— Думаю, у большинства моих ребят кишка тонка быть твоим «верхним», — говорит он. — Ты производишь впечатление человека, который всех и все держит в кулаке. Беззастенчиво его оглядываю. — Что насчет тебя? Кажется, ты человек, который всех и все держит в кулаке. Он пошловато хохочет, но вроде как задумывается. — Ладно. Почему бы и нет? Мастер Том ведет меня в помещение, которое зовет игровой комнатой. Где-то по пути он успел отхватить кепку — стилизованную кепку копа, только вот она кожаная, и по козырьку тянется цепь. Точно такую же на меня пыталась нацепить стилист в секс-клубе в Лондоне. Я посчитал ее дурацкой. И по-прежнему считаю дурацкой. Мастер Том очень долго разглагольствует о стоп-словах, согласии и прочем дерьме. Я почти не слушаю. Размышляю о Ките и о том, что он сотворил бы с мастером Томом. Парень все бубнит, показывает атрибутику, объясняет, что к чему крепится, и какими методами он работает с кнутами и хлыстами. Он вынуждает меня опробовать ощущения от ударов по моему обтянутому джинсами бедру, проводит меня от одного девайса к другому, словно продавец в магазине, что изображает из себя папочку. Все это Киту не понадобилось бы. Он бы знал, чего хотел — чего бы я хотел — и сразу перешел бы к делу. Его власть молчаливая, но совершенно реальная. В том и есть суть подчеркивающей каждое слово уверенности. «Давай взглянем на твой огромный член. О, и Уилл? Не кончать, пока я не скажу. Уяснил?». Он не успел бы завершить команду, как я уже бахнулся бы на колени и жаждал всего, что ему захотелось бы дать. Поцелуй или избиение розгами — это было бы неважно. От одной только мысли меня пронзает дрожь. «Я принял бы все, что он захотел бы дать», — думается мне. Как бы ни было унизительно, но это правда, а у меня нет привычки заниматься самообманом. Даже после того, как Кит запудрил мне мозги, я бы опустился перед ним на колени. Пыхтел бы рядом с ним, как пес, умолял бы о прикосновении, болезненном или приятном. Стоит лишь подумать о том, как его ладонь касается моего покрытого шрамами живота, во рту пересыхает. Или что его бледные ловкие пальцы обхватывают мой подбородок, и он принуждает меня смотреть в свои янтарные глаза. Холодным тоном отдает приказ, отчего мой член напрягается. Он выдает мне инструкции. Сообщает, в чем он нуждается. Только вот нет — Киту ничего от меня не нужно. И мне надо бы это запомнить. Он заинтересован лишь в том, чтоб я не прибил эту мразь Ползина. На этом отношения не построишь. — Эй. Ты слушаешь? Ты здесь, со мной? — интересуется мастер Том. Он произносит правильные слова твердым, глубоким голосом. Смотрит в глаза. Но я... ему не верю. «Черт». — Может, уже просто начнем? — говорю я. — Давай ты уже меня свяжешь и побьешь? Мастер Том выпрямляется. Приподнимает бровь. — Считаешь, ты здесь главный? «Да, немного», — думаю я, но ответ даю в его пользу. — Нет. Он встает и указывает на пол. — Займи нужную позу. — Он ударяет хлыстом по ладони. — Живее. Вынуждаю себя подчиниться и встаю на колени. Он бродит вокруг меня, дотрагивается кончиком хлыста до моего колена. — Руки сюда. Не заставляй меня повторять. — Ты первый раз об этом говоришь, приятель. Кончиком хлыста он приподнимает мой подбородок. Встречаю его взгляд. Он в бешенстве. — Ты будешь обращаться ко мне «мастер», и то только когда я разрешу тебе говорить. Уяснил? Подавляю вздох. — Да. — Что «да»? — Да, мастер, — с трудом проговариваю я. Боже, звучит скучно. Черт, мне реально скучно. — Ясно. Желаешь все себе усложнить. Отлично. Подъем. Поднимаюсь. — Что? Что я сделал не так? Он меня разглядывает. — Ты знаешь что. Думаешь, я позволю с собой общаться подобным тоном? Насупливаюсь. Конечно, ответ был не в стиле военного лагеря «да, СЭР!», но он о таком и не просил. Он дал размытые указания. Кит всегда выражается ясно. Всегда можно понять, чего Кит хочет. «Расправь немного плечи и подними подбородок. Продемонстрируй себя по-настоящему. И бедра раздвинь еще шире...». От воспоминания член набухает, и я неловко ерзаю. Говорю: — Про тембр голоса ты не уточнял. Парень с интересом глазеет на мою промежность и, по-видимому, приходит к неверному выводу. — Да, мастер, — решительно и четко выдает он. — Вот такой тембр голоса мне нужен. А теперь попробуем заново. — Он щелкает хлыстом об пол — сильно. Я что-то чувствую. Хотелось бы, чтоб это была похоть, но больше похоже на негодование. Знаю, чего он хочет, и изо всех сил стараюсь дать. В конце концов, я сам напросился. Встаю на колени, ладони опускаю на бедра. Он кружит вокруг меня один раз, второй, потом дотрагивается хлыстом до моего подбородка. — Давай послушаем. Втягиваю воздух и мечтаю перейти к той части, где он будет меня бить. — Я не в настроении. Он опять вздергивает бровь. — Так не пойдет. — Он проходит к стеллажу и возвращает хлыст на место. А из выбора розги устраивает целое шоу. Щелкает ею по стене. — Обычно свои игрушки я кому-нибудь передаю, но ты определенно станешь лучшим в классе. Теперь раздевайся, — говорит он. Выполняю. Мне совершенно не стыдно перед ним раздеваться. До фига парней видели меня обнаженным. Но стояка я уже лишился. И мне неприятна мысль, что он увидит меня в расслабленном состоянии. После всей проделанной работы это его оскорбит. Если он и возражает, то не демонстрирует. Подводит меня к кресту святого Иоанна. Позволяю себя пристегнуть. Манжеты толстые и кожаные, пряжки из прочной стали. Наверно, как только меня стягивают ремнями, должно появиться чувство бессилия, но ничего подобного. Я не чувствую, что этот парень имеет надо мной власть, в то время как Кит был способен подчинить меня своей воле, даже когда был обмотан цепями. Мастер Том проводит рукой по моей спине, тормозит на шрамах, потом опускается ниже к старым сквозным ранениям на правом боку. — Мне насрать, кто ты, — шипит он мне на ухо. — Или каким крутым парнем ты можешь быть. Со всей серьезностью ты будешь звать меня «мастер», и мы не остановимся, пока не попросишь. Уяснил? Закрываю глаза и от скуки вспоминаю свое стоп-слово — «айсберг». Но я не сдаюсь: эти ублюдские розги явно сумеют сделать то, чего не может он. Надеюсь, если он причинит мне боль, я смогу хотя бы отдаленно почувствовать то, что чувствую с Китом. Мне необходимо убедиться, что не только благодаря Киту я могу чувствовать себя живым. Довольно сильно — и без предупреждений — он хлещет меня по заднице, и я ворчу. Появляется желание его похвалить, сказать, что справляется он отлично, но заниматься мы должны полностью противоположными вещами. Поэтому жду и надеюсь получить еще. И он продолжает. Он делает мне больно, обжигает мою плоть, спину да и зад тоже. Время от времени задает вопросы, типа в порядке ли я, понимаю ли. Чтоб его убедить, я обязан отвечать «да, мастер». Но мне даже пытаться не нужно. Слова звучат так, будто их проговаривает робот. Боль приятна. Опуститься на колени, как с Китом, желания не возникает, но по-своему тоже недурно. Оно не имеет отношения к парню, что меня хлещет, зато полностью имеет отношение к боли как таковой. Розги могла бы держать какая-нибудь машина, какая, в общем-то, разница. Это всего лишь... наказание. Просто-напросто. Хлыст попадает мне по плечу. Боль растекается подобно тонику. Вновь и вновь. Зажмуриваюсь и вспоминаю звук взрыва, забравшего моих парней, всех одним махом. Я должен был догадаться. Должен был знать, должен был почувствовать, что что-то было не так, но мне пришлось в одиночестве проводить проверку. Герой, готовый принять огонь на себя.