– Слушаю вас, господин капитан! – в мембране звучит молодой голос нашей единственной надежды на артприкрытие. – Владимир Борисович, обстоятельства изменились, ставлю вам новую задачу. Срочно уводите броневик на Центральную станцию, оставляйте на нём наводчиком кого сочтете нужным, а с остальными принимайте под командование батарею трофейных противоаэропланных орудий. – Простите, а почему противоаэропланных? – Потому что других не было!.. Пушки смонтированы на шасси грузовых автомобилей, так что будете играть роль мобильного артиллерийского резерва. Четыре 75-миллиметровых ствола… Точнее – три, одна пушка остается на станции в виду отсутствия водителя… – Ясно! В экипаже броневагона оставляю канонира Еременко и Николая Спиридоныча, виноват, бомбардира в отставке Якушевича. – Как он вам глянулся? Не подведёт? – Нет, видно, что человек опытный, с орудием быстро освоился. А глазомер – тот ещё, дальномеру не уступит, сам проверял… Извините, Денис Анатольевич, я раньше пробовал несколько раз управлять автомобилем… Получалось… Если не возражаете… – Хорошо, если получится без аварии, то не возражаю. Набирайте расчёты, вы же людей лучше знаете… И максимум через пятнадцать минут быть на Центральной! Всё, конец связи!.. * * * До второго блокпоста дозвониться не успеваю из-за крика: «Германцы! К бою!» Панических ноток в голосе, впрочем, не слышу, наоборот, даже какой-то азарт звучит. Ох, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы… Первый взвод уже на позиции, второй горохом рассыпается за заборы, по пустым домам и чердакам, как и было задумано. Бинокль приближает кромку леса и шагнувшую оттуда редкую цепь гансов… Потом ещё одну… И ещё… Рота, человек сто двадцать… Так, а это что за грузчики с носилками побежали? Ага, два МГ-08, по одному на фланг… Залегли, приготовились… – Места огневых точек засекли? Передайте пулемётчикам – стрелять по команде. Сидящий рядом прапор молча кивает и отправляет вестового в путешествие по-пластунски… Немцы «тралят» дорогу и полосы метров по пятьдесят-семьдесят вправо и влево от нее. Дальше не получится, с обеих сторон начинается болотце. Дистанция – около версты. Шагают быстро, скоро подойдут к завалу и, надеюсь, начнут его разбирать. Там и работы-то – совсем ничего. Несколько обозных телег, бестолково обложенных бревнами, шпалами, бочками и прочим крупногабаритным мусором, между которыми на досках, выбитых из близлежащих заборов, криво натянуто несколько рядов колючей проволоки. Этакая наспех сооруженная баррикада из всего, что оказалось под рукой… Если не считать одной такой малюсенькой детальки – несколько «ниток» тянутся к гранатным запалам, присоединенным к кускам детонирующего шнура, ведущим в свою очередь к капсюлям-детонаторам в тротиловых шашках и шрапнельных снарядах, замаскированных всяким тряпьем. Рядом стоят четыре жестянки литров по двадцать, в которых бойцы всё-таки успели смешать бензин с мазутом, в соотношении один к двум по классическому рецепту любителя коктейлей товарища Молотова… Короткий свист, и одно отделение открывает огонь. Несколько зольдатенов падает, остальные, повинуясь команде, рывком преодолевают оставшееся до повозок расстояние. Идущие сзади цепи разбегаются в стороны, насколько позволяет болото, залегают и вместе с расчётами МГ стараются достать стрелков ответным огнём. Стреляйте, стреляйте, патронов у вас всяко меньше, чем у нас, и подвоза в ближайшее время не будет… Со стороны завала часть немцев тоже принимает участие в забаве. Остальные под шумок пытаются расчистить дорогу… Ну, давайте, давайте, нащупайте там чего-нибудь!.. Бу-бумс!.. Дорогу накрывает дымно-огненный шар, воздух ощутимо толкает в грудь, грохот бьёт по ушам, во все стороны летят обломки телег вперемешку с их содержимым и самыми любознательными тушками. Молодцы, придурки, нащупали!.. Завала на дороге уже нет, есть только большая воронка и валяющиеся вокруг тела. Частично – неподвижные, частично – катающиеся по земле в надежде сбить пламя. Оставшиеся в живых очень быстро отступают, гансовские пулеметчики прикрывают этот марш-бросок назад, но бьют не очень прицельно, очевидно из опасения задеть своих. – Огонь по полной! Пулемётам положить всех, кого смогут, на дуэль не отвлекаться! Вестовой на карачках снова отправляется по старому маршруту. С расчётами всё было оговорено заранее, но мало ли, вдруг забудут в горячке. Не забыли, и дорога к лесу постепенно устилается трупами немцев. Кто-то самый хитрый падает и пытается ползти, притворяясь мёртвым, когда очередь ложится слишком близко. Гансы-пулемётчики изо всех сил пытаются заткнуть своих «коллег», но у нас огневые позиции сложены из шпал и обвалованы мешками с землей. А у них – пикник на обочине. Поэтому, когда последние бегуны скрываются между деревьев, машиненгевершутцы (пулеметчики) со своим имуществом пытаются последовать туда же. Удается не всем… – Арсений Петрович! – окликаю ротного и выдаю, надеюсь, ценные указания. – Проверьте людей, дайте команду пополнить боекомплект. Пулемёты – назад, как договаривались. Если германцы попрут, играйте вариант с западнёй. Еще раз проверьте всё. Да, сюрприз нумер два не трогайте. Я – на Центральную. – Господин капитан, думаете, что они не скоро полезут? – в голосе прапорщика слышно сомнение. – Сюда к вам – нет. Их излюбленный приём в такой ситуации – обойти очаг сопротивления с флангов. – Достаю карту и показываю собеседнику. – Слева им это не удастся, там болото и… ну, вы знаете. А вот справа могут через лесок выйти на дорогу из Мускевичей и пройти аж до самой станции. Есть там одно узенькое местечко. – Так на станции же вторая рота! Они… – Нет. Вы же сами видите, что ваши люди после лагерных харчей годны только в стационарную оборону. И задача у той роты – контролировать направление Свитиловичи – Анисимовичи. А навстречу германцам я сам… съезжу… Глава 20 Колеса броневагона последний раз тихонько стукнули на стыке, скрипят тормоза, и мы останавливаемся. Неподалёку от того самого узенького местечка, где прячущиеся в траве две колеи от тележных колес гордо называются дорогой на Мускевичи. Бойцы начинают заниматься маскировкой, и через несколько минут борта украсились свеженарубленными ветками так, что отличить нас от леса можно было только шагов с пятидесяти. Потом, чтобы праздно не томиться ожиданием, подходят с невинным вопросом, как начальство отнесётся к легкому перекусу в полевых условиях. Только сейчас вспоминаю, что последний раз как следует ел вчера вечером… Услышав положительный ответ, все быстро вооружаются ложками и открывают один из ящиков, стоящих вдоль стен. Мне, как большому начальству отдельно приносят «овощное рагу с тушеной свининой» в двух открытых консервных банках и тщательно вытертый о штанину трофейный инструмент для его уничтожения, потому как свои столовые приборы я оставил в седельной сумке. На автопилоте пересчитываю бойцов… шестнадцать пулемётчиков, два пушкаря… Стоп!.. А где у нас главный по моторчикам?.. Ага, вот он. Немец пристроился возле движков и, достав из кармана замусоленный огрызок галеты, откусывает маленькие кусочки и пытается тщательно их пережёвывать… Аппетит сразу куда-то уходит. Не, ну мы же, в конце концов, не цивилизованные европейцы, чтобы жрать каждый своё!.. – Бойцы, изобразите мне ещё одну порцию, – командую пирующим, затем поворачиваюсь к пленному. – Гефрайтер! Немец, суетливо пряча в карман недогрызенный «крекер», вскакивает и вытягивается по струнке. Один из пулемётчиков ставит открытые банки на капот двигателя и возвращается к товарищам, с интересом поглядывающим на развитие событий. – Willst du was Essen? (Ты хочешь есть?) Пленный несколько секунд смотрит на еду, затем поднимает пустые, ничего не выражающие глаза и, непроизвольно сглотнув, отвечает: – Nein, herr Hauptmann! (Нет, господин капитан!) Ну да, ну да, сыт по горло. Сразу видно… – Setz dich und i. (Садись и ешь.) Немец садится рядом, берёт в руки банку и только потом задумывается об отсутствии ложки… Бойцы сосредоточенно не смотрят в нашу сторону, понятно – пепеляевские, мои бы так не поступили. Только собираюсь передать свою ложку, положение спасает отставник Якушевич. Тщательно отерев свою носовым (и откуда только взял!) платком, он «по-дружески» хлопает одного из бойцов по плечу, попадая, однако, по шее, и громко ворчит: – А ну-кась, молодой, передай-ка человеку… Чай, не турка какой… Ложка путешествует по рукам, последний пулемётчик встаёт и, протягивая ее немцу, пытается уронить. Но вовремя встречается со мной взглядом… Котята, блин, глупенькие!.. Вы бы перед пленным генералом себя также вели бы?.. Что-то очен-но я сомневаюсь… Механик тем временем аккуратно и быстро орудует ложкой. Подождав минуту, начинаем вежливый допрос. Заодно снова тренируемся в разговорном немецком. – Как тебя зовут? Сиди!.. – Гефрайтер Карл Шекк, герр гауптман. – Немец непроизвольно пытается вскочить, но после команды продолжает сидеть в напряженной позе. Беру еще паузу на пару минут, делая вид, что всемерно увлечен процессом вылавливания остатков мяса из банки, затем, когда пленный тоже увлекается поглощением консервов, задаю свербящий сознание вопрос: – Скажи мне, Карл Шекк, почему ты с такой лёгкостью согласился помогать врагам кайзера? Тот от неожиданности дёргается, чуть не роняя остатки завтрака на пол, кидает на меня взгляд, затем отводит глаза и, решительно вздохнув, отвечает: – Герр гауптман, эта война бессмысленна. Из-за того, что какой-то сербский гимназист застрелил какого-то австрийского герцога, десятки и сотни тысяч солдат сейчас убивают друг друга. Французы, англичане, русские, немцы, австрийцы… Я только наполовину немец, моя мать – чешка. И я помню, как на нас смотрели чванливые бюргеры, гордящиеся тем, что в их жилах течет только германская кровь… Воевать за германского императора? Я хочу остаться в живых и вернуться к семье. Если выиграете вы, это когда-нибудь случится, если нет – меня ждет полевой суд и, в лучшем случае, – двенадцать – шестнадцать лет тюрьмы… Кайзер обещал, что все солдаты вернутся домой еще до того, как с деревьев упадут листья. Скоро они упадут в третий раз, а войне не видно конца… Это лирическое отступление прерывается появлением дозорного, скороговоркой докладывающего о появлении противника. Команда «К бою!», расчёты быстро занимают места возле своих «гансокосилок», я оглядываю местность в открытую амбразуру. В бинокль хорошо видно искомую цель… Раз, два, три… Десяток немцев шагает по дороге, глазея в разные стороны, типа, внимательно осматривая местность. Дистанция – метров восемьсот… Ага, а вот за ними на безопасном расстоянии появляется походная колонна. Добро, ждём, пока они полностью залезут в ловушку. Когда до головняка останется метров сто, открываем огонь… – Внимание сюда! Правый борт, первый пулемёт работает по выходу из леса, четвертый – по головному дозору, второй и третий – косят колонну. Левый борт, пятый и шестой смотрят за тылом, остальные – заряжающими к орудиям. – Дую в переговорную трубу для связи с «носовой» орудийной башней в орудийную башню. – …Николай Спиридоныч, дистанция – около версты, здесь прицел… – Знаю, вашбродь, знаю, – ворчит в ответ старый вояка-артиллерист. – Яго благородь прапорщик Медведев ужо объяснил усё… Справимси… Второй пушкарь в ответ на мой немой вопрос кивает головой, типа – в курсе, и исчезает за бронедверкой. И последнее… – Шекк, как только начнётся стрельба, заводи двигатели. Надеюсь, у тебя это быстро получится? – на последней фразе добавляю немного угрозы в голосе. – Яволь, герр гауптман! – Пленный автоматически вскакивает. Вот-вот, не зли герра гауптмана, он, когда злой, – очень опасен… * * * Ждём, ждём… Гансам осталось пройти совсем немного, каких-то двести шагов. Но дозор останавливается, старший, скорее всего, унтер-офицер, начинает осматривать местность в бинокль… Поворачивается в нашу сторону… Блин, да хватит пейзажами любоваться, шагай давай! Тебе до встречи с Создателем совсем немного осталось!.. Вот, молодец, подал команду, движение возобновилось… Мельком оглядываю свой экипаж, бойцы тоже нервничают. Кто-то облизывает внезапно пересохшие губы, кто-то бездумно поглаживает рукоятки «максима»… Глаза прикипели к прицелам, осталось подать команду, и… Пятьдесят шагов… Ну, шагайте… Двадцать… Всё! – Огонь! Пулеметы разом выплёвывают очереди, вагон наполняется пороховыми газами и грохотом, через который прорывается рявканье пушек… Ничего еще не понявшие немцы валятся на землю, головной дозор как ветром сдуло. Немецкая колонна рассыпается, опомнившиеся зольдатены порскают с дороги в разные стороны, пытаясь укрыться от флангового огня… Якушевич только с шестого или седьмого выстрела накрывает пехоту, но затем, пристрелявшись, начинает «ощипывать» колонну, как опытная хозяйка курицу, стараясь не пустить никого обратно в лес… Вторая пушка приходит на помощь пулемётчикам, и кустики вдоль дороги сначала прореживаются снопами картечи, затем, чуть подальше, покрываются шапками разрывов осколочно-фугасных снарядов… По броне барабанит ответная очередь, затем еще и еще… Успели развернуть пару МГ? Да пожалста!.. В ответ улетает несколько 57-миллиметровых «бандеролек», и, по-видимому, как минимум две из них доходят до адресатов… Немецкие машингеверы смолкают, и это служит сигналом к поспешному драпу тех, кому повезло и кто может еще передвигаться на ногах… Вдогонку выпускается еще несколько очередей, и наступает относительная тишина, нарушаемая лишь негромким шипением пароотводов, звяканьем стреляных гильз под ногами, тарахтеньем движков на холостом ходу, кашлем и кхеканьем бойцов. – Осмотреться, доложить о потерях! И открыть люки, проветрить тут всё, дышать нечем! – Вашбродь, потерь нет. Ни ранетых, ни убитых, – докладывает улыбающийся во весь щербатый рот унтер. – А здорово мы их!.. Причесали… Вылезаю на свежий воздух, достаю папиросу из портсигара, закуриваю и с отвращением выкидываю. Надышался уже, блин, всякой гадостью… И тут же замираю, превратившись в одно большое ухо! С восточной стороны доносится приглушенная расстоянием какофония боя. Пулемётные очереди, пушечный грохот, разрывы. Ноги сами несут назад, командую Шекку: «Поехали!» и остальным: «К бою!», после чего объясняю причину спешки… Как только въезжаем на Центральную, бегу искать Анатоля, но фельдфебель Осипов, старый седоусый ветеран докладывает, что штаб-ротмистр оставил командование на него, а сам убыл для отражения атаки на восточный блокпост. И увёл туда все четыре автомобиля с пушками. Пока идем в «штаб», где есть связь, бой в отдалении начинает стихать. Телефонист быстро соединяет с КП «Восток», через минуту слышу довольный голос Дольского: