Пообщался Михаил и с Николаем Гумилевым за бутылочкой вина. Поговорили о поэзии, но полковник постарался с этой темы при первой же возможности свернуть, потому как не разбирался в теме, и вырулить на политику, чтобы понять, каким взглядам этот прапорщик вообще симпатизирует. А то вроде как монархист. — Царизм пал и вряд ли уже его можно восстановить самодержавный строй, даже с новой династией. Как вы считаете, какие силы должны встать во главе России? И тут этот пиит дал жару, сказав в запале: — Государством должны управлять, поэты и писатели Михаил Антонович! Они не ошибутся и всегда поймут друг друга. Короли, дельцы, плебеи могут вступить в слепой конфликт, но литераторы не ссорятся… Михаил, услышав сие, что называется выпал в осадок, просто сидел и выпученными глазами смотрел на этого мужчину, что недавно перешагнул «возраст Христа», а ума так и не набрался. Такие мысли возможно уместны для наивных юношей, но никак не тем, у кого уже есть свои дети. «Ёпсель-мопсель! Да он сумасшедший! — подумал Михаил. — Ну или больной на всю голову утопист. Вот уж кого нельзя ставить во главе государства, так это писателей, особенно подобного толка людей, как этот прости господи, поэт. Но как говорится, нет отбросов, есть кадры. Надо его наставить на путь истинный, может и пригодится еще где…» Он решил попробовать сделать из Гумилева этакого идеолога, дескать надо только подкинуть ему идею, авось увлечется и сваяет чего дельное. Человек в общем-то неглупый, начитанный, просто с какими-то совсем уж завиральными завихрениями в мозгах. Впрочем, этому времени сие для интеллигенции весьма свойственно. — Хм-м… — отмер Климов. — Ну по поводу того, что литераторы не ссорятся, тут я бы с вами поспорил Николай Степанович, но не хочу, мне эта тема не интересна. Давайте даже оставим как есть эту идею и предположим, что именно поэты и писатели встанут во главе государства… Но как определить самого достойного? Вот вы — поэт и я — поэт, оба мы поэты. Вот к примеру, кто из нас будет лучше в качестве главы государства? Может выйдем на сцену, соберем народ и устроим поэтическую битву? Станем читать стихи, тут же их придумывая на выбранную жребием тему или еще как… и кому станут аплодировать активнее всего тот и станет главой государства? Вот представьте, что победил поэт, прочитавший стихотворение по про поле, лес и ручеек, как полз по стеблю червячок и бабочка по небу летала и солнце лучиком кого-то согревало… слушатели ладони отбили от полного восторга до онемения аплодируя ему и что он теперь стал правителем страны? Я правильно вас понял? Гумилев после короткой заливисто засмеялся на это, а потом сказал: — Я понимаю, что моя идея невозможна. Признаюсь, я не думал на тему, как выбрать достойнейшего. Вот вы сейчас спросили и я понял, что это действительно глупо выбирать правителей из числа стихоплетов… Хороший поэт или писатель не обязательно станет хорошим правителем… «Ну, по крайней мере не безнадежен», — подумал Михаил даже с каким-то облегчением. — А как вообще считаете, кто более достоин руководить страной, если исключить из категорий выборки профессии? — Не знаю… К чему эти вопросы Михаил Антонович? — Минутку терпения… Вы знакомы с историей Рима? Его становления и упадка, от города-полиса к царству, от царства к республике, от республики к империи… — В общих чертах, — кивнул Гумилев. — А заметили, что Рим подлинно процветал в те периоды, когда именно граждане решали судьбу своего государства, но в числе граждан могли состоять только те, кто с оружием в руках защищал его от врагов? — Хм-м… если посмотреть с этой точки зрения, то да, действительно… — Ни один правитель не мог начать ненужную простым гражданам войну рискуя слететь со своего поста, возможно даже с летальным для себя исходом скинутыми с него гражданами. И как только от граждан перестало что-то зависеть, правители начали руководствоваться только личными интересами начинай войны по поводу и без, то все покатилось под горку, особенно когда гражданство стало выдаваться по факту рождения и оно превратилось в пустую формальность. Да, внешне все еще имелся лоск богатства, но из граждан уже слепили нищих плебеев-люмпенов, кои требовали лишь хлеба и зрелищ. — Соглашусь, — кивнул Гумилев после короткой паузы. — Но к чему вы ведете? — К тому, что к власти нельзя допускать людей, не доказавших на деле, что они могут отвечать за свои слова. Вот взять, к примеру вас Николай Степанович. — Хм-м… Меня? — Да, вас. Сколько поэтов в начале войны писало восторженного плана патриотические стихи и говорило, что да, надо воевать за Родину за Ст… за императора… десятки если не сотни. Но сколько в реальности из них пошло служить и рисковать своей головой? — Да… действительно… я знаю еще одного… — Вот и получается, что из всей писательской братии, кою вы не так давно прочили в правители, только вы и еще один поэт ответили за свои слова и пошли служить в армию. И только вы с тем вторым из всей писательской и поэтической братии получили право стать во главе государства, потому что защищали его с оружием в руках. Вы — полноправный гражданин, только вы можете избирать и быть избранными теми, кто так же защищал свою страну от врага с оружием в руках. — А как быть с прочими? — Кем? — Кто не служил. — Никак. Они жители государства, но не граждане, а значит не могут быть ни избранными, ни избрать. — Но если они физически не могут служить, а так вполне достойны люди? Не кажется ли вам, что это дискредитация и разделение людей на сорта? — Служить могут все, даже глухие и слепые. Сколько должностей в действительности занимают здоровые люди, там где их здоровье совсем ни к чему? Те же телеграфисты, писари и прочее и прочее. — Да… действительно… А слепым где служить прикажете? — с насмешливой улыбкой спросил Михаил. — Зря смеетесь. Даже слепоглухойнемой может быть полезен. — Как?!! — Да хоть патроны набивать в магазины и пулеметные ленты на передовой пока остальные стреляют. Нет ни рук ни ног? Приставим к тебе слепоглухонемого и можешь работать наблюдателем. В общем любому при желании можно найти достойную работу. — Хм-м… — Что до сортности, то это выбор каждого. Захотят получить право стать «первым сортом» — добро пожаловать на военную службу. Или может скажете, что лучше отдать власть пустобреху, что красиво говорил о патриотизме и необходимости сражаться, но как только дошло до дела, то отсиделся в кустах? Или может хотите отдать власть дельцам, кои набивали себе карманы пока мы проливали кровь, а потом снова пошлют вас на другую войну, чтобы набить себе карманы еще больше? Ведь они своей жизнью не рискуют. — Хм-м… Вы правы, в этом что-то есть и история того же Рима на вашей стороне… «Ага, обзовем это революционным возвращением к истокам! — подумал Климов. — Люди обожают жить по старине, ибо раньше предки жили по Правде! И вот она священная правда предков!» — Возьметесь оформить эту мысль в стройную идею? — А и возьмусь! — с загоревшимися глазами воскликнул Николай Гумилев. — Благодарю… «Ну вот, по крайней мере на меня собак по поводу того, что именно я являюсь автором новой, далеко не всем удобной идеологии не повесят. Это не я придумал, это все Гумилев подлец такой! Запудрил мне голову! Ату его!» — ерничая мысленно посмеялся Климов. Михаил решил повесить на Гумилева еще один неоднозначный проект, с которым не хотел репутационно «обляпаться» в случае неудачи. Вообще хотел внедрять, как бы от интеллектуальной общественности, «подписав» интеллигенцию, молодую и восторженную ее часть в качестве «торпеды». Даже как моду можно ввести — ново и революционно! Законом такие вещи в любом случае не прописать, надо чтобы люди сами приняли, а не сверху принудительно спустили. — Да, и еще один небольшой момент Николай Степанович… — Да, Михаил Антонович? — Заметили, что у нас нет нейтрально-уважительного обращения к мужчине или женщине? У немцев — герр и фрау, у американцев мисс и мистер, у французов — мадам с мадемуазелью и месье, есть у испанцев и итальянцев, да у всех есть! А у нас нету. Прям беда. Приходится заимствовать. А это не дело для уважающего себя народа. Показывает своеобразную неполноценность. — Да, действительно… Но можно нейтрально называть господином и госпожой… или сударь и сударыня… — За господина и госпожу скоро в морду будут бить. Ну и для простого народа надо что-то нормальное. А то представьте себе какую-нибудь деревенскую Нюрку, а ее «госпожой» и «сударыня» будет звать некий «господин» и «сударь» Акакий работающий пастухом… Гумилев на это только засмеялся, действительно видимо представив себе такую картину. — Да, действительно комедия в чистом виде! И у вас есть предложение по этому поводу? — Есть. Проведем, так сказать, импортозамещение, хе-хе…Для мужчины — свар, а для женщины — лада. — Это мне что-то напоминает… — защелкал пальцами Гумилев. — Древнеславянские боги — дети Рода, его мужское и женское проявление, муж и жена — Сварог и Лада, — подсказал Михаил. — Точно! — И как вам идея? — Лично мне нравится! Только как к этому отнесется Церковь? Все-таки древние славянские боги. Наверняка какую-то крамолу заподозрят… — Церкви скоро станет не до таких мелочей, а потом если приживется — ничего не сможет поделать, ибо к тому же будет окончательно отделана от государства и лишена власти в светской жизни, а обращение к мужчине и женщине — светская прерогатива. — Не знаю… но все равно проработаю и эту мысль. — Благодарю. «Ну вот, вроде занял относительно полезным делом человека, — подумал Климов. — А потом натравлю его на орфографию, а то все эти еры и яти мозг ломают не по-детски… да и прочие моменты уточним, как например со стекляННый и в то же время деревяНый. Маразм ведь. Ну и вишенка на торте — министром образования поставим». Глава 9 23 В сторону Парижа Климов приказал двинуться с наступлением глубокой темноты. Несмотря на то, что он держал местный узел связи, но о смене направления движения могли узнать загодя благодаря воздушной разведке, что продолжала его сопровождать. Так что французы вполне могли разрушить пути на подходах к столице, что ему совсем не улыбалось. Вперед пустил захваченный в Реймсе маневровый паровоз с десятком вагонов в которые погрузил полуроту гвардейцев. А так же пару дрезин для быстрой обратной связи. Помимо того, что они выполняли роль разведки, им так же вменялось в обязанность быстро захватывать все пункты связи, что попадутся на пути. Оставалось надеяться, что сами пути окажутся чисты от составов. По идее все поезда должны были убрать с линии Париж-Реймс, как только стало известно о прибытии в городок русских войск. Увы, но легко не получилось. Где-то на полпути к Парижу путь преградил состав.