелось пожить в Гагатьем скиту. Разве только санузел оказался совмещенным, да из окон вид открывался на далекие, где-то километрах в пяти, заснеженные горы. — Восемь сорок пять, — посмотрела на часы кудряшка. — Ты веришь, что еще в полдень мы маялись в душной стекляшке питерского аэровокзала? Надо, кстати, два часа убавить… — Она начала тискать кнопки вокруг циферблата. — Ты это… Номер я один взяла. У тебя все равно документов нет. Да и пропадешь ты один, никому ничего объяснить не сможешь. В общем, ты мой бойфренд. Я сказала, ты у озера живешь, меня пришел поселить. Но тут не совок, в постель заглядывать не станут. Остался кто-то в номере, значит остался. Разве, в счет чего-нибудь припишут и то вряд ли. Я сейчас с дороги приму душ, потом ты. Ну, и пойдем, осмотримся. Колдуна твоего половим. Как его узнать, кстати? — У него замок по дороге отсюда к перевалу, по которому Суворов Альпы перешел. Сказали, указатель к Левентинскому замку будет. — А-а, это я и сама знаю. Была у нас экскурсия по суворовским местам. Ну, значит, просто так погуляем. Или съездим, тут минут десять всего. Как хочешь. Отвернись. Олег отошел к окну, задернул занавеску, чтобы никому снаружи не пришло в голову подглядывать за его обнаженной спутницей. В комнате сразу стало сумеречно. Роксалана за спиной несколько минут пошуршала, потом хлопнула дверь, полилась вода. Он оглянулся, открыл свой баул, вытянул из-под одежды саблю и ножи, оставил их наверху, чтобы легче было выхватить в случае опасности. Кистень переложил в поясную сумку, огляделся. — Та-ак… — Постель была большая, но одна, диванов в комнате не имелось, два кресла перед телевизором на раздвижные не походили. Если кудряшка хотела обойтись без интима — где предстояло спать ему? На стуле калачиком? — Ладно, потом разберемся. Взяв с телевизора пульт, он включил «одноглазого друга», пощелкал по каналам. Везде что-то происходило, и везде — не по-русски. Наконец попалась музыкальная программа — он оставил песенку, походил из угла в угол, слегка прихрамывая. С момента стычки на берегу прошло две недели, но нога все еще болела, хотя и слушалась, как здоровая. — Ну, вот и я! — появилась пахнущая жасмином Роксалана в коротком белом халатике. — Свое полотенце возьмешь или гостиничным вытрешься? — Гостиничным… Душевая была угловая, пластиковая, и струи воды били сразу со всех сторон и на всех уровнях. С чем пришлось повозиться, так это с настройкой душа — с одним-единственным рычагом, который крутился сразу во всех направлениях. Но вскоре Середин с ним разобрался, смыл в швейцарскую канализацию питерскую пыль, просушил полотенцем волосы и тело, оделся, вышел в комнату… Роксалана стояла возле постели в одних трусиках, тихая и неподвижная, глядя вниз, в приоткрытую сумку… В серединскую сумку. — Любопытство сгубило кошку, — вспомнил Олег предупреждение учителя. — Разве тебе не говорили, что лазать в чужие вещи — нехорошо? Кудряшка, конечно, не ответила. Ведун осторожно приблизился и, глядя в сторону, запустил руки в сумку, освободил из ладоней девушки собачью голову, затянул узел, переставил баул на пол. Провел пальцем по щеке нежданной спутницы, по ее шее и груди. На ощупь Роксалана казалась словно гипсовой: кожа гладкая, жесткая, скользкая. Тело, однако, оставалось теплым — и это все, что выдавало в ней признаки жизни. — Как там моя Урсула? — вспомнил невольницу Олег. — Каково-то ей в темном чулане? С одной стороны, Урсулу было жалко: одна, взаперти, ни единой души кругом. Чернота, тишина. С другой — она ведь ничего этого не чувствовала и не замечала, пребывая в колдовском анабиозе. Все безопаснее, нежели приехать сюда, к неведомой угрозе. Безопаснее и для девушки, и для… человечества. — А вот с тобой что делать? — засомневался ведун. Если отдернуть занавеску — кудряшка, конечно, оживет… Голая… Перед ним. Засмущается? Или завизжит? Сделает вид, что все в порядке? Или разозлится и выгонит к лешему? — Ничего-то я про тебя пока не знаю… Ладно, попытаемся затереть лапкой. Он отдернул покрывало, уложил девушку в постель, накрыл одеялом. Затем раздвинул занавески окна… А там, оказывается, уже наступил закат. Окна домов осветились желтоватым светом, вдоль дорог засияли фонари. — Значит, не судьба… И вообще, сегодня и так был слишком долгий день. Он разделся, вытянулся под одеялом рядом с кудряшкой и почти сразу уснул. * * * — Хватит дрыхнуть! — От сильного толчка Олег чуть не слетел с постели. — Чем мы вчера занимались? Ничего не помню… У нас что-нибудь было? Комнату заливал яркий солнечный свет, откуда-то сверху веяла струйка прохлады с ароматом ванили, в телевизоре вокруг пузатых негритянок прыгали патлатые латиноамериканцы. Роксалана стояла рядом на коленях в одних трусиках. Небольшие остроконечные грудки с розовыми сосками слегка колыхались и оттого выглядели живыми и соблазнительными. — Что мы делали вчера вечером? Мы пили? Много выпили? Почему я ничего не помню? — Мы бутылки три на двоих вчера выжрали, — моментально ухватился за удобную, правдоподобную версию ведун. — Настоящего шотландского скотча. — Ни хрена себе! — зачесала кудри девушка. — А почему голова не болит? — Ты же сама просила тебя от похмелья избавить. Неужели не помнишь? У нас сегодня много важных дел, — уверенно напомнил Олег. Врать, конечно, нехорошо. Но в чужих вещах рыться — тоже. — А что было потом? — Ты про что? — У нас чего-нибудь было? — Внезапно она сорвалась на крик и с силой топнула ногой: — Почему я голая и с тобой в постели?! — Я не меньше тебя выжрал, — сжалился над Роксаланой ведун. — Ничего не помню. А разве ты сама не чувствуешь? — А где бутылки? — с подозрением поинтересовалась кудряшка. — Почему их нет? И чем мы закусывали? Ты все врешь! Это ты напустил на меня какую-то… Какое-то… И воспользовался! — Значит, у нас что-то все же было? — Козел! Она отправилась в душ. Олег выбрался из постели, оделся, выгреб из сумки свое оружие. Громко хлопнула дверь, оттуда выскочила повеселевшая Роксалана: — Ничего у нас не было, понятно?!