— Что? — еле слышно переспросил Весельчак, невольно припоминая вчерашний разговор. «Ха-ха… потерпи до завтра… вот помру, и тогда глумись…» Малыш же напрямую сказал, почти в открытую, да только никто не принял это всерьез, а теперь… Выходит, Белик уже тогда знал, что умирает?! Не потому ли скрыл ото всех свою рану? Уходил со стоянок, в одиночестве пережидая боль? И не потому ли он вино хлестал?! — К ночи все закончится, — спокойно подтвердил светлый. — «Черная смерть» действует быстро, редко когда удается выиграть хотя бы сутки. А он три дня продержался. Просто удивительная живучесть для человека… Дядько неожиданно вздрогнул: — Три дня, ты сказал?! — Он на секунду замер от какой-то мысли, быстро приподнял мальчишке веко и вгляделся в тускнеющую радужку, на ярком солнце приобретшую ядовито-зеленый оттенок, и в тихом ужасе пошатнулся. — Как действует этот яд? — хрипло спросил он, не глядя ни на кого из присутствующих. — Таррэн! Мне нужно знать, какие стадии Белик уже прошел! — Эта — предпоследняя, — неслышно отозвался темный. — Элиар прав: «Черная смерть» действует быстро. Насколько я знаю, она была придумана во времена расовых войн специально против бессмертных. И должна была стать таким ядом, чтобы даже наши целители не смогли ничего сделать. Разумеется, мы не сидели сложа руки: противоядие все-таки существует, хотя о нем не знают даже наши светлые собратья. Но его крайне сложно приготовить и еще сложнее использовать, потому что оно должно быть введено сразу после отравления. Седовласый раздраженно дернул плечом: — Я спросил тебя не об этом! Эльф вздохнул и послушно добавил: — На первой стадии появляется боль в месте удара, зуд и жжение, как от укуса комара. Она длится недолго. Вскоре боль расходится по телу, а всего через несколько часов становится такой нестерпимой, что жертва начинает кричать, будто ее заживо режут. Затем появляется жар и галлюцинации, иногда — бред. Случаются судороги, падучая и неукротимая рвота. Как правило, именно на этом этапе люди кидаются со стен или с крыш, пытаясь избавиться от боли, но если вдруг выживают… Таррэн умолк, не будучи уверенным, что стоит рассказывать дальше. — Говори! — напряженно велел седовласый. — На теле открываются все раны, — неестественно ровно закончил эльф. — В прошлом и настоящем, недавние и давно зажившие, о которых ты можешь даже не помнить. Все шрамы, что только есть, начинают кровоточить, и этого не избежать ни человеку, ни гному, ни даже бессмертному. Страж бережно погладил неподвижного мальчишку по щеке, словно не веря, что через все это им придется пройти. Вместе, потому что он никогда его не бросит. Снова, как и много лет назад, когда он нашел его умирающим, отчаявшимся и таким беззащитным, но все-таки живым. Создатель, за что?! Неужто все должно повториться?! Но тогда у малыша был хотя бы крохотный шанс уцелеть — умница Траш, которая держала его жизнь в своих зубах, а теперь нет даже этого! Таррэн сочувственно коснулся поникшего плеча: — Урантар, ему действительно не выжить. Люди за свою жизнь получают столько ран, что, как только они вскроются, любой истечет кровью за пару минут. И даже если бы у нас было противоядие, мы не смогли бы его спасти — прошло слишком много времени. Прости, но Белик умер, и ты не сможешь этому помешать. Мне действительно жаль. Если хочешь, я помогу ему уйти… без боли. Страж медленно обернулся и так страшно посмотрел, что эльф вздрогнул и поспешил убрать руку, которой собирался коснуться обреченного мальчишки. — Не смей! Прикасаться! К нему! — зло отчеканил Дядько, одновременно поднимая безвольно обмякшее тело. — Ты понял меня, темный?! Никогда не смей этого делать, или, небом клянусь, я тебя уничтожу! Караванщики расступились, пропуская окаменевшего от горя воина вместе с его ношей. Покачали головами, когда седовласый уложил погибающего племянника на ближайшую телегу и устроился рядом, но никто не остановил, не окликнул, не стал бередить и без того кровоточащую рану. — Карраш, принеси воды. И травы поищи — липу, малину… что будет. Может, мед где учуешь. А потом дуй на ближайшее болото, за крестовником и кровяным мхом. Только скорее, пока еще есть время. Гаррканец подскочил на месте как ужаленный и со всех ног кинулся прочь, но в последний момент с досадой рыкнул, затормозил и огромным прыжком вернулся. Он завертелся на месте, лихорадочно пытаясь подцепить зубами седельный мешок, который так и таскал на спине. Раздраженно взревел от бесконечных промахов, потому что счет шел на минуты. В конце концов, просто рванул плотную ткань и всунул изжеванный мешок в руки оторопевшего Стража. Даже мордой подтолкнул непонятливого смертного, чтобы до того поскорее дошло. Дядько развязал веревку, запустил пальцы вовнутрь и горестно прикрыл глаза: там было все, что нужно. И липа, и малина, и даже редкий эльфийский папоротник, чей горьковатый сок так хорошо снимает боль. — Карраш, так вы за ними?.. Карраш торопливо закивал: да, это именно те травы, за которыми он с хозяином спешно умчался этим утром. Только, видно, Белик не рассчитал свои силы и потерял сознание раньше, чем планировал. Седовласый ссутулился и с болью посмотрел на бледное лицо племянника. — Ох, малыш, зачем же ты так со мной?! Таррэн вернулся в голову колонны, прекрасно понимая, что помочь здесь не в силах. Он сказал Урантару чистую правду. Утаил лишь одно: «Черную смерть» придумали эльфы против своих же собратьев. Темные, если говорить точнее. Но убитому горем опекуну не нужно знать лишнего. Особенно сейчас. Вина за все мучения и, в конце концов, за гибель мальчишки целиком и полностью ляжет на плечи его сородичей. За то, что в тот черный день он, на свою беду, встретил кого-то из них. За то, что сейчас он задыхается от смертельного яда, изобретенного хранителями знаний. Взращивать в седовласом воине расовую ненависть было глупо. Конечно, жаль мальчишку, он всего лишь оказался не в том месте и не в то время, но теперь у него не осталось шансов, потому что от «Черной смерти» не спасают ни молитвы, ни ненависть, ни даже любовь. Ледяная богиня скоро скажет свое веское слово, и ей не смогут противостоять ни Урантар, ни его племянник, ни сам Таррэн, как бы он ни хотел обратного. А это значит, что следующим утром в отряде станет на еще одного человека меньше. ГЛАВА 14 Седовласый не отходил от Белика ни на шаг. Он всю дорогу держался вплотную к повозке и придирчиво следил, как девушки ухаживают за его племянником. Глядя, как мальчишку колотит озноб, как кривится и морщится его лицо, Урантар ни разу не заикнулся об остановке и ни от кого не ждал жалости или сочувствия. Но сам при этом не забывал поглядывать по сторонам и старательно прислушиваться к лесу, потому что от работы его никто не освобождал. Хотя проблема возможного повторного нападения агинцев явно беспокоила его гораздо меньше, чем тающий на глазах пацан. Карраш следовал за ним неотступно, время от времени перегибаясь через борта повозки и прямо так, на ходу, нежно касаясь губами щеки Белика. Он не подпустил к себе даже Дядько, злобно щерился и рычал, но не позволил себя расседлать. И весь вечер бежал возле скрипящей подводы, старательно соблюдая наказ умирающего хозяина: не отдавать в чужие руки его странный оберег — дурацкую палку, с которой он никогда не расставался. Илима сперва пугалась страшноватой морды и едва не вскрикивала от неожиданности, когда нос гаррканца требовательно тыкался в ее колени или совал в руки котелок с холодной водой. Но вскоре привыкла и даже рискнула погладить необычного зверя, поразившись неестественной гладкости кожи и ее твердости, будто та была выкована из стали. Карраш стойко вытерпел чужие прикосновения, но оробевшей девушке дал понять — подобные вольности он не приветствует и только хозяину позволяет себя касаться. А сдерживается лишь потому, что эти же самые руки вот уже несколько часов стараются облегчить Белику жизнь. — Лита… Заслышав тихий мучительный стон, полный отчаяния, Гаррон обернулся и помрачнел: кажется, мальчишке стало хуже. Вон как мечется, просто горит огнем, а теперь еще и бредить начал: уже в который раз зовет эту Литу или как ее там, да так, что сердце кровью обливается. — Лита… Лита! Южанин стиснул зубы и заставил себя не думать, потому что на душе и без того было гадко. Но когда спустя полчаса сзади раздался гулкий удар и испуганный крик, прерванный скрипом ломающегося дерева, молниеносно оказался рядом, опередив даже бдительного Стража. Как оказалось, внезапно забившийся в судорогах пацан вышиб локтем часть деревянного борта и едва не выпал на дорогу. — Проклятье! — выдохнул Гаррон, крикнув вознице остановиться. Он едва успел подбежать и вытянуть руки, в самый последний момент подхватил накренившегося над землей Белика и положил обратно. Урантар мертвой хваткой вцепился в племянника с другой стороны, обхватил поперек груди и с силой сдавил, стараясь удержать бьющееся тело подальше от края. Потом к нему подоспели Весельчак с Арканом, здоровяк Молот, все вместе вцепились, но даже так, впятером, им с трудом удавалось удерживать пацана на месте. Тот как безумный все рвался куда-то прочь, глухо стонал сквозь зубы и неистово бился. В мальчишку словно демон вселился, мгновенно превратив его гибкое тело в туго сжатую пружину, и воинам пришлось немало постараться, чтобы уберечь его от падения. — Карраш! — внезапно гаркнул седовласый. — Тащи сюда железки! Живо, пока Белик не порвал связки! Гаррон не успел подумать, при чем тут какие-то железки и как это может помочь, но умный гаррканец уже сорвал зубами со спины драгоценный сверток и буквально бросил в повозку, прямо на Стража. Внутри свертка что-то глухо звякнуло, щелкнуло, вокруг «талисмана» возникло ядовито-зеленое свечение, но Дядько не обратил внимания — цапнул не глядя и вложил необычный оберег в руки племянника. Мальчишка вздрогнул всем телом и застыл, будто его поразила невидимая молния. А затем скорчился на дне разворошенной повозки и тихо-тихо застонал. — Уф, — пробормотал Дядько, украдкой вытирая лоб и осторожно отнимая руки. Но Белик, до побелевших костяшек вцепившийся в палку, больше не шевелился. — Надо же, сработаю. — А что? Могло и не сработать? — прерывисто поинтересовался Гаррон. — У этой штуковины свой взгляд на такие вещи, но на этот раз обошлось — на какое-то время она его удержит. — А что это за штуковина, если не секрет? — Проклятие, — недовольно буркнул Страж. — Самое что ни на есть, только избавиться от него никак не получается. Да не лапай, дурень! Она даже через ткань может так шарахнуть, что потом три дня пластом лежать придется! — Откуда знаешь? Дядько скривился: — Сам однажды сдуру взялся. Хорошо хоть недолго держал, а то ходить бы мне всю жизнь одноруким. — А чего ж оно сейчас не сработало? — подозрительно посмотрел рыжий. — Почему не сработало? — Седовласый криво усмехнулся и с готовностью показал покрасневшие, сожженные до волдырей ладони. — Если бы я вовремя пальцы не убрал, спалило бы до костей. В тот раз так бы и вышло, если бы меня Траш не ударила, а сейчас я специально время выгадывал. Вот и обошлось. Только жжется, зараза. Воины ошарашенно переглянулись, на всякий случай отодвигаясь от бортика, но потом разглядели магическую штуковину в руках у внезапно угомонившегося пацана, и охнули: — А как же Белик?! — Эта дрянь ему досталась от одного уб… короче, в наследство. Вернее, в качестве компенсации за… тьфу! В общем, ее только кровные родственники могут носить, но я к ним, к сожалению, не отношусь. Потому малышу ничего не грозит, а вот всем остальным к ней лучше не притрагиваться. Страж с тревогой всмотрелся в слегка порозовевшее лицо племянника, зачем-то погладил ему живот, затем посмотрел на сухую ладонь и, наконец, перевел дух. — Кажется, порядок. — Ему лучше? — с надеждой прошептала Илима. — Нет. Но судорог больше не будет. Едем! — Не стоит, — хмуро отозвался Гаррон. — Все равно скоро стемнеет, да и речка недалеко: найдем только пологий спуск и встанем. Тем более малец совсем плох, так что пусть передохнет чуток, а мы завтра наверстаем, если, конечно, все обойдется. Дядько кивнул и снова вскочил в седло, направив своего флегматичного скакуна в начало каравана. Он выглядел спокойным, даже невозмутимым, но спокойствие было напускное — всем в караване было это понятно. Страж продолжил путь, стараясь не думать о том, что, возможно, завтра ему придется делать это в одиночестве. Одна только мысль, что Белика может не стать, ранила так, что хотелось биться головой о землю и требовать возмездия. Но где? У кого? У темного, что накануне спас ему шкуру? Или у его светлых собратьев, что и вовсе были ни при чем? Нет. Нельзя. Не время предаваться унынию. Дело все еще не сделано, работа не закончена, дорога еще лежит перед глазами, а потому надо терпеть. Давить эту боль. Справляться самому. И ждать, когда что-то решится. Он умел ждать — работа Стража немыслима без этого так же, как без умения держать в руках оружие. Но именно это всегда было самым сложным: ждать закономерного исхода и страстно молиться о чуде. А вдруг?.. Седовласый больше не посмел обернуться, чтобы не показать всей глубины своего отчаяния. Только глаза выдавали его с головой, но их Урантар предпочитал никому не показывать. А едва нашел подходящее место для стоянки, излишне резко отбросил поводья, даже не расседлав уставшего жеребца, и немедленно занялся костром. Ему не стали мешать: воины обошли периметр, внимательно проверили местность и, как обычно, выставили караульных. Сноровисто разбили лагерь, запалили в сторонке второй костер и все в том же угрюмом молчании поужинали, время от времени сочувственно косясь на поникшие плечи товарища. Дядько этого даже не заметил. Казалось, он полностью ушел в себя и, сидя у огня, неотрывно смотрел на пламя. Но вместе с тем гадал: сколько еще часов (или уже минут?) осталось жить его малышу. Почему Белик не решился признаться? Зачем рисковал, когда впереди был такой сложный путь? Для чего умолчал о ране? Буквально вынудил остальных держаться поодаль, хотя никогда прежде не позволял себе ничего подобного? Как, наконец, сумел не показать боли, которая наверняка была адской? Как он вообще сдержался, если от «Черной смерти» кричат даже самые сильные и терпеливые воины?! — Господин… Седовласый поднял голову и устало посмотрел на бледную как полотно Илиму. Девушка была смертельно напугана. И причину промелькнувшего в расширенных глазах ужаса он увидел почти сразу — у нее руки оказались по локоть в крови.