– О, боже, он еще и театрал, – Джудит стало совсем грустно. Первой проблемой на новом, на халяву доставшемся месте жительства, стала квартплата. Впрочем, вначале было слово. Точнее, масса слов по поводу платы за жилье. Щербатов честно пытался быть джентльменом и оплатить проживание в шикарном доме. Джудит пыталась остаться деловой женщиной и содрать с нахала квартирную плату. Споры были лишь о размере платежа, но их прекратила знакомая налоговый инспектор. Встретив хозяйку в магазине, она из лучших побуждений посоветовала ей передать в инспекцию копию договора аренды для последующего учета доходов. На этом дискуссия была окончена, и «родственники» заключили договор о безвозмездном проживании. Но «милый дядюшка» обязывался за месяц найти работу и съехать к чертовой матери. Такими образом, у Щербатова осталось не так много времени на поиски агента и разгром «русской мафии», которой в глаза никто не видел, но о которой не только писали, но и фильмы снимали, во как. Одно хорошо – от Кранбэри до Принстона всего двенадцать миль, полчаса на машине. Саму машину можно взять в прокате, благо финансы такую роскошь позволяют. Сразу после принятия решения резко активизировалась жаба, с которой, тем не менее, удалось договориться, пообещав поездки по стране, в которой, похоже, больше побывать не придется. Великие озера, Большой каньон, места ковбоев и индейцев, о которых так красочно рассказывала гэдээровская киностудия[31]. За это стоит заплатить. А джеймс-бондовские страсти будем считать неприятным довеском. Второй проблемой оставались поиски родственника «Комарова». Но и здесь повезло – за день до приезда Линды из летнего лагеря Щербатов его нашел! Ну, по крайней мере, почти нашел. Исходив десятки километров по уютным дорожкам и улочкам Принстона, выпив десятки литров пива и исчесав язык с десятками случайных знакомых, он вышел на человека, который может быть дядюшкой агента. Правда, работает мистер Апинис на кафедре религиоведения, но действительно профессор, сын эмигрантов из Латвии. Ведет курс английской литературы, но это так, дополнительно, поскольку основная его тема – религиозная мысль и этика девятнадцатого века. Теперь дело за малым – познакомиться и заинтересовать так, чтобы он сам захотел свести гостя из Бразилии со своим племянником, только что приехавшим из Москвы. Если такой имеется, естественно. Заумно? Увы, но другие пути выглядели еще корявее. Поэтому все свободное время Щербатов читал. Джудит была шокирована количеством книг, которые ее «дядюшка» принес из Нью-Йоркской библиотеки, заявив, что без этого работу ему найти будет трудно. Причем каких книг! Философия, филология и… детективы! Честертон, один из любимых писателей, чьими рассказами зачитывалась юная девушка, мечтавшая покорить мир. Как-то так получилось, что по вечерам ее постоялец заваривал чай, к которому она до сих пор была равнодушна, и они садились за стол чинно, словно жили не в пригороде Нью-Йорка, а в старой доброй Англии, где-то в глухом замке, в котором просто обязаны водиться приведения. И неспешно обсуждали очередное изящное наблюдение отца Брауна или тонкую логику мистера Фишера. На третий вечер к ним присоединилась Линда. Этой белобрысой оторве с вечно исцарапанными коленками вначале было просто любопытно, а потом стало интересно. Все-таки герои Честертона – это не Капитан Америка или Супермен. Чтобы их понять, оказывается, думать надо. ГЛАВА XV За две недели, что Щербатов ежедневно ездил в Принстон, он не только изучил и город, и университет. Он перезнакомился со многими студентами, преподавателями. С американцами вообще оказалось легко знакомиться, если просто поболтать. О чем? Разумеется, о пустяках. Попытки поговорить о родственниках, планах на будущее, вообще о чем-либо, что американец считает для себя важным, наталкивались на глухую стену. Зато о спорте, учебе и преподавателях – да сколько угодно! Кто либеральничает на экзаменах, кто наоборот, плохо спит, если не срежет кого-либо для пересдачи на осень. Есть пара зверей, которые на первом курсе находят себе жертв, а потом лично гоняют их на всех курсах вплоть до выпускного. Апинис? О, этот, как раз, либерал. И как у всякого либерала, имеется у него пунктик. Если студент на экзамене сможет приплести к ответу английского писателя, все, считай, что экзамен сдан. На сколько – другой вопрос, но опыт показывает, что английская литература и здесь повышает шансы. Как общается со студентами? Так это смотря на какую тему. Если о спорте или, не приведи господи, о вечеринках, так лучше и не заикаться. Панибратство исключено как явление. Но, опять же, если по делу – то запросто. Россия? Союз? А как же! Рассказывает об этих варварах взахлеб. Почему варварах? Ты, дружище, фамилии их писателей слышал? Достоевский, Чернышевский или вот, Радищев – ты только выговорить попробуй! Ну что же, информация собрана, можно начинать. Профессор Апинис Илиа освободился рано. В два часа отзвенел звонок, возвестивший, что на сегодня общение со студентами окончено. Можно спокойно пообедать, да хорошо провести времечко в университетской библиотеке, поработать в свое удовольствие. Среди гигантских стеллажей в уютном читальном зале есть возможность завершить, наконец, монографию, которая, без сомнения, вызовет бурные споры среди коллег. Ну и хорошо. Как говорится, главное – чтобы нас не забывали. Не забудут, никуда не денутся. Скандальчик обещает быть знатным. Невысокий, полненький профессор, со времен молодости сохранивший длинные, когда-то черные как смоль, а теперь седые волосы, забранные в обычный для хиппи хвост, и любовь к хорошей, удалой драчке. Только теперь удовольствие доставляли не свалки в барах, а яростные, не считающиеся с авторитетами и не стесняющиеся соленых слов споры с коллегами. Впрочем, было дело, пару раз такие дискуссии переросли в реальную потасовку и закончились в полицейских участках. Воспоминания о них до сих пор грели душу ученого. Так что увлекала мистера Апиниса не только интересная тема, но и заманчивые перспективы будущего скандала. А тут… – Профессор, могли бы вы уделить мне несколько минут? Это еще кто? Белобрыс, кучеряв. Для студента староват, хотя здесь и такие встречаются… Аспирант? Интересно, с какой кафедры? – А вы кто? – Простите, не представился. Моя фамилия Гранин. – Русский? – Да, но не из России, из Бразилии. – Говорите по-русски? – Конечно, мы дома всегда на нем говорили, – Щербатов перешел на родной язык. – Отлично! Сто лет не разговаривал с соотечественником! Щербатов напрягся – что, и с «Комаровым» он не разговаривал? Но в любом случае продолжаем знакомиться. – Значит, мне повезло больше. Я – всего лишь три года. Пока родители были живы, у нас часто бывали русские. И дипломаты, и люди из торгпредства. – Родители умерли? – казалось, искренне огорчился Апинис. – Мои соболезнования. Но что привело вас в Принстон? Для поступления вроде поздновато… – О, нет, что вы. Всего лишь желание проконсультироваться. Я переехал в Штаты и сейчас пишу монографию, рассчитываю опубликовать ее в России. Честертон, влияние религиозно-философских взглядов писателя на его творчество. Мне кажется, что для современной России это особенно актуально. В последнее время там вышло несколько интересных статей на схожие темы. – Что вы говорите? В России? Очень, очень интересно. А что вы хотите от меня? – Господи, профессор, а к кому еще я могу обратиться? Здесь я как в вакууме, ни связей, ни знакомств. К тому же монография пишется в расчете на публикацию в России, так у кого же еще мне спрашивать совета? – Что же, давайте обсудим! Вы обедали? Здесь рядом неплохое кафе, там и поговорим. «Пятьдесят два сезона» – рекомендую! Надеюсь, вы платежеспособны? Обед затянулся до вечера. Выпив по соточке водочки, собеседники увлеклись. Разгорячившись, соглашались и ругались, спорили до хрипоты, обвиняли друг друга в некомпетентности и тут же восторгались мастерством и эрудицией. Другие преподаватели и редкие студенты, которым не повезло в это время посетить «Пятьдесят два сезона», пораженно смотрели на растрепавшегося в азарте профессора, на непонятном языке отстаивающего, по-видимому, само право Америки на существование. Во всяком случае, судя по накалу страстей, предмет спора был не менее глобальным. Всю дискуссию Щербатов ругал себя последними словами за лень и забвение первой специальности. Но, словно по волшебству, откуда-то из глубин подсознания всплывали, казалось, навсегда забытые термины и знания, причем и к месту, и по делу. В конце концов, после очередной рюмки дело дошло до обсуждения актуальности Честертона именно для современной России, и здесь споры стали особенно жаркими. – Да что вы в своей Бразилии можете знать? – войдя в раж, воскликнул Апинис. – Буквально на днях в Америку приехал мой племянник. Из России. Давайте спросим его! Вот он-то вам расскажет, чем сейчас действительно интересуются русские! Бинго! Попался, профессор! Теперь подсекаем, но осторожненько, только бы в тину не ушел. – Что, правда? А давайте спросим. Когда? – Да прямо сейчас, чего ждать? – Он направился к телефону. – Хелло, молодой человек! Хотите сделать приятное своему старому дяде? Ой, не надо комплементов, лучше прямо сейчас приезжайте в Принстон, в мое любимое кафе. Нет, со студентками вы будете знакомиться сами, хотя обязанности обеспечить меня внуками с вас никто не снимал. Сегодня вам надлежит разбить в пух и прах одного нахального оппонента, утверждающего, что он знает о России больше нас с вами. Приезжайте и положите его на обе лопатки. Только немедленно, потому что кафе закроется через три часа, можем не успеть отпраздновать победу. Затем беседа успокоилась, как успокаивается море перед штормом. Собеседники ждали загадочного племянника из самой России, который и появился через полчаса. Увидев, кого именно ему предстоит «положить на лопатки», побледнел, но свою роль отыграл до конца, не вызвав у дяди и тени сомнений в искренности спора. Щербатов ушел незадолго до закрытия кафе, не забыв договориться с профессором о следующей встрече. Почти сразу за ним откланялся и «Комаров». Они встретились на улице. – Ну, Василий Петрович, вы даете! Меня чуть кондрашка не хватила! Вначале по всем каналам ваш портрет в траурной рамке показывают, а через пару недель здравствуйте, не опрокинуть ли нам по рюмашке. Может вы призрак, а? – Призраки водку не пьют, только коньяк, так что переживай стресс спокойно. Ты вообще как, готов еще разок встретиться? В другой обстановке? Или уже надышался пьянящим воздухом свободы? – Надышался, так надышался, что блевать тянет, – «Комаров» смачно сплюнул. – Чем-чем, а свободой Морячок меня здесь по горло обеспечил. Совершенно свободный выбор – или в тюрьму, лет на двести, либо в Гудзон, с железякой на ногах. – Не дрейфь, мы теперь вместе, прорвемся. Слушай… Они коротко договорились о связи, назначили следующую встречу. Все, можно возвращаться домой, в Кранбэри. Щербатов и сам не заметил, как мысленно сказал «домой». Джудит Кэмпбелл «Дядюшка» в этот вечер приехал поздно, на такси и крепко навеселе. Сказал, что нашел работу, на днях съедет, как договаривались, и отправился в гостевую комнату. Спать. Джудит с дочерью сидели на кухне и уплетали что-то очень вредное для фигуры, но безумно вкусное, что с утра приготовил их гость. – Мама, а дядя Клод правда должен уехать? – почему-то грустно спросила Линда. – Конечно. У него своя жизнь, теперь он будет работать, и мы ему не нужны. – Джудит ответила именно так. Не «он нам не нужен», а «мы ему не нужны». – Правда? Совсем-совсем не нужны? – Ну, жили же мы как-то друг без друга. И дальше проживем. – Мама, вот именно, как-то! Ты знаешь, как мы в субботу барбекю жарили? Когда ты куда-то ездила. Нас дядя Фрэнки пригласил. Так Клод сказал, что американцы делают его неправильно, сам выбрал, замариновал мясо, сам его жарил как-то необычно, но так вкусно! И мне, и Полю, сыну Фрэнки, так здорово было! – Клод? Просто Клод? – перебила Джудит разгорячившуюся дочь. – Что такого, все «дядя» да «дядя»? Я давно его Клодом зову, он сам предложил. Да, а потом они с Фрэнки бороться начали. Фрэнки сильный, это все знают. Они так друг друга кидали! А Клод сказал, что них был день авиации. По-моему, они крепко подружились, – сделала по-женски логичный вывод Линда.