Внезапно меня захлестывает счастье, сладкое и одновременно мучительное. Все дело в обыденности. Он смазывает маслом картофель, а я наблюдаю. Дразню его на эту тему. В первую нашу встречу ни за что бы не подумал, что однажды буду с кем-то, не говоря уж об Уилле, заниматься столь скучными вещами. Домашними и скучными… и неожиданно чудесными. «Уилл». В тот первый вечер меня поразило, насколько целеустремленно и решительно он рвался убить Ползина. Хоть это и означало, что ему самому придется страдать, самому придется погибнуть. Мне казалось, что он ослепленный яростью и необходимостью отмщения бык, как всегда, готов атаковать, пускай его и пронзали стрелы. Воин, которого не удержать от мести за солдат. Всей душой он предан идее уничтожения своего врага, даже если это приведет к его собственной смерти. Мне думалось, есть в этом некая благоговейная чистота. Даже красота. Мало кто осмелится даже не моргнув выйти под град пуль и не будет париться о развязке. Однако теперь меня ужасает, что Уилл столь бездушно и пренебрежительно относится к собственной безопасности. Знаю, он считает себя виноватым в гибели своих солдат. Может, вина укоренилась глубже, чем я осознаю? Не могу перестать об этом размышлять, гадать, заложено ли в его одержимости нечто большее, чем просто жажда мести. Может, даже своего рода желание смерти. Он — отражение сюжета моей картины о Прометее, связан со своей миссией кандалами вины. Снова и снова возрождает свою агонию. Вот в этом как раз нет ничего непорочного и прекрасного. Закрываю глаза и пытаюсь избавиться от мрака. Распахнув их, вижу, что он превратил свой картофель в подобие пирога, полностью и равномерно покрыл его маслом. Осыпает все это градом соли. И начинает есть. «Уилл». Он охренеть как энергичен. Трудно согласовать эту его сторону — земного, чувственного мужчину, что упивается дарами жизни — с тем мужчиной, что мчится на линию огня и не заботится о том, выживет он или нет. Может, суть в том, что он ничего не делает наполовину? Кажется, будто он уверен во всем. И мне нравится его уверенность. Да ради всего святого, даже в том, как он ест ужин, полно целеустремленности. Но в то же время эта уверенность беспокоит. Уилл не относится к типу мужчин, что могут отклониться от своей цели. И вдруг интенсивное наслаждение от наблюдения за Уиллом — за присущим Уиллу поведением — приобретает оттенок боязни и страха. Если он Прометей, кто тогда я? Орел? Взгромоздился на его живот, беру, что хочется, а он страдает? Мысль кошмарная, но как бы мне ни хотелось от нее отмахнуться, ничего не выходит. Этим вечером мы впервые были вместе и не препирались. До настоящего момента я получал удовольствие. Но, сказать по правде, я лишь занимаюсь самообманом, воспринимаю наше совместно проведенное время как праздник, хотя на самом же деле это всего лишь способ убить время. Вскоре настанет пора браться за дело. Наше квипрокво19. Он помогает мне, я помогаю ему. Тоненький голосок в голове задает вопрос: «Поможешь? Реально? И чем же конкретно ты ему поможешь?». Представляю, что он прикован к скале, на его торсе устроился орел, поедает, забирает жизнь. Это я? Я его использую? Пользуюсь его чувством вины? «Нет», — внушаю себе. Он тоже кое-что приобретет. Я помогу ему добраться до Ползина — именно этого он и хочет, именно в этом нуждается. Но, задумавшись, мне становится страшно. Даже тревожно. Тогда-то и приходит осознание: я не хочу помогать Уиллу. «Я хочу его спасти». Господи боже. На протяжении многих лет мне встретилось лишь несколько похожих на Уилла мужчин, они тоже были гонимы чем-то глубоким, глодали себя изнутри. Я видел выражение их глаз, когда пытаешься призвать их к благоразумию. Выражение демонстрирует, что они тебя не слушают и не видят, и даже понятия не имеют, что ты находишься рядом. Они просто продолжают в том же духе. Будь то выпивка, пули, да что угодно, они продолжают наступать на одни и те же грабли, слышат лишь своих демонов. Нельзя спасти мужчину, который не желает, чтоб его спасали. Или считает, что его нельзя спасти. Таращусь на свой наполовину съеденный ужин, сердце наполняется отчаянием, и внезапно ловлю себя на том, что не могу смотреть на Уилла. — Тебе не нравится ужин? — спрашивает он, в голосе звучит нотка недоумения. Откашливаюсь. — Он идеален, — отвечаю я. — Просто я не особо голоден. Отпихиваю наполовину пустую тарелку и смотрю на часы на стене. В Лондоне скоро полночь. Стоит связаться с Арчи. В последний раз мы общались пять дней назад. Обычно я так долго не тяну. Ему наверняка любопытно, куда я запропастился. Уилл выносит посуду из номера. Потом кружит по комнате, вновь проверяет двери и окна, затем усаживается на диван и берет пульт. Включает телевизор и переключает каналы, останавливается всякий раз, когда натыкается на баскетбол или американский футбол. Он по-прежнему осторожен, по-прежнему бдителен. И тем не менее все до чудного нормально. Через некоторое время я вздыхаю и говорю: — Мне нужно позвонить Арчи. Он переводит взгляд на меня. Пару секунд молчит, лицо абсолютно ничего не выражает, а затем произносит: — Уверен? Хмурюсь. — Разумеется, уверен. Мне в любом случае нужно ему позвонить, может, выясню что-то новое. Получу еще одну подсказку. — Какие подсказки он может дать? Должно быть, он уже и так выложил тебе все, что знал. — Вдруг остров Медлин о чем-то ему скажет. Для него это новая информация. Нужна любая фора, которую можно использовать сейчас и на протяжении всего дела — в том числе и после того, как я добуду файл. Как бы ни считал Уилл, я не намерен его бросать до тех пор, пока мы не разберемся с Ползиным. Решено: я найду способ спасти Уилла. Уилл убирает звук телевизора и пригвождает меня серьезным взором. — Ты не рассказывал Рейнольдсу об острове Медлин? Внезапно мне становится неуютно, понятия не имею почему. — Нет. — Почему нет? Не могу его разгадать, и это меня тревожит. — Не знаю. — Даже мне самому кажется, что слова звучат неуверенно. И я тараторю: — Всегда думал, что это неважно. — Может, стоит подождать развития событий? — интересуется Уилл. Говорит он… осторожно. — А потом уж позвонишь Рейнольдсу. Пристально на него гляжу. — Арчи на нашей стороне. Уилл смотрит в ответ, наконец-то выражение лица смягчается, и он произносит: — Вряд ли он на моей стороне. До меня доходит, из-за чего он переживает. И мне становится легче. — Самое главное — Арчи поддерживает поиски файла, над чем мы собственно и работаем, — говорю я. — Все равно я должен был ему набрать. Он наверняка удивляется, куда я пропал. Уилл отводит глаза. Он по-прежнему недоволен. — Послушай… — Ступней пихаю его в бедро, и он бегло на меня взглядывает. — Понимаю, он, должно быть, ввел тебя в ступор. Но он такой и есть. И он меня защищает. Любой, кто придет обо мне расспрашивать, не получит теплого приема. Знаю, он холоден как рыба, но… ну, он — единственный близкий мне человек. Уилл не реагирует, но хмурится, отчего выглядит скорее печальным, чем злым. Не произнеся ни слова, он берет со стола мой телефон и бросает мне. Одной рукой ловлю трубку и ищу номер Арчи, а когда начинают идти гудки, поднимаюсь и бреду в темную спальню. Арчи отвечает, голос низкий и расслабленный. Вероятно, он сидит в кресле возле камина, за плечами уже парочка глинтвейнов, на столе лежат карты, на заднем плане — «Радио Четыре». — Кит. А я все думал, когда же ты позвонишь, — говорит он. — Где ты? Присаживаюсь на постель. — В Штатах… Мы кое в чем преуспели. Произошли неожиданные события. Вот здесь бы Арчи ухватиться за тезисы — за неожиданные события или за тот факт, что я в Штатах — но нет, его больше занимают местоимения. — Мы? В смысле «мы»? Пауза. Потом я выдаю: — Я и Неро. Мы… кое-что придумали. — Что? — Голос Арчи больше не напоминает низкий, ленивый тембр отдыхающего после долгого дня старика. Слышу, как он резко ставит стакан. Поднимается со стула, и на линии раздаются помехи. — Ты свихнулся? — Шаги. Сейчас он мечется вперед-назад, слова звучат скупо и пронзительно. Поясняю: Неро меня выследил, мы согласились вместе работать и искать файл, и он предложил выдать мне имеющуюся у ЦРУ информацию. Безусловно, большую часть подробностей я оставляю при себе, чеканю лаконичные и лишенные эмоций формулировки, как он с детства меня и учил. «Пожалуйста, Кристофер, только факты. Пока не выясним все факты, не делаем никаких выводов». Его злит, что я связался с Неро. Даже когда я объясняю, что из глубин ЦРУшных офисов Неро выкопал зацепку, которую в ином случае мы никогда не получили бы. — Избавься от него, — настаивает Арчи. — Теперь у тебя есть след. Для чего еще он тебе понадобился? Он опасен. Ты понятия не имеешь, чего он хочет на самом деле. Даже не напрягаюсь рассказом о том, что я отлично осведомлен о целях Уилла. Или что он единственный человек, которому впервые за долгие годы я доверился. Вообще не издаю ни звука, и молчание тянется все дольше. — Кит, — в конце концов, зовет Арчи, и слышится вздох. Будто для него я своего рода испытание.