– К окну тебя посадить, чтобы не скучно было? Хотя какая тут разница, – тут же спохватился ведун. – Стекол же еще нет. А створки открывать рановато. Хоть ледоход и начался, но еще холодно. Чего молчишь? Имей в виду, нам с тобой еще месяц вместе как-то жить придется. Если будешь плохо себя вести, то я, конечно, намучаюсь. Но и тебе несладко будет. Молчишь? Ну, как хочешь, молчи. Середин спустился в трапезную, заказал себе еды, кваса – но есть пошел в светелку, расположившись напротив пленницы: – Вот это гречневая каша с тушеной свининой. Очень, очень вкусно. Это квас, он очень хорошо утоляет жажду. Это расстегай с лососиной. Обожаю пироги с соленой рыбкой, это моя слабость. Хочешь? Ладно, дело твое. Он взялся за трапезу, с наслаждением уминая ароматную кашу и прихлебывая крупными глотками квас. Утолив первый голод, снова поинтересовался: – Так ты есть станешь, или голодовку объявила? – Он протянул руку, выдернул у невольницы кляп. Та громко сглотнула и прошипела: – Пить... Олег налил ей кваса, поднес к губам, дал возможность напиться и снова вернулся к еде. Предупредил: – Мы с тобой из одного мира. Мира чародеев. Попытаешься сказать что-то лишнее или непонятное, сразу вгоню кляп обратно в рот. Понятно объясняю? – Лжешь! Мы разные, разные! – Промочив горло, пигалица снова злобно зашипела: – Я из стаи, а ты проклятый смертный, жалкий человечишка! Ты корм, корм! Вы все корм! – Опа! – удивился Середин. – Откуда столько ненависти к честному люду? – Честный люд?! – опять зашипела ведьма. – Разве честные люди отнесут своего ребенка в лес? Бросят там беззащитного умирать? Даже росомахи и белки, даже птицы и олени – все о своих детях заботятся! И только вы их в лесу бросаете на смерть. На смерть! Вы подлые пиявки! Вас уничтожить нужно! Всех, всех! Ведун посмотрел на ее странный для здешних мест разрез глаз, на непривычно темные волосы и начал догадываться, с чего все пошло. Надо полагать, какая-то из здешних баб, гульнув с заезжим купцом, решила не показывать мужу откровенно не похожего на него ребенка. Вот и вся загадка. – Тебя отнесли в лес... – пригладил он бородку. – Но волки не сожрали тебя, а забрали, приняли в стаю. – Берегиня малинная меня укрыла, – впервые потеплел голос пленницы. – Она и к стае определила, ее послушались. И дедушку лешего, видно, тоже. Стая меня выкормила, волки братьями стали. Берегиня научила, как ветрами и взглядами, деревьями и словами править. Дедушка больше про корни и травы сказывал, про то, как мороки ставить и смертных в чаще кружить. Как подросла, лес мне доверять стали. Они на зиму спать уходят, а я за них правила. Стаю кормила, прочего зверя берегла. – Знаю я, как ты его берегла. Путников волкам скармливала, чтобы сыты были и лосей-оленей не трогали. – Туда вам и дорога! – оскалилась пигалица. – Нечто мясо ваше ценнее кабаньего? – Звать-то тебя как? – Хозяйка леса я! Олег только рассмеялся. В чаще, где жила одна берегиня, один леший и одна человеческая душа, личных имен, естественно, не требовалось. Да и какое имя могли дать человеку волки? – Волки серые, – задумчиво сказал он. – Серый, Сергей... Нет, это имя не девичье. Серая... Сирень – вот что будет звучать благозвучно! Я стану звать тебя Сирень. Сирень, ты хочешь кушать? Голод не тетка – к середине дня ведьма ела кашу как миленькая и квасом запивала. Разумеется, с ложечки – Олег был отнюдь не дурак, чтобы высвобождать выпестованную лесной нежитью и озлобленную на весь род людской чародейку. Кто знает, каким фокусам ее научили существа, тщательно скрывающие свои тайны от простых смертных? Выходя из комнаты, он еще и рот ей затыкал, дабы наговоров в его отсутствие не нашептала. Однако, жалея девчонку, надолго старался не отлучаться. Да и хлопот в Твери было у него совсем немного: святилище местное навестить, Маре поклониться; спросить, кто из местных людей торговых и когда собирается в северную сторону плыть, мимо Русы. Купцы отвечали, что тронутся дня через три-четыре после ледохода – и ждали этого момента с нетерпением. Оказывается, весеннее половодье заливало глубокой водой многие отмели и пороги, так что ладьям удавалось пройти своим ходом мимо некоторых волоков и добраться до самых глухих селений, в другое время года недоступных. – Ты не спеши, мил человек, – убеждал его хозяин постоялого двора. – Задатка не давай. Друг мой давнишний тоже по делам торговым вскорости поплывет. Уговорюсь – вдвое меньше прочих за дорогу с тебя возьмет. Струг у него небольшой, да ходкий. Еще и раньше прочих доберешься. Олег не спорил. Он никак не мог дождаться, когда наконец кончится ледоход – а льдины все плыли и плыли, словно где-то наверху, в истоках, разваливался на пластины гигантский, нескончаемый айсберг. – Дня два еще, да и кончится. Вода, вон, вроде как подниматься начала. Знамо, смоет мусор всякий с берегов, да и очистится. – Мужчина выставил на стол перед постояльцем горшок тушенной с грибами и капустой баранины, крынку кваса и такую же – хмельного меда. – Соседи жалуются, ночью волки к самому тыну подходили, выли, под ворота скреблись. И ниже, в знахарской веси тоже стаю видели. – Я же предупреждал, волков появится много, – кивнул в ответ Середин. – Проклятье давешнее их к тракту приманивало. Они путников и резали. Ныне проклятие снято, вот серые и разбрелись. Скоро уйдут, чего им тут делать? Через тын они курочек разве что унюхать могут, но не сожрать. – Сие я понимаю. Однако же люди пугаются, беспокоятся. Опять же, у тебя тут волчица живет странная, колдун ты, еще кого-то с леса привез, после чего волки и заявились. Ропщут люди, думы нехорошие появляются. Может, прибить ее от греха? – Кого? – Ну, волчицу эту? – Думы, думы... Откель они берутся, любезный? С чего селяне взяли, что я колдун? Хозяин смутился и принялся старательно вытирать стол. – Два дня, говоришь? – переспросил Олег. – Иди, договаривайся с приятелем своим, пусть скорее струг на воду спускает. Уплыву отсель при первой возможности, и не станет у тебя никаких дурных дум. – То не у меня, чародей. Я же вижу, ты человек честный. В постояльцах-то разбираюсь, как мне без этого? – Договаривайся, – повторил Олег, забирая полусогнутой рукой горшок и крынки. – Уплыву – обоим нам спокойнее выйдет. – Может, помочь донести, мил человек? – спохватился мужик. – Не нужно, сам... – отказался Середин. Поднявшись наверх, он пересадил пленницу прямо вместе с табуретом от стенки к столу, вынул кляп, налил в кружку кваса, поднес к ее губам. Пигалица попила, облизнула губы: – Вы делаете вкусную воду, смертные. У нас такая не течет. – Это квас, – повторил Олег. – Люди умеют делать еще очень и очень многое. Количество мяса на их костях – совсем не главная ценность. Он открыл горшочек с тушеным мясом, повел носом и крякнул от предвкушения. Однако содержимое явно оставалось слишком горячим, и он налил себе пока меда. – А этого дашь попробовать? – поинтересовалась пленница. – Это для взрослых, – мотнул головой Олег. – Вот вырастешь – тогда пожалуйста. Коли встретимся, могу и угостить. – Скажи, смертный, почему ты меня не убиваешь? – вдруг спросила ведьма. – Кормишь, поишь, спать в мягкую постель кладешь? – Мы люди, а не звери, – весомо ответил Середин. – Мы не убиваем слабых и беззащитных. – Я вижу у тебя в горшке тонкие ребрышки. Наверное, этот зверь был большим и сильным, и тебе пришлось долго биться, прежде чем ты его одолел? – Ну, это совсем другое, – смутился Олег. – На самом деле люди никогда и никого не убивают без крайней необходимости. Если кто-то на них нападает, они защищаются. Чтобы спастись от голода, они тоже, бывает, охотятся. Но без необходимости, просто ради убийства... – Ты пришел незваным, ты вторгся в наш лес, ты добрался до самых наших домов. А когда тебя отпустили с миром – убил молодую волчицу на краю стаи. Разве это честный поступок, смертный? Я видела твои следы, чуяла твой запах. Он рассказал нам все! – А вот и неправда! – встрепенулся Середин, поднял табурет, отнес к окну, не без труда выбил присохшие за зиму запоры, толкнул створки и указал в сторону забора: – Вон, видишь? Цела твоя волчица, жива и здорова. Подстриг я ее только немного. Для заговора шерсть потребовалась. Девочка наклонилась всем телом вперед, едва не упав вместе с табуреткой, и вдруг жалобно, протяжно завыла. Волчица, бегавшая на привязи туда-сюда вдоль тына, замерла, вскинула голову, встретилась взглядом с пигалицей и тоже завыла. – Проклятье! – Олег оттащил пленницу от окна, торопливо загнал кляп ей в рот. Захлопнул окно. Но было поздно: волчица внизу раз за разом возобновляла свой заунывный вой. Ведун зло сплюнул, но винить в случившемся стоило только себя. Ведь знал, что колдунья должна быть связанной и с заткнутым ртом! Так нет, расслабился, оправдаться решил, правду доказать. Вот и доказал, правдоборец... Волчица наконец замолкла. Середин облегченно перевел дух, осушил две кружки меда подряд и взялся за еду. Охота угощать пленницу у него начисто пропала. Но та не выглядела обиженной. Она закрыла глаза и откинулась затылком на стену, к которой ее придвинули. Между тем стриженая волчица никак не успокаивалась. Где-то через полчаса она опять завыла. Олег решил не рисковать, пойти и оглушить ее, дабы не раздражала – но пока собирался, зверюга затихла сама. Чтобы через некоторое время истошно взвыть снова. – Если она попытается выть ночью, – подойдя к пленнице, предупредил Середин, – я ее убью. А не я – так другие постояльцы. Или соседи. Люди существа добрые – но всему есть мера. Пленница никак не отреагировала, словно впала в забытье. Олег отступил, допил мед, доел тушеную баранину. Оглянулся на девочку: – Слышишь, зараза зловредная? Тебе квасу дать? – Ведьма приоткрыла левый глаз. – Так будешь или нет? А то сам допью. Пигалица кивнула. – Только без шуток! – предупредил Середин, вынул у нее кляп, поднес кружку. Девочка осушила ее и улыбнулась: – Мне будет не хватать этой шипучей воды. – Кваса, – в который раз поправил ведун. – Сирень, я серьезно предупреждаю. Мне волчицу твою жалко, она и так натерпелась. Станет выть ночью – до утра не доживет. – Она не будет, – пообещала малышка. – А ты добрый. Хотя и смертный. Я не стану убивать тебя, коли ты придешь в лес. – Спасибо, – улыбнулся Середин. – Ты храбрая девочка. Я рад, что не пришлось тебя... – Олег не стал заканчивать фразы и очень надеялся, что пленница не поняла, о чем он говорил. – Не бойся, жить станешь в княжеских палатах, там угощения куда знатнее здешних. Если, конечно, глупостей не натворишь. Тогда и без пут обойдешься, и без кляпа. А пока извини, мне нужно отнести посуду. Ведун старательно заткнул ей рот, собрал крынки и горшки, отправился вниз, в трапезную и уже на ступеньках услышал жалобный скулеж и громкие гневные крики снаружи, во дворе. Оставив грязную керамику на столе, Середин вышел на крыльцо – и сразу увидел волчицу, буквально размазанную по тыну, измочаленную в кровавое месиво. Двор почти наполовину заполняли крестьяне и разъяренные бабы, наседающие на хозяина двора. – Двух коров! Коров-кормилиц! Всю отару! Пса мово порвали! Пастушок, Венька мой сгинул! Корова! Лошади табуном сорвались... – разобрать хоть что-либо в оглушительной разноголосице было решительно невозможно – но кто совершил убийство, определялось легко. По окровавленным оглоблям, зажатым в руках нескольких мужиков. – Это не он!!! – так же громко и непонятно орал хозяин. – Что здесь творится?! – Олег сбежал с крыльца во двор, кинул взгляд наверх. Но девочка, к счастью, случившегося увидеть не могла. Ни со своего места, ни через промасленную тряпицу. – Колдун!!! – взвыла толпа. – Волчий выродок! Кащеева душа! Это он навел, он! – Неправда! – кричал хозяин, рукой пытаясь отодвинуть Середина назад. – Да что происходит, в конце концов?! – взъярился ведун, увидел, как что-то мелькнуло слева, пригнулся. Оглобля мелькнула над головой, и почти сразу всю спину пронзила боль. Потом плечо, потом голову... Очнулся он, когда его уже волокли к соседнему овину. Невольно застонал от боли во всем теле. – Что...