– А дело тоже подождет? Он великолепный специалист, нужен нам как воздух. Да и пострадал непонятно за что. – Какой же ты упрямец, – больше с одобрением, чем с раздражением произнес Плужников. – Ладно, готовь бумаги. Заместитель наркома откинулся в кресле. Взглянул на меня пристально. Все, пряники закончились. Сейчас последует кнут. – А теперь вернемся к нашим делам… Провал с Бароном – это позорно… Но этот эмиссар уходит от нас не в первый раз. – Мне что-то неизвестно? – Человек, на которого вы хотели выйти… Думаю, это Ревизор. – Кто такой? – Зловещая личность. Как Летучий Голландец возникает, шерстя подполье и оставляя после себя бездыханные тела. Уничтожил нашего сотрудника в Ленинграде. Вот, – Плужников пододвинул ко мне папку с докладной запиской. Я пробежал ее глазами. История там излагалась один к одному похожая на нашу. В ноябре 1937 года состоялась встреча секретного сотрудника СПО Тевтона с эмиссаром из-за границы, обещавшем деньги и поддержку антисоветской деятельности. На повторную встречу фигурант не явился. А потом ликвидировал посредника и самого Тевтона. После чего дерзкий фигурант скрылся от контролировавшей секретного сотрудника наружки – ушел прямо по крышам. Как и у нас – грубо зачищены все следы. Потом еще пару раз он возникал в поле зрения органов и тоже срывался с крючка. – Сделай себе зарубочку. Ревизор – это одна из самых приоритетных целей, – потребовал Плужников. – Из-под земли достану. – Лучше живым. А если нет – так раздавить этого кровососа! – с чувством произнес заместитель наркома… Глава 8 Антонину я встречал на Тушинском аэродроме. Перед этим позвонил Саше Ломову, сотруднику Ленинградского УНКВД и моему хорошему товарищу, попросил помочь с ее отъездом. Думал, он дотащит чемодан, усадит на Московском вокзале на фирменный поезд «Красная стрела». Но Саша решил действовать с размахом и шиком. Отвез Тоню в аэропорт «Пулково» и погрузил в рейсовый самолет – мол, знай наших! Авиасообщение с Ленинградом запустили еще в 1932 году, но только в 1937-м перелеты стали относительно регулярными. «Аэрофлот» возил почту, а заодно прихватывал пассажиров. В комфортабельный отапливаемый салон самолета «Р-5» с мягкими креслами их помещалось восемь человек. В народе это считалось баловством и непостижимой роскошью. Летали или большие оригиналы с деньгами, или серьезные начальники. Ну и Антонина по случаю. Сия процедура меня нервировала. Да, лететь от Ленинграда всего три с половиной часа. Но техника не могла похвастаться надежностью. Неполадки у «Р-5» случались не так редко. И тогда приземлялись рейсовые самолеты на картофельные поля, а летчики с пассажирами топали пешком в направлении ближайших сельсоветов. Я заблаговременно отправился на Центральный аэродром имени Фрунзе, раньше носивший имя Троцкого. Недавно там воздвигли просторный аэровокзал – такое длинное, обшитое мрамором, замысловатое двухэтажное здание в стиле конструктивизма. Оборудовали бетонную полосу, освещаемую по ночам прожекторами. Обустроили охранный периметр. И открыли международные рейсы. А поблизости ввели в строй станцию метро «Аэропорт». Метро мне сегодня не нужно. За мной теперь закреплена служебная машина «М-1». Она была редкого белого цвета и бросалась в глаза, что не шибко хорошо для оперативной службы. Да и вообще непонятно, как она, такая красивая, оказалась в нашем гараже, где живут сплошь «черные воронки». Но для нынешнего случая подходила как нельзя лучше. Я договорился с комендантом о пропуске на летное поле – так уж повелось, что нам не отказывают. И теперь нервничал, напряженно всматриваясь в небо и ожидая появления там черной точки. Слава богу, погода солнечная, ясная и безветренная – как раз для полета. Правда, холод собачий – минус двадцать. А в машине нет обогрева. Но это детали. Дюралевый серебристый моноплан «Р-5» опоздал на полчаса. Приземлился он удачно и даже красиво. Подрулил со страшным ревом своего единственного мотора к стоянке. Открылась дверца. Второй пилот в форме «Аэрофлота» спустил лесенку и сбежал по ней на бетон. За ним неуклюже, в шубах и пальто, начали выгружаться персоны начальственного вида. Они подозрительно косились в мою сторону – мол, что это за фрукт на машине прикатил прям на летное поле. И, прихватив чемоданы, тащились в сторону здания аэровокзала. Нервное напряжение у меня было нешуточное – это похлеще, чем в засаде ждать. Бодрило и пугало предчувствие важного и судьбоносного жизненного поворота. Даже дыхание сперло. А Антонины все не было. Наконец появился командир воздушного корабля. В руке он держал объемистый потертый кожаный чемодан. Поставил его на землю. Обернулся. Подал руку даме. И та королевой сошла по лесенке на бетон. Эх, какая же она родная, изящная и красивая в приталенном пальто с меховым воротником и пушистой лисьей шапке. – Спасибо, я сама донесу, – с холодной улыбкой сказала она летчику, потянувшись за чемоданом. – Не стоит. Я донесу, – сказал я, приближаясь. Тут она обратила на меня внимание. Подняла глаза. А потом бросилась ко мне, вцепившись, как в спасательный круг. – Ремизов! Ты, змей такой! Это ты! – Я, Тонечка. Я, родная! – Никогда не прощу тебе, что столько ждала! Постояли немного, не в силах оторваться друг от друга. И даже не зная, что произносят в таких случаях. Буря чувств часто не втискивается в узкие границы слов, и это был как раз такой случай. Подкатил грузовичок, из самолета стали выгружать почту в опечатанных холщовых мешках. А мы уселись на заднее сиденье машины, и я приказал водителю: – Костя, давай домой. – Есть! – водитель с интересом кинул взгляд на Антонину в зеркало заднего вида. Она улыбнулась и прижалась ко мне. Машина вырулила на Ленинградский проспект, развернулась около Путевого дворца и влилась в не слишком плотный поток движения. Обогнала похожий на дом на колесах двухэтажный троллейбус – их запустили курсировать по Москве в конце прошлого года. – Прямо американская мелодрама – романтический герой встречает Золушку на белом лимузине, – засмеялась Антонина. – Где ты видела американские мелодрамы? – Да где их увидишь? Больше наслышана. Вот и дом. Я велел водителю ждать. На пороге квартиры Антонина восторженно произнесла: – Отдельная! – К счастью, да, – кивнул я, зная, что отдельная холостяцкая квартира – роскошь даже для ответственных сотрудников НКВД. Она провела уважительно пальцем на тумбочке в прихожей массивному черному эбонитовому телефонному аппарату. Критически осмотрела дощатую расшатанную мебель с алюминиевыми бирками инвентарных номеров «ХОЗУ НКВД». Остановила взор на двухпудовой гире в углу. – Теперь это твой дом, Тоня, – сказал я. – Где же ты был? – с укором произнесла она. – Думала, выйдешь – и сразу ко мне… А тут неделя. Месяц… Я же знала, что тебя отпустили. Думала, уже не вспомнишь обо мне… Почему ты только спохватился? – Боялся. – Меня? – За тебя. Знаешь же, что моя жизнь сплошной шторм. Со мной легко уйти на дно. – А что у тебя есть любящая женщина, которую не пугает опасность уйти с тобой на дно, ты не думал? И что мне больно, ты не думал?! – Думал. Ты не представляешь, сколько я о тебе думал. – И что надумал? – Что я должен прожить свою жизнь по полной. А без тебя это невозможно. Я обнял ее. Затем отстранил от себя. – Ладно. Лирику размазывать и разговоры вести будем потом, – я положил на стол связку ключей. – Разберешься, что к чему. А мне на службу. – Когда будешь? – разочарованно спросила Антонина. – Когда одну сволочь захомутаю… Я энергично сбежал по лестнице вниз. Как не вовремя подоспела реализация агентурной информации. Не хотел расстраивать Антонину, но сегодня она меня точно не увидит. Если все пройдет нормально, то предстоящая ночь – это допросы и рапорта… Глава 9 Это все агентурное дело «Корона» – по той самой монархической организации. В рамках этой разработки мы вышли на Ревизора и позорно провалились. Если мы провалимся и сейчас, у руководства будет полное право задать вопрос – а на черта мы тебя, Ремизов, такого бестолкового, из камеры вытащили и на должность возвели? Фигурантом у нас был работник крупной французской машиностроительной фирмы, с которой у СССР настолько тесные деловые отношения, что та имеет представительство в Москве. Итак, наш объект – Мишель Моро (он же Миша Моравский), русский по происхождению, из семьи послереволюционных эмигрантов. Он вошел в контакт с функционером разрабатываемой нами монархической организации «Святая Держава». Оперативная комбинация была сложная. Но в итоге наш агент должен был передать ему документы стратегического характера, за что получить полновесную сумму в рублях и фунтах стерлингов – самой надежной мировой валюте. Поскольку дипломатического иммунитета у эмигранта не было, номер являлся для него смертельным. При провале его ждал советский суд, хоть и справедливый, но к шпионам строгий. К реализации оперативной информации мы привлекли французское отделение Второго отдела, отвечавшего за контрразведку. Коллеги были счастливы от такого оборота и полны ожиданий. Опять вечная нервотрепка при проведении операции – получится или не получится.