Данилка тем временем появляется на пороге с необходимой тарой, а за ним виднеется фигура отца Александра. – Вы позволите, господа, поприсутствовать здесь слуге Божию? Надеюсь, не помешаю? – Конечно, отче, вы для нас всегда желанный гость! – Еще раз раскланиваюсь со священником, затем обращаюсь к Оладьину: – Сергей Дмитриевич, не откажите в любезности взять на себя роль виночерпия. Пока новоназначенный «дозировщик» разбирается с шампанским для дамы и водкой для остальных, продолжаю следовать сценарию: – Господа офицеры, прошу всех желающих высказать свое мнение относительно новопред… тьфу ты, представленных к новому чину. – Если не возражаете, господин капитан, – слово берет Волгин. – Я имел удовольствие видеть как в боевой обстановке, так и в условиях повседневной службы всех виновников торжества. Поскольку часть из них служит под моим началом, смею заверить всех присутствующих, что никаких замечаний по исполнению ими своих обязанностей не имею… Ну, а некоторые вполне простительные детские шалости, надеюсь, останутся в прошлом. Не так ли, Максим Борисович?.. Макс Горовский при этих словах начинает предательски краснеть. Опять угостил кого-то своей фирменной папироской с петардой? Шалунишка, блин!.. Или что похуже отчебучил? Ладно, штабс-капитан сам с этим на раз справится… – Спасибо, Иван Георгиевич. Ваше здоровье, господа! – Так, начало коллективной пьянке положено, идем дальше. – Есть еще желающие высказаться?.. Высказаться, конечно, могли бы многие и о многом, но присутствие представителей царствующего дома накладывает на рты некоторые цензурные ограничения. Далеко не всё можно и нужно слышать августейшим ушкам, тем паче принадлежащим юным особам женского пола. Поэтому снова оказываюсь в центре внимания. – Хорошо, тогда, надеюсь, присутствующие простят мне несколько пространный монолог… С Анатолием Ивановичем я знаком уже более года. И всё это время, уходя на задание через линию фронта, я был спокоен, зная, что с тыла нас прикрывает группа тогда ещё поручика Дольского. И что в случае неудачи не придется на нейтралке отстреливаться до последнего патрона и погибать смертью храбрых. Вы, господа, также неоднократно побывали в этой роли и прекрасно понимаете, о чем я говорю… С Романом Викторовичем, Димитром Любомировичем и Николаем Павловичем я познакомился в Ново-Георгиевске. Эти офицеры не выполнили приказ сдаться в плен, на мой взгляд, абсолютно преступный, но и не нарушили присягу, данную нашему государю. Они не раз доказали свою отвагу, пробираясь вместе с нами к своим. И после, во всех боевых операциях они не дали ни малейшего повода усомниться в своей храбрости, желании и умении воевать… Господа вольноопределяющиеся прибыли к нам чуть более полугода назад. Тогда это были слегка наивные, несколько романтично настроенные студенты с некоторым не совсем понятным набором сумбурных мыслей в головах… Интересно, что бы вы сейчас сделали, повстречавшись с тем же самым незабвенным новогеоргиевским агитатором Мишей Бейциным? – Попросил бы его немного помолчать. С одного, максимум с двух ударов, – как всегда спокойно и рассудительно отвечает Илья Буртасов, поддержанный согласным кивком Вадима Федорова. – А я бы угостил папироской… Фирменной, – под дружный смех выдает свою версию Макс Горовский. Не понявшим юмора августейшим гостям Федор Артурович вполголоса объясняет смысл сказанного. – Так вот, за это время едва оперившиеся птенцы выросли и превратились в боевых орлов, простите за каламбур, способных пролететь огонь, воду и медные трубы, а затем оглянуться и посмотреть, всё ли они сожгли и взорвали, или что-то еще осталось, и неплохо было бы вернуться… В заключение скажу, что я считаю для себя большой честью служить вместе с вами в одном батальоне… А теперь… Серж Оладьин уже приготовил для всех стаканы со звездочками. Беру первую пару погон. Опаньки, а они-то у нас не простые! Парадные, золотистые, сверху – императорская корона, чуть пониже – вензель Ольги Николаевны, красиво переплетенные инициалы «О» и «Н», а в самом низу – еще одна буковка «Н», только поменьше. Ну-ка, вспоминаем, у простой пехоты на погонах цифирки по номеру полка, а у нас – первая буква названия батальона. Значит, теперь мы, типа, к гренадерам относимся, и эмблемой у нас – бомба с горящим запалом. А учитывая, что батальон еще и ударный, добавляем к ней череп с костями. Ага, еще молнию через глазницу и надпись внизу – «Не лезь, убью!». А что, это – идея! Забабахаем такую эмблему, все умрут от зависти. В смысле – свои. А немцы – ну, там другие причины для летального исхода будут. Ладно, заканчиваем витать в облаках, надо дело делать… Так, начинаем по старшинству, с Дольского. Вручаю стакан, на дне которого блестят кусочки золотистого металла, Анатолю, который в наступившей тишине медленно выпивает водку, затем берет протянутые погоны и, «целуя» их, выкладывает звезды долгожданным манером. Затем выпрямляется, вытягивается по стойке «смирно» и докладывает: – Ваши императорские высочества, ваше превосходительство, господа офицеры, представляюсь по случаю присвоения очередного воинского чина, штаб-ротмистр Дольский! Затем все действия повторяются еще шесть раз, меняются только действующие лица и фамилии при докладе… …поручик Берг!.. …поручик Стефанов!.. …подпоручик Бер!.. …прапорщик Буртасов!.. …прапорщик Федоров!.. …прапорщик Горовский!.. И затем – заключительная фраза уже в моем исполнении: – Господа! Нашего полку прибыло!.. Оконные стекла дребезжат в унисон с дружным троекратным «ура!», и официальная часть на этом… не заканчивается. Теперь я передаю бразды правления шефу батальона великой княжне Ольге Николаевне, которая уже освоилась и чувствует себя среди нас вполне свободно и комфортно. Дав минуту на экспресс-экскурсию по тарелкам, она негромко и даже как-то просяще обращается к присутствующим: – Господа офицеры, можно минуточку внимания?.. Что заставляет всех моментально и неподвижно застыть, глядя на нее преданными глазами и пытаясь незаметно проглотить непрожеванные до конца остатки закуси. – Господа, как шеф батальона, я хотела бы сегодня сделать вам всем небольшие подарки!.. – продолжает тем временем наша «шефиня». Ну, свой подарок я уже получил, поэтому открываю крышку ящика, приехавшего вместе с княжной, и работаю добровольным помощником, тем более что знаю, кому какой кортик надо вручать. Вот и первый – ножны с недавно помянутой «адамовой головой», крапово-анненский темляк, завязанный узлом на гарде и частично скрывающий надпись «За храбрость», черная граненая рукоять, золотистое навершие с маленьким мальтийским крестиком «клюквы». Его Ольга Николаевна вручает Волгину. Иван Георгиевич опускается на левое колено, прикасается губами к наполовину обнаженному граненому лезвию, встает и благодарит её высочество. Следом то же самое делает Анатоль, получая такой же клинок. Все мои офицеры уже давным-давно имеют «клюкву», поэтому простые кортики достаются только что произведенным в прапора студентам. Ну, я думаю, это – ненадолго. Тем более что у двоих – медали «За храбрость», а у Максима – солдатский Георгий за химический эшелон в Ловиче. Вот теперь официальная часть действительно закончена, народ кучкуется возле стола, где осталось еще немного выпивки и закуски. – Денис Анатольевич, здесь остались кортики согласно штатному расписанию, и еще несколько запасных, на всякий случай. – Великая княжна кивает на ящик. – Пусть они хранятся у вас в батальоне. А вот теперь будем претворять в жизнь очередное коварство и ковать железо, не отходя от кассы! Никогда не думал, что придется поработать свахой… – Ольга Николаевна, разрешите запасные кортики использовать в качестве неофициальной награды для прикомандированных офицеров. – Делаю тупо-деревянное выражение лица и пускаюсь в пространные объяснения. – Дело в том, что к нам на учебу уже приезжали моряки из Гвардейского экипажа. Недавно родилась идея создать подобный нашему батальон морской пехоты, часть матросов уже прошла обучение, вот, на днях старший лейтенант Воронов должен привезти вторую партию… – Воронов?.. Павел Алексеевич?.. – Во взгляде княжны мелькает что-то этакое, особенное, но она тут же берёт себя в руки. – Я помню его еще по яхте «Штандарт», достойный офицер. – Да, вы правы, умный, храбрый, достойный. Он сразу проявил интерес к нашим способам вести боевые действия, тренировался вместе с подчиненными и был в числе лучших. Может быть, в порядке исключения?.. – Конечно, Денис Анатольевич. Когда он приедет, вручите ему кортик от моего имени… И передайте, что я помню о нем… – Княжна Ольга спохватывается и бросает на меня пронзительный взгляд, стараясь понять, не будет ли фраза превратно истолкована. Делаю вид, что абсолютно ничего крамольного не услышал, слова как слова. – Спасибо, Ольга Николаевна, всенепременно вручу и передам! – Пора менять тему. – У меня будет к вам еще одна просьба, но, прошу извинить, немного позже… Опасается девушка за свою репутацию, и, на мой взгляд, совершенно излишне… Да не волнуйтесь вы так, ваше высочество, если кто-то вдруг услышит и не так поймет, ему придется посетить травматолога и… Впрочем, не будем о грустном в этот праздничный день. Её высочество, считая разговор пока законченным, решает поближе познакомиться с нашими младшенькими и подзывает Алесю с Данилкой к отдельно накрытому чайному столику, где сервиз скромненько ютится по самому краю вокруг белоснежной громады торта. Там, с чисто женской непоследовательностью, она пытается заставить малышню одновременно делать два взаимоисключающих дела – отвечать на ее вопросы и лопать тортик. Пока виновники торжества отсутствуют, приводя форму одежды в соответствие, генерал Келлер с великим князем Михаилом окончательно добивают меня последним, надеюсь, на сегодняшний день, сюрпризом, стоит мне только подойти поближе. – Ну-с, господин капитан, на десерт мы припасли для вас еще одну новость. Информация конфиденциальная, так что кроме вас никто ничего не должен знать… – Его превосходительство делает многозначительную паузу, затем, понизив голос, продолжает: – Вы уже знаете, что на Юго-Западном фронте генерал Брусилов начал наступление на австрияков. Согласно апрельской директиве, он должен выполнять отвлекающий удар, но командующий Западным фронтом генерал Эверт, долженствующий прорывать оборону германцев у Молодечно и двигаться на Вильно, до сих пор не мычит, не телится. Простите, ваше императорское высочество, но я называю вещи своими именами. Ни артиллерийская, ни инженерная подготовка к наступлению даже не начаты, и неизвестно, будут ли проводиться вообще. Подробней мы поговорим завтра у меня в штабе… В общем, в ближайшем времени, где-то дней через десять-двенадцать, вашему батальону предстоит прогулка на ту сторону, и не скажу, чтобы она казалась лёгкой. Так что, Денис Анатольевич, готовьте личный состав, особое внимание – передвижению с полной выкладкой по заболоченной местности. И поторопитесь, от ваших действий будет зависеть очень многое. – Будет исполнено, ваше превосходительство!.. Федор Артурович, я не ёрничаю и не скоморошничаю, – стараюсь утихомирить начинающего закипать Келлера. – Пока что ничего сверхъестественного от нас не требуется. Мне завтра в назначенное время быть в штабе корпуса на постановку задач, личному составу начинать готовиться к предстоящей операции по двадцать пять часов в сутки. – Двадцать четыре, – автоматически поправляет великий князь Михаил. – Ваше высочество, не обращайте внимания, это – несколько своеобразный армейский юмор… – успокоившийся Федор Артурович объясняет очевидные вещи. – В ответ на вашу поправку капитан Гуров должен сказать, что они будут подниматься на час раньше… Он вам еще не рассказывал свою любимую училищную байку? – Нет. Но хотелось бы послушать. – В великом князе просыпается любопытство. – Денис Анатольевич, не откажите в любезности. – Пожалуйста… Старшина, то бишь фельдфебель строит взвод и говорит: «Товарищи курсанты, по-нашему – юнкера, захожу я сегодня в одну тумбочку и вижу, что койки номер восемь и девять в увольнение не идут. Вы спросите – почему? Я вам отвечу. Потому что там – две бабы. Одну я уже отодрал, второй сейчас занимается командир отделения». В переводе на нормальный русский язык сей монолог означает, что фельдфебель счел наклеенные внутри тумбочки фотографии кинодив из журнала грубейшим нарушением уставов. – Да, однако… – отсмеявшись, замечает высочайший гость. – Порядки у ваших… фельдфебелей действительно драконовские. – А у нас, ваше императорское высочество, наоборот, самых строгих старшин и сержантов называли на царский манер «унтерами», или «шкурами»… Глава 6 Наша «великолепная семерка», получившая звездочки, возвращается в полном составе, и сразу закрадывается подозрение, что новые погоны они одевали в соседнем помещении с помощью Ганны и фельдшера. И похоже, что Игнат Тимофеевич помог им принять должный вид не только внешне, но и накапал от щедрот своих по рюмке «успокоительного» каждому. Я, конечно, понимаю, что настоящие офицеры пьют всё, что горит, курят всё, что дымится, и… интересуются всем, что движется, без ущерба для службы, но уж больно весело-загадочно глазки блестят у моих новоявленных прапоров. Вот теперь – настоящие русские офицеры, до синевы выбриты и слегка пьяны. Главное, чтобы не наоборот, хотя – вряд ли, уж больно хлопотно для здоровья им такое удовольствие обойдется… А вот теперь начинается культурная программа с далеко идущими целями. Анатоль, испросив дозволения нарушить тишину, берет гитару и начинает по накатанной. Черные очи сменяются снегом, серебрящимся в лунном сиянии, затем звучит «Белой акации гроздья душистые», но слова и мелодия наши, попаданческие. Ага, великая княжна при первом же куплете ушки навострила и очень внимательно слушает. – Денис Анатольевич, не откажите в любезности, спойте что-нибудь. – Вовлеченный в интригу Дольский передает мне инструмент, делая вид, что его вокалу нужно чуть-чуть передохнуть. – С чего начнем, господа? – Тёмная ночь!.. – Осенний вальс!.. Волгин и Бер выражают свои пожелания одновременно. – Николай Павлович, давайте без обид, по старшинству. – Все мои уже давно знают многие песни оттуда, и у каждого есть своя любимая. Пробегаюсь пальцами по струнам, чтобы размять руки, и… Темная ночь, только пули свистят по степи, Только ветер шумит ковылем, тускло звезды мерцают… Не знаю, чем Ивану Георгиевичу приглянулась эта песня, но каждый раз он просит исполнить только её. И каждый раз взгляд затуманивается, и создается впечатление, что он мыслями где-то далеко отсюда… Что-то очень личное? Может быть, в душу без спросу не полезешь, а сам он не особенно любит распространяться о себе… …Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи.