– Надеешься за стенами чего углядеть? – поинтересовался Годислав, выходя следом. – Хотя бы крестик на луковке. Они обычно заброшены высоко. – Нет тут ничего за стенами. Слева Полисть, справа Порусья. По берегам дворы рыбацкие. Но мы сейчас поищем. – Боярин тоже запрыгнул на скакуна. – Чеслав, слышишь? Ты иди пока, а мы вскорости подъедем. – Подожди, – остановил его ведун, свесился с седла, заглянул в дверь: – Скажи, мил человек, святилища распятого бога у вас в городе есть? – Про то не ведаю, – ответил коротышка. – Иноземцы по южной стороне останавливаются. Может, там ему идола поставили? – Запирай, мы скоро, – повторил боярин, пуская коня рысью, и первым выехал за ворота торжища. Олег нагнал его у перекрестка, где Годислав свернул, проскакал вдоль крайнего двора и спустился на лед узкой речушки. Оглянулся на ведуна: – Это и есть великая Порусья. Так звали жену князя Руса, основателя города нашего, первого правителя земель русских. Вон там, немного ниже по течению, она сливается с Полистью. Полистью звали дочь князя. Вверх по реке проедешь – попадешь ко мне на двор. Если дальше вниз скакать, будет Ловать. Она широкая, ни с чем не перепутать. Однако повернул он вверх по течению, двигаясь широким шагом. – Так вверх или вниз? – поскакал следом Середин. – Это я тебе про пути здешние сказываю, дабы не заплутал, коли один останешься. Улицы и тракты все одинаковы, поди разберись. Иной раз и местный запутается. Река же не обманет, завсегда к нужному месту выведет. Так о чем я? А, да. Коли по Ловати вниз с версту пройти, отворот вправо будет. Это Пола, по ней к моей усадьбе путь лежит. Налючи ты ведь теперь узнаешь? Ну, и коли с юга к Новагороду отправишься, тоже знай, как добраться. Коли в усадьбе меня нет, так здесь, стало быть, обитаю. – Странно, – удивился Олег. – Ловать вроде куда как шире этих рек, судоходная наверняка. Отчего город на узких Полисти и Порусье стоит, а не на полноводной Ловати? – Вестимо, здесь первые солеварни стояли, вокруг них столица и выросла, – предположил Годислав. – Не переносить же теперь? Опять же, Ловать хоть и шире, но выхода с нее никуда нет, токмо туда-обратно плавать. Так какой смысл беспокоиться? – Зато Пола на торном пути стоит, – напомнил Середин. – В устье, где она в Ловать впадает, болота везде. Не поселишься. А коли к нам ближе, так соленых источников нет. А что за Руса без соли? Здесь же солеварни округ на день пути везде стоят. Здесь давай повернем. Греки обычно тут селятся, я помню. Как-то посол с Царьграда прибывал, тут его ладья и стояла. Друзья поднялись на пологий берег, вывернули на улицу с глухими бревенчатыми стенами. Из-за позднего времени прохожих не попадалось, спросить было не у кого, за высоким тыном тоже ничего не разглядеть. Может, церковь прямо здесь, рядом? А может, и вовсе такой еще не построили. – Постучать кому в ворота? – предложил Годислав. – Не нужно. Просто проедем до конца улицы. Если храм есть, он должен быть виден. Кому придет в голову прятать святилище от людей? Своей верой люди гордятся. Ею хвастаются. Стоп, а это что? – Середин натянул поводья. – Изба какая-то. – Разве избы ставят посреди площади? Обычно все строятся за тыном. – Ведун повернул на улочку, в конце которой гордо красовался высокий сруб с непривычно крутой и высокой крышей. – Тесовая. Значит, серебра на нее не пожалели. Выехав на площадь, он двинулся вокруг странного строения и сразу улыбнулся, указал другу на конек. Там, на торцевой стене, насколько хватало места, от кровли крыльца и до самого верха красовался яркий мелованный крест. – Греки с деревом обращаться толком не умеют, – спешился Середин. – А здешние плотники, видать, еще не прониклись. – Поздно уже, дружище. Мыслю, заперто все. – Ворота храма должны быть открыты всегда, как и сердце Господа... – Ведун медленно взошел по ступеням. Стоило ему шагнуть внутрь – как грудь сдавило удушьем, глаза резануло болью, сердце сбилось с привычного ритма и стало стучать через такт, кожу будто обожгло. И это было хорошо. Храм не желал пускать внутрь колдуна, отторгал враждебное порождение. А значит – в нем была сила. Именно то, что и искал Олег. Внутри было пусто. Пяток лампад подсвечивали глаза на нескольких иконах, да одинокий священник, встав на колени у алтаря, неторопливо и нараспев читал молитву. – Прости меня, батюшка, ибо я грешен, – через силу произнес Середин. Служитель прервал молитву, степенно поднялся, подошел ближе. Глаза заслезились, ведун с немалым трудом мог разобрать только большой золотой крест на его груди, на месте лица различался лишь неровный овал. – Ты желаешь исповедаться, сын мой? – услышал Олег смиренный низкий голос. – Я не готов, батюшка. У меня стряслась беда, у меня исчез мой нательный крестик. Я бы хотел купить новый, серебряный и освятить его в вашем храме. – Символ веры нельзя купить или продать, – наставительно ответил священник. – Его можно только принять, не расставаясь более ни на миг до смертного одра. – Серебряный? Принять? – Олегу показалось, что он ослышался. – Сила креста не в металле, из коего оный отлит, а в вере, что таится в сердце истинного христианина. Готов ли ты поклясться, что станешь носить данный тебе крест, не снимая и не расставаясь с ним, и завещаешь оставить его при тебе при отходе души в мир иной, плоти же твоей – в сырую землю? – Клянусь, – кивнул ведун. – Животом своим клянусь. – Хорошо. Коли вера твоя столь яра и чиста, ты получишь свой символ веры. Подожди, я должен окропить его святой водой и прочитать молитву для ношения на персях. Священник скрылся в сумраке храма, оставив Олега терпеть боль со стиснутыми зубами. Наконец он вернулся, вложил что-то ведуну в ладонь: – Отныне он должен всегда быть с тобой, сын мой. Крестик на шее, а вера в сердце. Только так ты спасешь свою бессмертную душу. – Благодарю... – облегченно выдохнул чародей. – Коли я не могу платить за символ веры, то дозволь хоть внести пожертвование на нужды храма... Середин, не в силах сквозь слезы разглядеть ладони священника, склонился, положил на пол два заранее приготовленных рубля и стремительно выскочил наружу. С наслаждением вдохнул русский морозный воздух. Боль, удушье отпустили почти сразу, слезы стали быстро высыхать. – Получил что хотел, дружище? – спросил его боярин. Олег поднес к глазам крест, подвешенный на грубую суровую нить, толкнул пальцем. Он оказался действительно серебряным. – Да. Вышло даже проще, чем я думал, – кивнул он и надел крестик на шею, заправил под ворот. – Что ты делаешь? – не понял Годислав. – Выполняю клятву, – ответил ведун, сбегая по ступеням. – Клятвы нужно соблюдать всегда, независимо от того, кому, почему и зачем ты их дал. Теперь я хочу много хмельного меда и широкую мягкую постель. – Тогда скачем. Ты получишь все, и еще столько же! * * * Утром Олег опять остался предоставлен самому себе. Его друг с головой окунулся в торговые хлопоты: получить отчет о прежних доходах, разобрать, какие из находящихся в лавке товаров куплены, какие проданы, какие получены на реализацию и кому в конечном счете принадлежат, учесть количество и стоимость товара на пятнадцати возках и решить, как их реализовать, не сбив цену, – все это требовало времени и сил. Заботы ведуна были куда проще. Он снял с шеи и примотал тонким замшевым ремешком к запястью крест, позавтракал, прогулялся по дому. Рука не ощущала ничего особенного – ровное спокойное тепло, и больше ничего. Возможно, это значило, что на всем подворье не завелось никакой нежити. А может быть, и то, что крест оказался не таким, как нужно. Недостаточно освященным, неправильно отчитанным, просто сделанным с нарушением христианских ритуалов. Это следовало проверить, и Олег знал отличный, простой и надежный способ. До святилища он домчался за считанные минуты, благо священную рощу, в отличие от христианского храма, в городе мог указать каждый. Лошадь оставил у коновязи среди дубов, шагнул в ворота – и запястье тотчас обожгло с такой силой, что ведун едва не вскрикнул. Забыл он, каково это колдуну с освященным крестом разгуливать, совсем забыл! Поклонившись Сварогу и Триглаве, Середин направился вдоль тына и вскоре нашел свою покровительницу. Здесь, в просторном святилище первого города Руси, идол Ледяной богини выглядел ухоженным и опрятным, на гранитном алтаре перед ним стояла плошка с мочеными яблоками – угощение для такого места обидно нищее, но все же угощение. Черты скульптуры тоже были не безликими: у Мары различались женские тонкие губы, длинная коса, высокая грудь. Хотя глаза и нос оказались высечены большущими, словно у Даждьбога. – Приветствую тебя, прекраснейшая из богинь, – тихо прошептал ведун. – Ты красивейшая из женщин, коих я только встречал в этой жизни. Будь ты простой смертной, с какой бы радостью я пригласил тебя посидеть со мной на веселом пиру, с каким отчаянием стремился бы добиться твоей благосклонности. Но ты богиня, и такой пир возможен лишь в моих наивных мечтах. Но все же прими от меня в дар этот кувшин с отличным ставленым медом и жареную половинку цыпленка. Пусть хоть эта часть моей мечты воплотится в жизнь. Он поклонился истукану, осторожно коснулся рукой косы богини, провел немного по ней кончиками пальцев, еще раз поклонился, развернулся, чтобы уйти, и чуть не врезался в здешнего волхва, неотличимого от тысяч других: балахон, вервие на поясе, ленточка с рунами идет через лоб и прихватывает волосы. Разве только этот был поупитаннее многих, да борода седая погуще. Середин приготовился было к привычному спору – но волхв лишь молча отстранился, давая ему дорогу, и даже слегка склонил голову. «Итак, крест действует! – сделал приятный вывод Олег, поднимаясь в седло. – Можно возвращаться на Тверскую дорогу». Этому препятствовал один очень важный пустяк. Отправляясь с другом в стольный град, он не стал нагружаться вещами, прихватив только оружие да овчину для сна в дороге. Все равно в обозе припасов дорожных с избытком хватало на всех. Значит, волей-неволей придется заворачивать в усадьбу Зуровых. – Надеюсь, Годислав не подведет и управится за три дня, как обещал, – вздохнул Олег. – Впрочем, днем раньше, днем позже... При здешних скоростях это ничего не изменит. А в компании веселее. Однако ведуна ждал куда более лихой сюрприз. Утром следующего дня к нему в светелку еще до рассвета влетел боярин и радостно заявил: – Ну, что?! Что я сказывал? – Что?! – полупроснувшись, поинтересовался Олег. – Князь про приезд мой прослышал и ныне же к себе на пир требует! – Требует или приглашает? – уточнил Середин. – Зовет. Собирайся, дружище, на пир едем. – В такую рань?! – охнул Олег. – А князь в курсе? Я бы за такой визит башку срубил, точно тебе говорю! И ведун широко, старательно зевнул. – К обеду кличут, – уточнил Годислав. – Помыться надобно успеть, переодеться в чистое, одежду новую купить. – Зачем? – Так ведь князь Русский! Правитель земель ближних и дальних, и девяти сороков народов! Опыт Середина подсказывал, что с титулами у здешнего правителя имеется некоторый перебор. В дальних краях, где ведун побывал за время своих скитаний, люди хоть и называли себя русскими, а земли Русью, но князя здешнего в число своих властелинов как-то не включали. Хотя, конечно, могло быть и так, что держава тихо рассыпалась еще два-три поколения назад, оставив в память о себе только наименования и титулы. В Киеве, Владимире, Литве, Чернигове, в прочих уделах с радостью забыли бывшего хозяина – но из старого титула эти земли еще не выпали. – Может, я лучше не пойду? – предложил Олег. – Чего я, князей не видел? – Я тебе уже зипун велел достать, штаны атласные и рубаху из шелка, – сообщил Годислав. – Ты не беспокойся, у нас на подворье запас имеется. Бояре Зуровы завсегда достойно выглядеть должны! Поднимайся, баня уже топится.