Амир… С ним все было не так, как с Мардоре. Он осел в моем сердце болезненным осколком, и вытащить этот осколок уже не представлялось возможным. Амир закрыл меня собой в момент взрыва, принял удар на себя, а я ценой своей свободы купила ему жизнь. Что ж, видимо, мне не повезло. Хэпи энда в моей жизни не предвидится. Мардоре приготовил для меня жуткую участь – жить с его матерью и одного за другим рожать ему наследников. Глава 39 В проходе мелькнула прислуга. — Примите соболезнования, госпожа. Мы скорбим вместе с вами, — остановившись передо мной, почтительно произнесла она. — Ваше траурное платье для похорон скоро будет готово. Несколько мгновений я смотрела на нее с недоумением, а потом меня осенило: сегодня похороны отца! — Спасибо, — кивнула ей, и она удалилась. Мардоре очнулся через пару часов. К тому времени мой траурный наряд был готов. Когда он выбрался из душа, я стояла у большого зеркала в золотой оправе в длинном черном платье в пол. Голову украшала миниатюрная шляпка с вуалью. Притормозив рядом со мной, будущий муж несколько мгновений рассматривал мой образ. — Траур тебе к лицу, — вытирая влажные волосы полотенцем, удовлетворенно произнес он. — Как и на редкость удачный цвет волос. Спускайся вниз, будем завтракать. Похоронная церемония назначена на полдень. В моих глазах вспыхнул гнев. — И что, совсем не коробит? Идти на похороны того, кого задушил подушкой? Он метнул в меня опасный взгляд. — Меня? Ни капли! И кто придумал этот бред про подушку?! Твой отец умер от страха, как только я появился в его палате. Ведь за несколько часов до этого он продал тебя Удуговым. Подумать только, насколько двуличная оказалась тварь... — А то, что там будет моя беременная сестра? У нее живот видно! Это же твой ребенок?! Аристократические пальцы, сильные и крепкие, мгновенно впились в мое горло. — Прикуси свой язычок, иначе тебе не поздоровится, — зло прорычал Мардоре. Пальцы сжались сильнее, препятствуя поступлению воздуха в легкие, и я дернулась. Шляпка сбилась. — Запомни: молчание золото. Твоя сестра и ее беременность волнуют меня меньше всего на свете. На публике ты закроешь свой хорошенький ротик на замок и будешь безутешно рыдать по ушедшему папочке! А если посмеешь сказать хоть что-то кроме слов благодарности и приветствия, по возвращению домой мне придется проучить тебя по-настоящему. Поверь, хлыст бьет очень больно. Отныне вся твоя жизнь зависит от моего настроения. Не вздумай мне его испортить. Он наконец ослабил хватку, и я смогла дышать. Схватившись за горло обеими руками, я начала судорожно втягивать грудью воздух. В его серых глазах не мелькнуло и тени раскаяния. Как ни в чем не бывало, он распахнул гардероб и быстро переоделся. Для человека с серьезным ранением он выглядел довольно собранно. На ногу он прихрамывал, не более того. Завтрак прошел в гробовом молчании. Все также уютно потрескивал камин и также ярко сияла люстра из хрусталя под потолком. Скользнув по мне цепким взглядом, Мардоре подозвал прислугу. — Найдите для моей будущей жены какой-нибудь черный шарфик, чтобы прикрыть шею. Эти красные пятна безобразны! Я вздрогнула от его восклицания, но тут же опустила взгляд обратно в тарелку. Мысли о похоронах отца полностью завладели моим сознанием. Как лавировать в потоках постоянно меняющегося настроения будущего мужа, и не нарваться на рукоприкладство, я пока не понимала. Было такое чувство, что хоронят не Эдуарда Якоби, а меня. После завтрака к дому подъехало два черных бронированных внедорожника. Мне на плечи накинули отороченное дорогими мехами длинное черное пальто, и я покорно просунула свою тонкую руку под локоть Мардоре. — Мы пойдем через проспект. Люди должны видеть, что мы снова вместе в этот печальный день, — скомандовал он, и я подчинилась. Шествие началось. Черная шляпка с вуалью прикрывала мое бледное лицо, но на нас все равно оборачивались. «Это его невеста! Невеста господина Мардоре…» «В этот печальный день он готов поддержать ее…» «Какая красавица…как ей идет черный цвет», - летело нам вслед. Нас фотографировали. Нанятые Мардоре фотограф из СМИ, случайные прохожие – всем хотелось запечатлеть нашу пару. Наконец мы дошли до конца проспекта. Люди Мардоре услужливо распахнули перед нами дверцу внедорожника, и вскоре мы оказались внутри. Ровно в полдень все собрались у изголовья отцовского гроба в огромной часовне. Черная шляпка с вуалью прикрывала мои заплаканные глаза. На лице Мардоре стояла печать глубокой печали. К нашей паре подходили незнакомые мне люди и высказывали свои соболезнования. Опасаясь гнева Романа, я лишь кивала и всхлипывала. Моя мачеха Фаина и сестра Лана были тут же. Они бросали в мою сторону враждебные взгляды. Как будто это я задушила отца, а не Роман! В какой-то миг выдержка изменила Лане. Подобравшись ко мне, она с силой толкнула меня в грудь. — Ненавижу тебя, тварь! Как же я тебя ненавижу! Это я! Я должна быть на твоем месте! – закричала она так громко, что все обернулись. Сорвав мою шляпку, она вцепилась мне в волосы. От неожиданности я потеряла равновесие и толкнула гроб. — Что вы смотрите?! Уберите ее! — поймав меня за талию, процедил сквозь зубы Мардоре. Его люди, будто коршуны, взвились со своих мест и набросились на Лану. Их жестокость не знала границ. — Что вы делаете?! Она же беременна! — в ужасе закричала я и забилась в руках будущего мужа. Он метнул в меня уничтожающий взгляд, и я осеклась. Но мои слова успели прокатиться по часовне шоковой волной, и началось изумленное перешептывание. Лану отпустили. Убийственный взгляд оказавшейся в центре потасовки мачехи Фаины было невозможно выдержать. Священник долго читал молитвы, но до усопшего больше никому не было дела. Люди жадно рассматривали пальто моей сестры, желая найти доказательства моих слов. — Кажется, ты не понимаешь слов, Валери, — больно сжав мой локоть, прошипел Мардоре. — Что ж, придется проучить тебя по возвращению домой. Совсем отчаявшись, я впилась в него горящим взглядом. — Я ведь не сказала, от кого она беременна, — прошипела в ответ. — Или надо было это сделать? Он дернул меня к себе, но в этот момент началось прощание. Мы пошли к усопшему. Гроб подняли и понесли к месту захоронения. Я покорно плелась следом за Мардоре. Все происходящее казалось мне нереальным. Даже лежащий в гробу отец был каким-то неестественным, как будто его отлили из воска и надели лучший костюм. Колючий ветер с моря бил в лицо, и мне пришлось придерживать шляпку рукой. Когда мы вернулись в машину, чтобы ехать на поминки в ресторан, я забилась в самый дальний угол. К счастью, Мардоре было не до воспитания провинившейся невесты. Он снова в грубой форме потребовал от водителя дать обезболивающий укол. На этот раз тот не спорил, просто отдал ему пакет с одноразовым шприцем и ампулой. Закрыв глаза, я почувствовала, как машина тронулась с места. Кладбище осталось позади. Глава 40 Поминки в роскошном ресторане казались мне дурным сном. Но как красиво говорил об усопшем Мардоре! Как заливался соловьем, расписывая достоинства Эдуарда Якоби, павшего в борьбе с пороками побережья, и обещал будущим избирателям, что дело Якоби будет продолжено в лучших традициях Мардоре. — Мы сотрем с прибрежной зоны все игровые заведения и ночные клубы! Сюда больше не ступит нога порока и разврата! Помещения, которые использовали хозяева клубов, будут сожжены или переданы под санатории. Я молча давилась вином в надежде опьянеть и старалась не смотреть на другую сторону стола, туда, где сидели осиротевшие мачеха и беременная Лана. Обе были безутешны. Лана плакала навзрыд с того момента, как мы вошли в зал. Я понимала, что она оплакивает не отца, а себя и свою печальную участь. На душе было мерзко от того, что я заняла ее место. Сейчас сидеть рядом с Мардоре и с придыханием слушать его сладкие речи должна была она. Увы, Роман решил по-другому, и мне не оставалось ничего другого, как прятать глаза от сестры и глушить чувства крепленым вином. Перед глазами все поплыло, когда мне на колени упала сложенная вдвое салфетка. Я удивленно обернулась, но официант, который ее уронил, успел уйти к другим поминающим. Развернув салфетку, я прочла: «Валери, немедленно выйди припудрить носик! Рядом будет дверь в подсобное помещение. Иди туда» Сердце заколотилось где-то в горле. Дрожащими руками я скомкала салфетку и уронила ее под стол. Мардоре наконец заткнулся и опрокинул в себя содержимое бокала.